Ramiz Aslanov - Лот Праведный. Исход
И заговорила правительница тихим голосом, который уносился высоко под своды Храма и возвращался эхом многоголосым. Прочла она короткую молитву на языке непонятном Лоту, а после обратилась к Фарре с приветствием и спросила, кто он будет, откуда пришел и что ему надобно в Харране. И стал рассказывать Фарра о себе: какого он роду-племени, и где жил прежде, и о том, что хочет он поселиться в Харране, и запросил под конец речи на то согласия правительницы. Но не все сказал Фарра – утаил он от правительницы о стычке своей с царями Халдейскими. А Лот смотрел во все глаза на жрицу, и казалась она ему в ее одеждах прекрасных и с разрисованным красками лицом настоящей богиней. Впервые за свою жизнь был Лот в большом городе, впервые принял участие в храмовом жертвоприношении – и был он ослеплен увиденным и пребывал в состоянии очарованном.
– Не ври, старик! – сказала жрица, когда Фарра закончил. – Знаю я о тебе все! Ведь ты мне сродственник. Не твой ли сын Аран был мужем моей племянницы? И не за твоими ли сыновьями ее дочери? И знаю я о позоре, который ты учинил царям Халдейским – сыновьями брата моего! И чего ты ждешь теперь от меня, придя в мой город?
И упал Фарра на колени перед правительницей, и Нахор вместе с ним. А Лот, ничего не понимая, остался стоять как завороженный. И стал Фарра молить милости у Нин-Гал, восхваляя мудрость ее божественную и взывая к справедливости. Пытался он рассказать о стычке с царями так, чтобы обелить себя. Но правительница прервала его:
– А это кто? – спросила она, вытянув палец в перстнях золотых в сторону Лота. – Кто тебе этот мальчик?
– Это внук мой Лот, – ответил Фарра в страхе, дергая Лота за руку, чтобы он опустился на колени.
Но Лот продолжал стоять, ничего не видя и не слыша, кроме жрицы, словно одурманенный.
– Сын рабыни? – усмехнулась жрица тонко. – Сколько лет тебе, юноша?
– Еще только четырнадцать, – ответил Фарра за внука онемевшего.
– Красив твой внук, – сказала жрица после недолгого молчания. – Красив как бог!.. Ладно, иди старик. Можешь жить в городе моем. Пришлю я к тебе человека, чтобы обговорил с тобой условия.
И встала жрица. И оказалась она женщиной высокой и стройной как кипарис. Облегали тонкие одеяния ее так, что тело ее, казалось, просвечивало сквозь кружевные ткани светом мерцающим. И поднял поспешно Нахор отца с колен. Стали они кланяться и пятиться к дверям. А Лот стоял и смотрел на жрицу, в чьих тонких губах, ярко накрашенных, застыла улыбка жаждущая, пока не вернулся за Лотом Нахор и не потащил за собой.
И так остались они все жить в Харране.
II. Лот и Табил
И взял Фарра Аврама, сына своего, и Лота, сына Аранова, внука своего, и Сару, невестку свою, жену Аврама, сына своего, и вышел с ними из Ура Халдейского, чтобы идти в землю Ханаанскую; но, дойдя до Харрана, они остановились там.
Бытие,11:31
1
Скучно в лавке. Лот сидит на циновке, перекатывая в руках каменные шарики, и смотрит на улицу сквозь полупрозрачный полог – в городе полно мух.
В это время дня, когда солнце словно останавливается передохнуть на самой вершине неба, город тоже вяло отдыхает после сытной полуденной трапезы. Большинство горожан спит в домах на циновках, расстеленных на глиняных полах – так прохладнее. Некоторые сидят в тени больших деревьев у колодцев, неподалеку от своих лавок и мастерских. Редко кто пройдет по улице, стараясь держаться узкой полоски тени. Тихо в городе. Только в дальнем конце квартала упорно постукивает молоточком по латунному блюду настырный подмастерье: тук-тук, тук-тук-тук.
Дядя Нахор ушел на задний двор считать товар, оставив лавку на Лота. Можно было бы и вовсе закрыться, как это делают многие. Но дядя жадный – вдруг зайдет случайный покупатель? Богатство любит терпеливых – учит дядя Нахор.
Вот прошел мужчина с ослом – водовоз. Два больших глиняных кувшина в плетенных тростниковых корзинах покачиваются на костлявых боках животного. Ручки корзин связаны веревками, а под веревками кожаная подушка набитая соломой, чтобы не так терло ослу спину. Этот мужчина возит воду из источника Бин-Сун, что в часе ходьбы от Харрана. За день водовоз проходит по улице много раз – сколько успеет от рассвета до заката. Воду он сливает в большой чан, зарытый в землю позади его дома. Над чаном навес, чтобы вода не грелась. И два его сына черпают воду из чана и разливают в медные кувшины с длинными носиками, с которыми потом ходят по городу и предлагают всем, кто готов платить за воду. Находятся такие, хотя колодцев в Харране и предостаточно: вода из источника Бин-Сун кажется людям особенно сладкой, а некоторые считают ее целебной.
Вот прошел какой-то оборванный мальчишка с курицей, зажатой подмышкой. Он спешит и оглядывается назад. Наверное, своровал птицу у заспавшихся хозяев.
А вот, наконец, и они – Аййа и Табил. Что-то они сегодня припозднились.
Девочки остановились перед дверью лавки и перешептываются, посмеиваясь. Они не
видят его со света, но знают, что он здесь, за пологом. И вот Аййа оглядывается вверх и вниз по улице – не идет ли кто? – и скидывает накидку на руки сестре.
На Аййе ярко-пунцовая юбка до колен, сидящая низко на узких бедрах. Если бы не золотистый ремешок, юбка бы свободно соскользнула к ее ногам. Верхняя часть ее тонкого смуглого тела ничем не прикрыта кроме голубой ленты стягивающей крошечные груди. Аййа соблазнительно улыбается Лоту, подражая взрослым женщинам, но в ее улыбке все же больше детского озорства – ей всего двенадцать лет. Вот она встает на пальчики ног и вскидывает над собой худые руки, скрещивая кисти. Она танцует под ритмичные удары несуществующего бубна. Кружится на одной ноге, притоптывая другой. Резко наклоняется вперед и откидывается, широко расставив ноги. Качает бедрами, похлопывая по ним. Ласкает свое тело, изгибаясь змейкой.
Лот смотрит на нее сквозь тонкую кисею полога и теребит амулет на запястье. Еще один амулет у него на лодыжке. И еще один висит на шее. Это Милка заставляет его носить амулеты – чтоб не сглазили красоту бесстыжие девичьи взгляды. В груди у Лота горит пунцовый пожар. Ладони вспотели. Он едва сдерживается, чтобы не сунуть руку под рубашку – где твердо и горячо.
Всякий раз Аййа танцует новый танец. Она учится танцам в Храме Иштар, и каждый день, слегка перекусив в родительском доме, возвращается в это время в сопровождении старшей сестры на занятия. Через год, если она вдруг не подурнеет, Храм купит ее.
Но Табил красивее Аййи – так кажется Лоту. У нее светлее кожа и нежнее черты лица. Она уже почти женщина – даже длинная накидка не может скрыть соблазнительных изгибов ее тела. Если бы она не была хромоножкой, ее бы тоже продали в Храм. А теперь ей ищут мужа. А если не найдут, быть ей наложницей какого-нибудь старика.
Аййа высоко подпрыгивает, подхватив в полете края юбки – и на миг Лот видит все! Танец закончен. Девочки смеются – Аййа громко, не сдерживая возбуждения от исполненного танца и дерзкой шутки, а Табил застенчиво, в кулачек. И вот Табил, слегка приволакивая ногу, подходит к самой двери. Нагибается и берет с порога плошку со сладостями. Когда она поднимает медленно голову, их взгляды встречаются. Между ними только два метра разгоряченного воздуха, которым они жадно дышат, и полупрозрачный полог. Видит ли она его также отчетливо, как он ее? Может быть, и нет. Но она его чувствует. На верхней губе ее, покрытой нежным пушком, светятся алмазной пылью капельки пота. Накидка чуть распахнулась при наклоне – и Лот угадывает в темноте треугольного провала рубашки трепещущую округлую плоть. Вот Табил разогнулась, чтобы опрокинуть в широкий карман сушеные финики, чищеный миндаль и черные пластинки из сока вареной смоквы. Вот она ставит плошку на место – и взгляды их опять сливаются на мгновенье. Они прощаются. Если бы Лот сказал только слово!..
Но Лот молчит.
– Лот! – кричит Аййа звонко, когда подходит сестра. – В следующий раз положи больше сладостей, если хочешь увидеть больше! А если ты выйдешь и поговоришь с нами, я для тебя три дня буду танцевать бесплатно! Не бойся, красавчик, мы тебя не сглазим!
Девочки смеются и, обнявшись, быстро уходят. Лот встает, подходит к двери и, отодвинув полог, смотрит вслед. Табил оборачивается, замедляя шаг, но беззаботная Аййа тащит сестру за собой. Теперь они будут ждать завтрашней встречи.
2
Фарра лежит на перине. От него пахнет смертью. Он и сам чувствует этот прелый земляной запах, что идет от его липкого дряхлого тела. Свыкся он с этим запахом. Свыкся Фарра и с мыслью о скорой смерти. Скорее бы. Умирать не страшно. Страшно умирать брошенным и забытым. Страшно умирать, оставляя близких людей в неустроенности. А у него, слава Богу, все хорошо.
