Олег Булыгин - Слабые мира сего
— Согласен, но те, кто хотят, все равно выучатся, а остальные меня не интересуют. Люди желают получить все, ничего не делая? Отлично, мы дадим им эти иллюзии!
Жрец встал и прошелся по кабинету.
— Ну а если узнают они, что Бог Един, что с того? Опять начнут молить его о посевах, дожде, золоте. А мы создадим новые религии. Только вот энергию оставим у себя! Они все равно не понимают, что являются детьми Самого…
— Зачем?
— Что «зачем»?
— Зачем тебе столько энергии жизни? К тому же пророчество.
— Плевать я хотел на пророчество! Воля человека — вот самое сильное пророчество! Моя воля!
Хатшепсут грустно и задумчиво посмотрела на Небмаатру:
— В какой момент ты стал таким? Нет. В какой момент мы все стали такими? И зачем нам это?
— Зачем?
Жрец подошел к креслу и, придвинув его ближе к гостье, сел на подлокотник.
— А зачем тебе нужно было становиться жрицей? И почему мы просто не могли быть вместе?
— Я думала…
— Нет, ты не думала, ты делала выбор! И выбор был в пользу твоей гордости. И силы.
— И теперь ты решил доказать мне, что ты все-таки сильнее?
— Нет, дорогая, я уже доказал все, что хотел, в этой жизни. Теперь я просто создам тот мир, который хочу, и ты мне в этом поможешь!
— А если нет?
— Ты проклянешь день, когда решишь мне помешать, — улыбнулся жрец, — и ты это знаешь. Кстати, ты сказала Хэпри, кто она и кто ее родители?
— Нет, — спокойно и с улыбкой ответила жрица. — И не советую влезать не в свое дело, иначе…
— Что ты, я не собираюсь влезать в ваши семейные истории. Тем более ее отец давно умер. Хороший был фараон, но слабый.
— Он просто был молод и не успел…
— Что? Перебить всех врагов, включая меня? Я же говорю, слабый был. Хотя, если честно, мне он был симпатичен. По крайней мере, симпатичнее нынешнего.
— И то правда. Этот уж совсем дурень. Носится с какими-то игрушками.
— Усыновляет кого попало, того гляди начнет с иудейскими племенами дружбу водить. Ну что, как тебе моя идея?
— Отвратительно, но раз ты вбил это себе в голову… А куда денется девятая часть кристалла?
— Спрячем в вечности, — улыбнулся Небмаатра.
— Не смеши! Ее будут искать все, кому не лень, и в итоге кто-нибудь да найдет.
— Ты не поняла, я перекачаю ее энергию себе в перстень, а потом, после активации, разобью.
— Ты действительно с ума сошел! Это же…
— Да. Восстановлению не подлежит.
— А как же планета?
— Да хватит тебе с этой планетой носиться! Можно подумать, ты сама с этой планеты!
— Это очень большой риск! К тому же люди действительно могут вспомнить, кто они.
— Да что ты?! — расхохотался жрец. — Через пятьдесят лет после потопа они не могли вспомнить, существовала ли Атлантида! А через сто убедили себя, что это миф! Пройдет лет триста, и практически все, что мы сейчас называем знаниями, люди будут считать либо мистикой, либо выдумками!
— Ну да, правда, иногда рождаются те, кто все помнит или почти все.
— Ключевое слово «почти». Ладно, не морочь мне голову этими соплями.
— И все-таки это очень рискованно, я не уверена, что планета…
— Успокойся ты с планетой. Я не собираюсь разрывать Землю, я не самоубийца. Хватит и Фэта с Марсом. Навзрывались.
— Да уж.
— К тому же мы вполне можем держать всю энергию Земли и в девяти частях.
— Какую часть ты решил уничтожить?
— Центральную.
— Чашу? Ты хоть понимаешь?
— Понимаю. Но ты прекрасно знаешь, что это возможно, и у девяти жрецов вполне хватит для этого сил.
— Знаю. И все равно, ты безумен.
— Хорошо, уговорила, — рассмеялся Небмаатра, — я безумен. Тебе легче?
— Ненамного. Когда приедут остальные?
— Вечером. Кстати, не желаешь отужинать? У нас на сегодня потрясающее меню в честь твоего приезда!
Хатшепсут вздохнула и посмотрела на Небмаатру:
— Не уверена, что мне пойдет впрок твой ужин.
— Пойдет, дорогая, и еще как! А вообще, с какой стати ты так расстроена? С тобой все в порядке, дочь при тебе, совсем скоро ты станешь одной из хранительниц Кристалла Силы!
— А остальные из Совета?
— Кто не вошел? Дурачок фараон и два жреца?
— У них есть сила.
— Ай, брось! Во-первых, фараоны, как показывает практика, долго не живут, а во-вторых, с жрецами всегда можно договориться. При этом один из них стар.
— Да, но другой — жрец Анубиса, и ты его хорошо знаешь.
— Да-а, он, конечно, силен и упрям. Но он один, а у меня даже среди касты воинов есть соратники.
— Я гляжу, ты серьезно подготовился. С остальными семью ты уже говорил?
— Конечно.
— И что?
— Ты же знаешь, есть только один человек, которого по-настоящему опасается весь Египет, — рассмеялся Небмаатра. — И пока он, точнее, она не скажет своего веского слова, даже крокодилы в Нил не спустятся.
— Ладно тебе! — улыбнулась жрица. — Можно подумать, я такая страшная.
— Нет! Ты прекрасна! Но очень опасна! Я думаю, в следующей жизни ты…
— В следующей жизни я уйду в горы и буду отрабатывать промахи этого воплощения! Хорошо, пойдем, Владыка всех энергий. Угости нас своими хвалеными кулинарными изысками! А после ужина расскажешь подробности своего волшебного плана. И пусть за столом мне прислуживает Ана.
— Боишься, отравлю? — рассмеялся жрец.
— Боюсь пустых разговоров. Не так страшен яд, как человеческая глупость.
* * *Барака подошел к воротам школы Анубиса и опустился на землю. Мешок с продуктами, который собрала ему в дорогу Хэпри, порядком натер ему плечи. Скинув ношу, молодой человек помассировал затекшие места и, достав из мешка медную бутыль, сделал из нее глоток. Прохладная жидкость приятно проскочила в желудок, послушник довольно улыбнулся. Размяв уставшие ноги, он медленно поднялся, перевесил котомку на другое плечо и подхватил клетку с птицей. Сделав еще один глоток из бутыли, Барака осмотрел ее:
— Надо же, и правда, вода до сих пор холодная.
Сунув флягу под мышку, он поднял молоток и постучал в ворота. Через минуту открылось окошко, в котором появилась недовольная физиономия послушника.
— Тебе чего?
— Не «тебе», а «вам»! У меня письмо, для Владыки, открывай, бестолочь!
Лицо открывшего послушника приобрело испуганное выражение, и он, быстро затараторив, кинулся открывать калитку.
— Я… это, простите, уже открываю… Простите… Только не говорите смотрителю…
— Ладно, успокойся, — хлопнул его по плечу добродушный Барака. — Хотя мог бы и большие ворота открыть, а не эту плохонькую дверку.
— Простите еще раз.
— Анубис тебя простит!
Барака вошел во двор и огляделся. Потом, посмотрев сверху вниз на перепуганного послушника, повелительным тоном спросил:
— Ну и где я могу видеть вашего хранителя?
— Так вам хранителя? — сжался послушник.
— Да, конечно. Чтобы он представил меня вашему Владыке.
— Пойдемте, я вас провожу. Если желаете, могу взять ваши вещи и клетку с птицей.
— Тьфу ты! Забыл совсем!
Барака открыл клетку и выпустил маленькую серую птицу.
— Давай, лети, как положено!
Птица взлетела вверх и, неожиданно сложив крылья, камнем кинулась вниз и вонзилась клювом в стоявшее перед храмом дерево. Ошалевший от такой картины, молодой послушник окончательно лишился воли, понял, что перед ним Великий Мастер, и склонился до земли. Барака проводил удивленным взглядом странную птицу, еще раз взглянув на склонившегося перед ним послушника, водрузил ему на спину свой мешок и повелительным тоном скомандовал:
— Вперед, к хранителю!
Послушник подхватил вещи странного гостя и мелкой рысью побежал в сторону храма.
— Не суетись, мой юный друг, — благожелательно кинул вслед ему Барака, — впереди вечность!
— А как вас представить хранителю?
— Просто наисветлейший Барака.
Пройдя по роскошной мраморной галерее, послушник остановился у дверей и с поклоном произнес:
— Ожидайте, я доложу о вас.
Барака поправил накидку и принял подобающее случаю выражение лица. Через минуту двери открылись, и посланник вошел в залу. Красиво поклонившись, Барака выпрямился и замер. Прямо перед ним стоял тот, кого молодой человек хотел видеть меньше всего. Тот самый жрец!
Еще в самом начале, когда Барака с Озасом только поступили в школу Осириса, им довелось участвовать в большом приеме по поводу праздника равноденствия. Каждый год весной весь Египет становился равным. Все надевали похожие черно-белые одежды, и отличить Владыку от слуги становилось очень сложно. Конечно, это была игра, и в основном все прекрасно знали, кто есть кто, но случались и смешные казусы. Именно такой произошел с молодым послушником Баракой, хотя сам он не видел в нем ничего забавного. Дело в том, что каждый год разные школы становились хозяевами торжества. В тот год касту жрецов принимала у себя школа Осириса. Расторопный и сообразительный Барака быстро смекнул, что в этой суете самое лучшее место на кухне, и, прихватив своего друга, стал создавать активную видимость работы, под шумок же друзья успевали выпить праздничного пива и хорошенько перекусить. Естественно, такое не могло пройти мимо глаз завистников, и кто-то навел, как говорил Барака, на них Костыля. Монту поймал обоих друзей, устроил им взбучку и отправил в разные концы школы, предварительно нагрузив яствами для стола. По случайности ли хранитель не заметил, что послушники подвыпили, только Бараке достался огромный поднос с горячими сладкими соусами. Одновременно другой послушник в срочном порядке вытирал мокрой тряпкой пол перед лестницей по причине разлитого кем-то пива. Барака, пробегая мимо, не заметил происходящего, поскользнулся и вылетел на лестницу. Естественно, поднос выскочил у него из рук и полетел прямо в сторону стоящего на нижней ступеньке жреца. Барака в полете успел крикнуть: «Берегись!», но было поздно, поскольку горячие сладкие соусы лавой обрушились на того, без сомнения, обжегши его. Жрец истошно завопил, в следующий миг ему в живот влетел подвыпивший Барака. Поднявшись, послушник тут же принялся кричать, что тот сейчас вообще не должен находиться здесь. Ошалевший от ожогов и крика жрец на секунду замер, но тут же пришел в себя и отвесил Бараке такую оплеуху, от которой послушник пересчитал все ступени на лестнице и плюхнулся во дворе храма. В общем, история завершилась распухшим ухом, тремя неделями карцера с полным отлучением от кухни до конца года.
