Алексей Головлев - Воин Бездны
Вскоре цоканье стало громче и отчётливей, к нему примешались звуки возни и еле слышное шуршание.
Да это же крысы! А он уже вообразил…
Эрван едва не расхохотался от облегчения: схватка в темноте со стаей оголодавших грызунов казалась сущим пустяком по сравнению с неведомой и страшной опасностью.
Крысы тем временем добрались до еды: из угла донёсся довольный писк, тихий скрежет глины о камень – наверно, зверьки в азарте двигали миску.
Трапеза не затянулась: через полминуты Эрван услышал тихое сопение совсем рядом. В локоть ткнулся любопытный нос, кожу защекотали жёсткие усы – похоже, грызуны были не прочь получить добавку.
Эрван не двигался: собрав остатки воли, он сдерживал дрожь.
«Они уже сытые… сытые… понял?! Если не разозлить, всё обойдётся! Терпи… терпи…»
Одна крыса забралась на грудь, пододвинулась вплотную к лицу – Эрван почувствовал её тёплое дыхание. Другая с тихим сопением исследовала штанину – острые маленькие зубы пронзили ткань, вцепились в ногу.
Эрван вздрогнул.
Крысы метнулись во мрак. Миг – и топоток крохотных лап затих. Словно и не было.
Перед глазами Эрвана поплыли радужные пятна. Он схватился за грудь и вдохнул: глубоко, с надрывным всхлипом. Только сейчас он понял, что всё это время не дышал.
Страх отпустил. На смену ему пришли слабость и опустошённость. Не хотелось ничего – даже есть.
Он вытянулся на неудобном ложе, устремив взгляд в невидимый потолок, и погрузился в странное, полуобморочное состояние – не то сон, не то явь…
«Что, парень, доигрался?!»
Мысль была вялая и неспешная: Эрван представил, как она тяжело ворочается подо лбом.
Усмехнулся: ни сожаления, ни тем более раскаяния он не чувствовал – как сложилось, так сложилось.
Он перебирал в памяти события, приведшие его сюда: вот он даёт пощёчину зарвавшемуся наглецу; вот он принимает вызов, договаривается о времени и месте встречи… Ошибся ли он тогда? Эрван прислушался к себе: совесть молчала.
Значит, нет.
Виноват ли он в том, что не послушал Хлыста?
Совесть проснулась, Эрван ощутил лёгкий укол: значит, да.
Эрван вздохнул.
Хлыста он подвёл, это точно. Даже представить нельзя, какие сейчас у того неприятности: на вверенном ему курсе один кадет едва не прикончил другого. И когда – за несколько дней до выпуска!
Из наставников попрут, это точно. А может, и чего похуже… Он вспомнил лицо Хлыста там, на месте поединка, и поёжился: совесть разгулялась вовсю.
«На допросе возьму всё на себя и дело с концом! Может, хоть наставника не тронут. Кто им кадетов учить будет?»
Совесть мало-помалу успокоилась: на смену ей пришло чувство голода.
«Если протяну до допроса… – угрюмо подумал Эрван. – С голодухи не сдохну – крысы сожрут. Выбирай, парень!»
Эрван сонно ухмыльнулся.
Немудрено, что заключённые сами на допрос бегут. Посидишь тут с недельку – в чём угодно признаешься!
«Только не я».
Мысль была ясная и твёрдая. Словно и не ему принадлежала, а кому-то другому: более взрослому, мужественному и сильному.
Да!
Лёжа в тишине и мраке, попеременно терзаемый голодом и совестью, Эрван понял о себе простую вещь. Понял – и рассмеялся с тихим торжеством. Прошептал в темноту.
«Убить меня можно. Сломать – нет.
Поняли, вы?! Так-то!»
Прошлое закончилось, и это его не волновало. Будущее выглядело мрачно, но и это уже не имело значения.
Он спал глубоко и крепко – как тысячи его сверстников по всей Арморике.
И безмятежно улыбался во сне.
* * *– Номер сто тридцать шесть – на выход!
После четырёх дней полной тишины голос показался Эрвану похожим на горный обвал. Сощурив глаза от пламени факелов и зажав уши руками, он замер.
Что от него хотят?
Смысл приказа не доходил до него – слишком привычным стало оцепенение души и тела.
Мозолистые руки схватили запястья Эрвана, ловко и споро накинули верёвку. Миг – и на глазах затянулась повязка: чуткий нос Эрвана уловил запах старой пыли.
Толчок под ребро.
– Оглох? Двигай!!!
Справа и слева – тяжёлые шаги, на локтях – чужие пальцы.
Куда его ведут?
Вопрос застыл на языке: нет уж! Пусть делают что хотят – ни звука от него не дождутся. И так он всё скоро узнает… Может, лучше и не знать?
Эрван горько улыбнулся: слава богу, хоть страх в глазах они не увидят – повязка укроет.
А кстати… Она-то – зачем?
Эрвану доводилось слышать, что такие штуки надевают приговорённым перед казнью – говорят, палачи очень не любят смотреть жертвам в глаза…
Но ведь приговора не было! Даже на допрос не таскали. Не могут же они казнить просто так – без суда?
«Могут, – сообразил он с отчаянием. – Если идёт война».
Но ведь… Когда его сюда упекли – всё было тихо! Да, все предполагали, что северяне навалятся вот-вот: и отпуска летней эскадре отменили, и курс их отправляют недоучками – на усиление флота…
И сквозь ограду академии просачивались слухи один другого нелепей: то на перевалах уже идут бои, то фаэри вот-вот с юга придут и уничтожат остатки вольностей людских… А всё-таки верить не хотелось: особенно теперь.
Похоже, лестница винтовая, неудобная… А его тянут вверх по ступенькам, пыхтят, несут почти – хотят целым доставить! Ну и ладно, ну и хорошо.
Опять под ногами ровно: поворот направо, ещё раз направо, потом налево…
– Стоять!
Лязг запоров, скрип дверей… и громкие крики чаек. И тёплый ветер в лицо.
Эрван замер, прислушиваясь: рокот волн доносился с запада, футов с пятисот.
Значит, всё-таки подземелья форта: в ночь поединка он даже не успел сообразить, куда его упрятали, – слишком быстро всё произошло…
– Двигай!
Под ногами тепло и мокро: наверно, дождь кончился совсем недавно.
Эрван глубоко вдохнул, надеясь уловить запахи умытой зелени.
А что? Дышать-то ведь – можно?
Скрип плохо смазанной телеги, неторопливый перестук копыт… В ноздри ударил запах конского навоза.
Через секунду Эрван почувствовал, как его поднимают в воздух и швыряют, словно куль с мукой. Он сжался в предчувствии удара… умелые руки подхватили его и усадили на что-то твёрдое.
Эрван осторожно заёрзал, ожидая повелительного окрика… нет, пока тихо. Связанными за спиной руками рискнул потрогать сиденье – пальцы нащупали едва оструганное дерево.
«Как на солдатском гробу… – мелькнула паническая мысль. – Неужели всё-таки – эшафот?»
Он снова порадовался, что глаза закрывала повязка. Кто бы и куда бы его ни вёз – слёз он не увидит!
Лошади взяли с места: без хлопанья вожжей и понуканий кучера.
Эрван ударился затылком о что-то твёрдое. Чуть слышно зашипел – звук растворился в скрипе колес. Вскоре повозка замерла – краем уха Эрван уловил, как неподалёку вполголоса переговаривались.
«Наверно, это охрана ворот, – догадался он. – Значит, повезут в город – зачем только? Казнили бы здесь – места им мало?»
Хотя Эрван и старался ожесточить себя, подготовить к неизбежному и, быть может, самому худшему… но против воли ощутил давно забытое чувство. Оно зародилось где-то в груди, жаркое и трепещущее. Оно заставило дыхание участиться, а сердце – забиться сильнее.
Надежда…
Повозка тронулась в путь, пересчитывая ухабы. Через несколько минут дорога стала ровнее, колёса загрохотали по брусчатке.
«Наверно, это уже городская мостовая» – Эрван изо всех сил старался скрыть подступившее ликование.
Его вывезли из форта! Вывезли!
«А это значит… это значит… – с робкой надеждой предположил он. – Что виселицы не будет: в городе казнить не принято».
Он только сейчас осознал с полной ясностью, насколько хочет жить. Каменоломни – пускай!!! Как там говорил коротышка-следователь?
«Из каменоломен рано или поздно выходят»?
Вот и он выйдет: и не просто выйдет, а еще и оправдается!
Эрван счастливо улыбнулся.
«Только для мёртвых всё решено. А я ещё побарахтаюсь!»
Сквозь скрежет несмазаных осей Эрван различил возбуждённые голоса. Откуда-то слева под нехитрый аккомпанемент скрипок лилась песня. Еще дальше выводили мелодию несколько флейт.
«Развлекаются, – подумал Эрван без тени зависти. – Что ж, каждому своё».
Лошади медленно поднимались в гору – Эрван слышал их натужное дыхание. Рядом с ним позвякивали доспехи конвоиров.
«Кажется, четверо, – на слух предположил Эрван. – Двое по бокам и ещё пара напротив. Хм… С чего бы мне такая честь?»
Опасения зашевелились с новой силой.
Куда его везут? Если не на казнь, то куда? Перевозят в городскую тюрьму? Это вряд ли: Эрван слышал, что она предназначалась только для штатских. В городской суд? Тоже вряд ли. Дела военных рассматривал трибунал в крепости.
Тогда зачем?!
«Думай, парень, думай!!! – тормошил себя Эрван. – Что бы ни случилось – только б не врасплох!»
Итак…
Судить его не судили, приговор не вынесли. Убивать в камере не стали, из форта вывезли. Спрашивается, зачем?
