Валерий Самохин. - Спекулянтъ
– А где у него слабое место? – первым вылез неугомонный Федька. – И как будем бить?
– Любому предприятию – будь то мануфактурная лавка или международный синдикат – всегда нужны деньги. Всегда, – подчеркнул Денис. – Если у предприятия есть свободные средства – значит, оно плохо работает.
– Денис Иванович, – хитро прищурился Степан.- У нас как раз есть свободные средства. Значит, мы тоже плохо работаем?
– Именно так, – кивнул Черников. – Деньги, лежащие мертвым грузом, приносят только убыток.
– Но намного хуже, – продолжался ликбез, – когда деньги предприятию нужны срочно – для погашения долгов. И оно их найти не может. Вот это и есть слабое место…
Первый купеческий заигрался с займами и у него возник кассовый разрыв. Все это Денис знал из слухов, ходивших в банковских кругах – собственная разведка торгового дома уже приносила свои плоды. Сам по себе кассовый разрыв – то есть, когда банк занимает "короткие" деньги и выдает "длинные" кредиты – явление не страшное. Занял тысячу – выдал кредитов на тысячу. Прибыль: разница процентных ставок. Но если заемную тысячу нужно отдавать сегодня, а выданные кредиты вернутся только завтра, и перезанять не получается, то сразу же начинаются проблемы. Все это глава торгового дома и объяснял сейчас своим сотрудникам…
– Денис Иванович, – уже посерьезневшим тоном спросил Федька. – А как мы будем создавать им проблемы?
– Для этого мы дадим им денег, – рассмеялся Черников, видя ошеломленные физиономии своих сотрудников.
И пояснил:
– Когда дело дойдет до суда, нужно, что бы были самыми крупными кредиторами банка. Тогда решение будет в нашу пользу. Это, Степан Савельевич, и будет твоим заданием: узнать все про их внутреннюю кухню.
Ерофеев молча кивнул.
– Хотя…не мешало бы подстраховаться, – продолжал Денис. – У нас есть судьи на откупе?
– Цельных три, шеф. Ой… – с показным испугом прикрыл ладонью рот Федька.
– А с прессой у нас как? – не обратил внимания возведенный в ранг вождя северо-американских индейцев.
– Да никак – не любят они нас. И денег мы им не платим, и Северский воду мутит, – чуть было не сплюнул на пол Ерофеев.
– Тогда сделаем так, братцы…
***Сонечка Лисовская, урожденная мещанка Мцензского уезда, рыдала прямо на своем рабочем столе. Высокая, полная грудь синеокой красавицы, сотрясалась от безудержных слез, обильно проливаемых на стопки телеграфных депеш. Ну почему жизнь так несправедлива и жестока? Почему красивая любовь со счастливым концом бывает только в книжках с яркими обложками, продающимися в лавках старьевщиков?..
Она бросила свою давно опостылевшую деревню и уехала в столицу с мечтами о любви к прекрасному принцу. Принца не было. Были похотливые приказчики соседних, с телеграфным узлом, лавок, были пронырливые присяжные поверенные и отставные, седеющие рубаки лихих кавалерийских полков. Принц не появлялся…
Молодой, приятный господин, с грустными зелеными глазами, тоже ждал свою принцессу. Он приходил на телеграфный узел дважды в неделю, и отправлял срочные депеши, которыми вслух зачитывались все телеграфистки смены. Принцесса не отвечала.
Драма разворачивалась на глазах. Драма, достойная пера авторов любовных романов, которые так любила читать пышногрудая красавица. Какие слова он писал… Сонечка мечтательно вздохнула. Может быть, и ей когда-нибудь доведется услышать такие же.
Наверное, она красива эта бессердечная особа. Но почему она такая жестокая? Почему не ответила ни на одну телеграмму? Может быть, ждала тех самых заветных слов, которые мечтает услышать каждая девушка? Но такие слова не пишут в депешах, их нежно шепчут на ушко прекрасной лунной ночью. Сонечка это знала точно – именно так писалось во всех романах.
Сегодня эта бессердечная особа ответила… Девушка опять зарыдала. Нет, она не будет отдавать молодому господину эту телеграмму. Он сразу же покончит с собой. Застрелится из большого, черного нагана. Или бросится с моста в холодные воды Невы. В этом Сонечка так же не сомневалась. Романы не отличались большим разнообразием… Нет, пусть ее уволят, но телеграммы она не отдаст…
Сменщик, заступивший утром вместо г-жи Лисовской, не читал любовных романов. Ему больше нравились детективные истории…
***Основной акционер и, по совместительству, управляющий Первого Купеческого банка купец первой гильдии Севостьянов находился в радостном предвкушении. Неудачи последних месяцев остались позади. Громадный кассовый разрыв в десять миллионов рублей был застрахован надежным, пятимиллионным векселем торгового дома "Черников и сын".
Теперь слухи о плачевном состоянии банка утихнут моментально. В письме торгового дома был вежливый отказ от подписки, но, в свою очередь, был предложен заем на очень даже приличных условиях.
Проверенный агент донес, что г-н Черников ищет надежных вложений, а не рискованных операций. Тем более, что из-за затишья на хлебном рынке, у него высвободился значительный капитал.
Через три дня пройдут первые размещения акций нового акционерного общества
" Ариадна". Бумажно-прядильная фабрика на 115000 веретен, купленная за пятьсот тридцать семь тысяч рублей, должна была, по примерным расчетам, принести чистой прибыли не менее миллиона. Бумагомараки получили уже первый гонорар, и скоро последует завершающий аккорд…
А Тихона нужно уволить: время обеденное, а он до сих пор не на службе…
***Еще никогда Тихону Мартынову не было так страшно. До сегодняшнего дня жизнь мерно катила по наезженной колее. Денежная служба в банке, модные салоны, ресторации и веселые девицы. Что нужно еще для счастья молодому человеку?
Полгода назад Тихону захотелось острых ощущений. Случай не заставил себя долго ждать: давний студенческий приятель пригласил на собрание подпольной ячейки. С громким названием: "Молодые патриоты России". Леденящие рассказы о зверствах в застенках Особого жандармского корпуса, наставления опытных товарищей, как обнаружить слежку, перевозка запрещенной литературы – все это добавляло перчику к пресыщенности и будоражило кровь.
И дернул же его, нечистый, именно сегодня, вызваться курьером. Нет, безопасная дорога на Сормовский была известна до мельчайших подробностей, и давно обкатана старшими товарищами, но… Именно в той самой подворотне, с проходным двором, где нужно было проверяться от возможной слежки, его ждали.
И повезли его не в отделение, а на конспиративную квартиру. Это означало только одно: будут вербовать…
– Имя, фамилия, сословие? – допрос вел высокий, с жесткими, злыми глазами, одетый в цивильное жандарм…
– Когда начинал подрывную деятельность?…
Второй – молодой, с черными, непослушными вихрами, зловеще поигрывал дубинкой, постукивая себя по ладони.
– Сколько человек в вашей ячейке?…
– Кому должен был передать листовки?…
Через десять минут, плача и размазывая сопли рукавом, Тихон рассказал все. Все, что знал, и о чем только догадывался. И про ячейку, и про московских курьеров, и… про банковские аферы. Последние, как ни странно, заинтересовали жандарма больше всего. Подписывал какие-то бумаги. Затем его фотографировали. А в самом конце допроса случилось чудо: старший жандарм предупредил его, что в ближайшие дни он будет лишь под домашним арестом…
***Первый помощник председателя Санкт-Петербургского цензорного комитета, особый цензор по внутренним делам Милявский Антуан Григорьевич пребывал в полнейшей прострации. Сотрудники издательств, принесшие материалы на проверку, заглядывали в кабинет и тихонько удалялись, перешептываясь и недоуменно пожимая плечами.
Причина столь странного поведения чиновника шестого ранга была доставлена курьером и лежала перед ним на столе. Шесть черно-белых фотографий прекрасного качества изображали нелицеприятные пассажи, упоминаемые в библейских текстах как содомия, а в уголовном кодексе Российской Империи – мужеложством. Вот он с Сержем, юным гимназистом, а вот с красавцем-тенором…
Обидные слезы наворачивались на глаза, а обезумевший от отчаяния мозг рисовал гнусную картину: облупившаяся зеленая краска тюремной камеры и грубые, похотливые руки татуированных уголовников…
Дверь кабинета необычно, резко, распахнулась, и только слепой не опознал бы в цивильного вида господине, немалого чина сотрудника Министерства внутренних дел. Особый цензор Милявский на зрение не жаловался.
Полицейский молча уселся на краешек стола, собрал разбросанные фотографии, и, также молча, положил небольшой бумажный листок.
"Арестный ордер" – мелькнуло в голове Антуана Григорьевича.
– Это чек, – негромко произнес странный посетитель с седыми висками. – На пять тысяч рублей.
