Василий Кононюк - Я – меч, я – пламя!
– Рама, а ты меня любишь?
Пока он раздумывал, дать ей в рыло или просто обматерить, она тыкнула его правой рукой в бок. Сильно закололо слева, грудь сдавил спазм, трудно стало дышать. Оля отскочила, кривая улыбка исказила ее уста.
– Бедный Толик.
Только теперь он заметил, что у него слева, в боку, торчит рукоятка ножа, а вокруг нее тонкой струйкой бежит кровь.
– Сyка, – прохрипел он, шагнув к ней, но девушка шустро рванула вбок, обежала вокруг стола и, весело смеясь, повторила:
– Не догонишь, не догонишь.
«Она сумасшедшая, – пронеслось в голове. Потемнело в глазах. Падая на землю, он еще успел с удивлением подумать: – Неужели я умираю?»
Обойдя Толика, выгнувшегося в предсмертной судороге, Оля достала из сумки гвоздодер и начала внимательно осматривать доски пола. Найдя подходящую и освободив ее по всей длине, стала максимально осторожно ее поднимать, сначала расшатала, используя гвоздодер как рычаг и подцепив им доску через щель возле стены, затем повытаскивала гвозди. Вытащив вторую сумку и переложив в нее свою одежду, Оля еще раз пересмотрела содержимое. В первой сумке лежали: остатки бельевой веревки, головка молотка, замотанная в тряпку, золотые побрякушки, деньги и часы, которые Ольга собрала в квартире барыги. Взяв немного денег (а то за хлеб не будет чем рассчитаться!), Оля добавила в сумку гвоздодер, протерла его тряпкой, а головку молотка забрала. Засунув сумку под пол, аккуратно забила гвозди на место. Затем затерла грязными подошвами все свежие царапины. Критически рассмотрев дело своих рук и ног, вынесла окончательный вердикт:
– Для сельской местности сойдет и так.
Натянув картуз на голову, взяла свою старую сумку с одеждой, кинула туда молоток. Глянув еще раз, не забыла ли чего, хлопнула себя свободной рукой по лбу:
– Дура!
Протерши тряпкой рукоятку ножа, вздохнула:
– Бедный Толик.
Закрыв тряпкой же за собою дверь, быстро пошла обратно. Больше часа ходить за хлебом – это явный перебор. Утешало, что никто не знал, когда она вышла за ним из дому. Глаза застилали слезы, губы дрожали.
– Если бы ты, скотина, не покалечил ту девку, которую мне Ростик показывал, я бы тебя не тронула. Ты же ей не рожу, ты ей душу поломал. Ростик рассказывал, она умом повредилась. Ты бы все равно кого-то убил, и тебя бы расстреляли. А так, в следующей жизни у тебя будет счастливая судьба. Наверное.
Пройдя полдороги, Оля переоделась в свою одежду, зашвырнула подальше обмотанную в тряпку головку молотка и, попрятав через каждые сто метров элементы одежды Ростика в кусты, с пустой сумкой вышла из посадки и направилась домой. Даже если милиция найдет одежду (в чем она очень сомневалась: глазастые граждане, скорее, к себе домой унесут), это будет для них означать лишь то, что Ростик переоделся в новую. Купив по дороге две булки хлеба и отламывая от одной из них кусочки, она жевала и думала, все ли сделано правильно, не осталось ли висящих хвостов. Раздумья прервала соседка:
– Ты где ходишь, Оля! Тебя милиция ищет! Уже полчаса тут с собакой, все облазили, и подвалы и чердаки! У Ростика были, тоже с собакой.
– Так где они, нет никого.
– Уехали уже все. Двое осталось, во дворе сидят, всех по очереди опрашивают. Иди бегом туда!
– Уже бегу. Аж подпрыгиваю.
– Заберут тебя, и правильно сделают.
– А я им расскажу, что вы из деревни самогон десятилитровыми банками возите.
– Гадина ты, Оля!
– А ты, тетка Люба, женщина честная и верная, я и твоему мужу могу кое-что рассказать. – Громко расхохотавшись, Оля направилась через черный ход во двор, оставив изумленную женщину провожать ее глазами.
– Совсем умом повредилась после больницы, – сделала свой вывод тетка Люба.
Когда Петро увидел ее, неторопливо идущую к группе соседей и жующую по дороге кусок хлеба, он не понял, почему не может оторвать от нее глаз. Поднявшееся над домом солнце запуталось в коротких волосах, раздело ее, просветило насквозь тонкую ткань платья, и он смущенно отвел глаза в сторону. Вдруг понял, почему ему так хочется смотреть на нее. Девушка излучала покой, щедро разливала его вокруг себя, все затихало, попадая в его сень. Если бы у Петра было время, он сравнил бы родившееся чувство с покоем, исходящим от каменных баб, стоящих на высоких курганах в безбрежной степи. В нем затихли злость, азарт, волнение схватки. Он смотрел на нее.
– Стрельцова, – позвал тихо.
Продолжая жевать, девушка неторопливо подошла к столу, положила на лавку сумку с хлебом и села напротив них. Ее большие синие глаза сегодня были красными от слез, грустными и задумчивыми.
– Где ты ходишь, Стрельцова? Сказали, ты за хлебом пошла, мы уже скоро час как здесь крутимся, а тебя нет. Что случилось? – Женя подозрительно смотрел на ее красные глаза.
– По улицам ходила, плакала, – просто сказала она, – Ростик пропал, теперь некому меня защитить.
– Нашла из-за чего плакать. Вот, Женя над тобой шефство берет, и ко мне всегда можешь обратиться. – Ему показалось, что искра бешенства молнией промелькнула в ее глазах. Глядя на него в упор, Ольга сказала:
– Помоги мне, товарищ милиционер, вон, видишь того высокого и худого, это Сеня Жердь. Он вчера на танцах мне сказал, если до следующих выходных я ему добром не дам, зароет меня.
– Да ничего он тебе не сделает, а если пальцем тронет, скажешь мне, я с ним разберусь.
– А если я буду лежать в канаве с проломленным черепом, какой мне от этого толк?
– Пойми, Стрельцова, есть закон, то, что ты говоришь, – это слова, у тебя даже свидетелей нет.
– Через два переулка отсюда, на улице Ленина, живет начальник горкома партии. Там милиционер часто возле дома дежурит. У него дочь, моя одногодка, я ее видела несколько раз. Вот если бы Сеня ей такое сказал, знаете, что бы с ним было? Его бы забрали в милицию, и оттуда он попал бы в больницу или на кладбище. Такой вот у вас закон, товарищ милиционер. – Она грустно посмотрела на него. – Спрашивайте, пока я тут. Уеду отсюда, на фабрику ученицей пойду. Здесь мне не жить.
– Ты, Стрельцова, думай, что говоришь. За такие слова можно уехать очень далеко и надолго.
– Так арестуйте меня.
– Вот если бы это еще кто-то слышал кроме нас, тогда бы сразу арестовали, а так потерпишь пока, нет у нас свидетелей. Но будешь болтать – долго не погуляешь. Женя, постарайся пристроить ее к комсомольской компании, чтобы она других людей увидела, не только босоту эту дворовую.
– Сделаем. А чтоб ты не думала, что у нас граждане двух сортов в стране живут, сейчас я с этой жердью побеседую, он тебя десятой дорогой обходить будет. – Женя поднялся и решительно направился к парню.
Записывая ее показания и обдумывая услышанное, следователь постепенно успокоился, в поселке было немало персон, которым по плечу роль Бугра в его пасьянсе. А то, что она тут наговорила, – это, конечно, правда, такова жизнь, так было и так будет. Но не вся правда. Мы меняем ее, жизнь становится лучше, при коммунизме подобного не будет, говорят, и милиции при коммунизме не будет. Но оперуполномоченный младшего начсостава Петро Цыбудько никак не мог представить, когда и, главное, как это произойдет. На его жизнь работы точно хватит.
Когда они с Женей, закончив опрос, направились в управление просмотреть дела названных Олей поселковых бандитов и примерить, на кого из них подойдет роль Бугра, возле них затормозила дежурная машина.
– Залезайте, – крикнул выглянувший Илья, – едем в поселок. Убийство. Анатолий Караваенко по кличке Рама, слыхали о таком?
Женя с Петром переглянулись. Это был один из знакомых Ростика в поселке, с которым у того раньше водились дела.
Пока Илья сравнивал найденные ценности со списком пропавшего, Петро с Женей, закончив опрос свидетелей, курили на улице.
– Не мог Ростик Раму кончить, никогда я в такое не поверю. Это все равно что я пошел бы с Поддубным бороться и победил. Кто в такое поверит?
– Илья поверит, слыхал, Ростика объявили в розыск, ценности найдены, убийцы известны, дело закрыто. Точка. Премию получим, за два дня такое раскрутили!
– А ты что думаешь?
– Что тут думать, Женя. Вот скажи мне, кто положит в сумку с золотом и деньгами кусок веревки и гвоздодер? На гвоздодере, обрати внимание, ни одного отпечатка. Дураку понятно, что это подстава. Но Илья у нас умный, поэтому ему непонятно. Зато понятно, что за раскрытие в трехдневный срок ограбления с убийством очень много можно получить. Илья уже сказал, что сегодня вечером гуляем.
– На какие шиши?
– Вдова угощает. Сегодня похороны были. Илья уже ей отзвонил, что ее побрякушки нашлись. Так она нас на радостях всех троих в гости пригласила.
– Старовата она…
– Ничего, выпьешь, будет в самый раз.
Они молча курили дальше, а Петро думал, что Бугор оказался чересчур хитрым. Он нашел не одного, а двух Лохов, но не это поражало. Все виденные им за пять лет грабители, умные или глупые, имели одну общую черту: все они были жадными. Оно и понятно, не будет щедрый человек рисковать своей свободой ради денег. Никто бы из них, придумай он такой финт, не отдал всех побрякушек.
