Сурен Цормудян - Метро 2033. Странник
— Ну ладно, давай — старки недоуменно пожал плечами, совершенно не понимая, с чем связано это резкое возбуждение его бывшего ученика.
* * *У станционного госпиталя уже выставили оцепление. Бойкая торговля поутихла. Многие люди разошлись по своим жилищам. Иные с любопытством наблюдали за тем, что происходило у госпиталя. Однако близко не подходили, зная, что если служба внутренней безопасности ставит оцепление, то ни подходить, ни задавать вопросов не следует. Пошлют матерно в лучшем случае.
Сергею не надо было демонстрировать свой жетон сталкера. Его и так тут все знали в лицо. Особенно люди из внутренней безопасности. Маломальский подошел к группе высших чинов администрации станции, среди которых так же находился и полномочный представитель правительства Ганзы.
Сергей мимоходом пожал руки двум бойцам из оцепления и, найдя взглядом вице-мэра станции, низкорослого, с большим животом, плешью и тростью в руках пожилого Шумакова, направился к нему.
— Игоревич, здорова.
— Сереж, привет. — Шумаков кивнул. — Ну, ты просто человек-катастрофа. То живым не вернулся. То все-таки вернулся. То труп нашел.
— Что-нибудь выяснили? — спросил Маломальский.
— Да ну брось. Только начали разбираться.
— А Веру нашли?
— Парни с внутреннего кордона говорят, что они ее еще часов пять назад видели в туннеле. Она в сторону Серпуховской пошла.
— А почему ее не остановили?
— Так зачем? Кто ж знать мог? Мы же с Серпуховской, одна Ганза. Граждане Ганзы ведь свободно могут передвигаться, что и делают постоянно. А туннель тот безопасный. И поодиночке ходят.
— Да это я знаю, — Сергей почесал затылок.
— Ты что же думаешь, Вера убила малыша этого?
— Я не знаю. Погоди… А что, его точно убили?
— Ну, он же в крови весь.
— А что врачи говорят?
— Осмотр еще не окончен. Ждемс.
Сергей кивнул и вдруг поймал себя на мысли, что ему обязательно надо заняться этим делом. Он сам не мог понять почему. Но мысль эта пульсировала в голове, как и та, что надо непременно разыскать Веру.
Пока Маломальский обдумывал свое состояние и пытался понять мотивы своего интереса, из деревянной двери вышел облаченный в старый белый халат доктор Качуринец. Он стянул с себя маску, снял очки, потер стекла о халат и снова водрузил на морщинистое лицо.
— Здравствуй Сергей.
— Петрович, привет. — Сталкер кивнул. — Ну, что скажешь?
— Непонятно. Такое ощущение, что ребенку пробили длинным шилом носовые пазухи и оба уха. Мне кажется, что с кровью и частички мозгового вещества вытекли. Образцы я взял. Надо под микроскопом поглядеть.
— Так все-таки его убили?
— Ну, — доктор как-то уклончиво помотал головой. — Я бы с полной уверенностью сказал что да. Но меня смущают травмы ушных полостей. В носовых пазухах сложно разглядеть что-то. Глубоко. А вот ушные…
— Так что там? — С нетерпением спросил Сергей.
— Ну не знаю.
— Да что ты ломаешься, в самом деле. — В разговор встрял нахмурившийся полномочный представитель Петухов. — Говори как есть.
— Мне кажется, но я на сто процентов конечно не уверен…
— Да говори ж ты, Айболит чертов, — досадливо поморщился Сергей.
— Короче, похоже на то, что пробиты уши у него не снаружи, а изнутри.
Все в недоумении уставились на доктора.
— Это как? — часто заморгал крохотными глазами Шумаков.
— Да если бы я знал, как, — Развел руками Качуринец. — Но если я прав, то могу только предположить, что у ребенка была в голове какая-то аномальная злокачественная опухоль. Она быстро росла, и увеличивалось давление в черепной коробке. Потом бац, и все. Ясно одно, малыш жуткие страдания перед смертью испытал.
— А что, такие опухоли бывают? — поинтересовался Сергей.
Доктор усмехнулся.
— Вот ты, сталкер, скажи, горгоны и вичухи бывают?
— Конечно, бывают, — Маломальского даже удивил такой вопрос.
— Ну, вот и подумай, чему тут удивляться.
— А это не опасно, с эпидемиологической точки зрения? — спросил Петухов.
— Я пока не знаю. Мне надо провести детальный анализ. Сделать вскрытие. Осмотреть черепную коробку. Но я настоятельно рекомендую закрыть станцию на карантин пока.
— Начальника внутренней безопасности сюда! Живо! — крикнул Шумков ближайшему бойцу оцепления.
«Только этого мне не хватало», — подумал Сергей и вслух добавил.
— Закрывайте, конечно. Но мне срочно надо уйти со станции.
— Бумажник, да ты в своем уме? — Удивился Петухов. — Он говорит карантин, а ты говоришь уйти! Да мы же теперь, даже челноков не выпустим, до поры до времени.
— А как пайки у них кончаться, кормить будешь из своего кармана? — усмехнулся Сергей.
— Ничего. У нас есть НЗ. Оттуда продадим им съестное по разумной цене. — Махнул рукой Шумаков.
— Да делайте что хотите. Только мне надо уйти.
— Ну, ты что, не понимаешь совсем? — разозлился Петухов.
— Не забывайте. Я вольный сталкер. У меня свобода передвижения по метро.
— Но только не во время карантина!
— Он еще не объявлен.
— Но это техническая сторона вопроса. Ты ведь знаешь.
— Слушайте, — теперь разозлился Сергей. — Я опытный сталкер. У меня сотни выходов на поверхность.
— Но это другое! — Возмутился доктор. — Ты находился радом с трупом. Ты контактировал с этим пришельцем, что явился вслед за ребенком. Где он сейчас, кстати?
— У меня в палатке…
— Тем более!
— Он пойдет со мной.
— Что?! — разом воскликнули все трое, уставившись на сталкера.
— Бумажник! Ты голову повредил в свой последний выход?! — воскликнул Петухов.
— Это у тебя сейчас сотрясение будет, — огрызнулся Сергей.
— Выбирай выражение!
— Тише, ну тише, — поморщился Шумаков. — Сережа, ты, в самом деле, ерунду городишь. Пока карантин не будет снят, ты можешь пойти только к Нагатинской. И то в составе разведгруппы. Надо разобраться, откуда ребенок взялся и тот долговязый юродивый.
— А теперь слушайте меня, бюрократы хреновы. — Зло проговорил Маломальский. — Отряд в Нагатинскую справиться и без меня. А вот лучше меня, никто не найдет Веру. А она уже покинула станцию, и если речь идет об угрозе эпидемии, никто не представляет такую угрозу заражения остального метро, как она. Она приютила этого ребенка. Где тут логика? Женщина приютила чадо и вдруг оставляет его одного дома и уходит на другую станцию. Она не могла уйти и оставить его… Во всяком случае пока он был жив. Логично? А юродивый мне нужен, потому что он искал этого ребенка. Он может знать, что с ним было. Но он не говорит и вам не поможет. А я с ним быстрее найду общий язык. Он уже привык ко мне. И у него нет симптомов инфекции. Он дурак конечно, но живчик. На прокаженного совершенно не похож.
— Конечно, резон во всем этом есть. — Шумаков потер ладонью плешь. — Веру надо вернуть. Во всяком случае, если доктор напутал с опухолью, то она может быть убийцей.
— Мне все равно это не нравиться, — стоял на своем, полномочный представитель.
— А я не про выставку картин эпохи ренессанса говорю, чтобы тебе что-то нравилось, Петухов, — резко произнес Сергей. — И вообще. Имейте ввиду. Не пустите через тоннель, уйду через поверхность.
— Да ты точно сумасшедший, — развел руками Петухов.
— Я вольный сталкер, Сергей Маломальский, черт вас дери. Занимайтесь своим делом. А займусь своим.
И он направился к своей палатке, продолжая удивляться тому, отчего он так упорно заинтересовался делом погибшего ребенка и почему так твердо решил взять с собой этого неуклюжего юродивого.
Петухов зло смотрел ему в след.
— И с чего он так уверен, что только ему под силу найти Веру?
— Неужели не понятно? — вздохнул, с нотками зависти в голосе Качуринец. — Он с ней спал.
* * *Долговязый незнакомец продолжал сидеть на полу, обнимая свои колени. Казимир показывал ему букварь и старался обучить азбуке. Юродивый улыбался и кивал, повторяя буквы. Когда в палатку вошел Сергей, тот радостно воскликнул и, вскочив, стал махать своими длинными руками, едва не повалив палатку.
— Тише ты. — Маломальский, надавив ему на плечи ладонями, заставил сесть и не подпирать головой свод палатки.
— Слушай, Сережа. А он толковый малый. Азбуку налету схватывает. Через день вообще говорить начнет.
— Угу, — хмыкнул Сергей, осматривая свои походные вещи.
— А чего ты опять смурной такой?
— Сейчас на станции карантин объявят. Ребенок тот болен, мог быть. Возможна эпидемия. А Вера пропала. Говорят, видели, Как в сторону Серпуховской шла.
— Она что, бросила ребенка? — удивился Казимир.
— Вот и мне это странным кажется. Если он жив был, когда ушла, то это непонятно. Если он умер. То она бы в истерике была и все бы раньше заметили смерть ребенка.
— Вера! — Воскликнул юродивый. — Вера! Мозз! — И он стал тыкать себе в нос и уши пальцами.
