Дмитрий Дашко - Прощай, гвардия!

— А ну, дай на тебя посмотрю. — Генерал-аншеф Ушаков схватил меня за плечи и заставил покрутиться на месте. — У, еще больше вымахал, каланча курляндская. Скоро головой облака задевать начнешь, если ее раньше не отрубят.

— За что рубить-то, Андрей Иванович? — усмехнулся я.

— Думаешь, не найдется? — хитро прищурил правый глаз Ушаков.

— Да как прикажете.

Генералу ответ понравился, он заулыбался пуще прежнего. Чувствовалось, что Ушаков по-настоящему рад моему возвращению.

— Поправился?

— Так точно. Здоров как бык.

— Молодчага, барон. Как есть молодчага. Здоровье твое нам понадобится. Балагур энтот окаянный совсем людишек моих измотал. Помощь нужна.

— Вы же говорили, что без меня справятся.

Ушаков насупился:

— То я тебе раньше говорил. Сейчас все переменилось. Плохие дела, фон Гофен. Со свеями нелады. Чует сердце — война вскорости будет.

— Из-за чего война? Что мы со шведами не поделили?

— Французы их подзуживают, хотят на нас натравить, как псов на медведя. А Балагур в том им помогает. Про посла свейского слыхивал?

Последние новости до меня еще не дошли, поэтому я спросил:

— А что с ним не так, Андрей Иванович?

— Все не так. Живота лишили. По всем приметам — снова Балагур. Никакого ладу с ним нет. Пальнул из укромного местечка, и поминай как звали. А Ушакову опять голову ломать, как с иродом энтим управиться.

— Свидетели были?

— Откель? Токмо и слышали, как выстрел хлопнул. Хорониться Балагур умеет, этого у него не отнимешь. Ну ничего, попадется он мне — своими руками шею сверну. Всю душу из меня вытянул.

Генерал-аншеф опечалился. Видно было, что Балагуру удалось вогнать в ступор всю Тайную канцелярию.

— Я-то чем помочь могу, Андрей Иванович? Сыскарь из меня… Ну, никакой, в общем.

От истины я не отошел. Эркюлем Пуаро или Шерлоком Холмсом меня не назовешь. Ушаков должен это понимать. Надо быть профессионалом, чтобы разыскать убийцу, умеющего заметать следы, несмотря на всю свою наглость.

Весь мой опыт из будущего был бесполезен. Одно дело — читать детективы, другое — расследовать настоящее убийство. Однако обстоятельства складывались так, что я был лицом заинтересованным. То, что Балагуру не удалось в крымской степи, могло быть исправлено на скованных льдом берегах Невы. Я по-прежнему находился у него на мушке. Это стимулирует мозговую деятельность.

— Ловить Балагура я тебя не посылаю. Каюсь, была сначала сия задумка, но, здраво поразмыслив, пришел я к выводу, что не по зубам тебе это будет. Но, ежели мыслишки какие есть, поделись со стариком.

Мысли у меня были.

Всякое следствие начинается с рутины. Первым делом надо собрать максимум информации. Балагур уходил в Крымский поход и вернулся из него живым. Но кто он — офицер, унтер, рядовой? Служит в гвардии или в одном из расквартированных в Петербурге полков?

Стану исходить из наиболее вероятного предположения: Балагур состоит в старой гвардии, то бишь в Семеновском или Преображенском полку. И чин у него наверняка имеется.

Попаданца готовили на совесть, кандидатуру на вселение выбирали по возможности из тех, кому легче пробиться. Тогда он как минимум унтер. Анализировать становится проще.

Следующий этап: необходимо подготовить два списка и сравнить. В первом будут все прибывшие с войны унтер-офицеры, во втором — ближайшее военное окружение Елизаветы. Это значительно уменьшит количество подозреваемых, потому что в сводном гвардейском батальоне была всего треть личного состава из лейб-гвардии.

По закону подлости может оказаться, что все служивые дружки-приятели цесаревны участвовали вместе со мной в боевых действиях, но я рассчитывал, что мне повезет и кого-то удастся отсеять еще на этом этапе. Была и другая трудность — Балагур мог шифроваться и не показывать своих симпатий к Елизавете в открытую. В таком случае почти вся работа пойдет насмарку, но проделать ее все равно необходимо.

Все эти соображения я и выложил Ушакову. Подумав, он согласился.

— Людишек, что подле цесаревны крутятся, перепишут. Для того к Елизавете Петровне и приставлен безвестный караул, чтобы привечать, с кем она хороводится. И тех, кто с похода возвернулся, тоже в письменности представят. Как бы не окриветь, эндакие обои изучаючи.

— Надо постараться, Андрей Иванович, — вздохнул я, догадываясь, что фамилий в обоих списках будет немерено.

Цесаревна пользовалась в старой гвардии популярностью и частенько бывала в новопостроенных гвардейских слободах, не брезгуя именинами обычных сержантов. Кто-то видел в этом широту натуры и демократичность, я же подозревал подготовку к захвату власти. Подобных людей в мое время назвали популистами. Елизавета уверенно шла по этому пути. Не удивлюсь, если выяснится, что ее кто-то умело направляет.

Следовательно, вырисовывалась картина маслом «Подозреваются все». Но зерна от плевел, хочешь не хочешь, придется отделять, дабы не получить удар в спину.

— Вот-вот, оченно надо постараться, — закивал Ушаков.

— Когда будут готовы списки?

— Неделька уйдет на составление, никак не меньше. Может, и выйдет какая польза.

— Должна выйти. Хотя бы круг подозреваемых установим.

— Верно. Не все ж людишкам моим землю носом рыть. Пусть головушкой поразмышляют. Здравая мысль, фон Гофен, здравая. Но Балагур — это одна беда. Вторая — свеи. И беда эта неминучая. Война тебе ближе по рукомеслу, я так понимаю.

Я кивнул. Воевать мне действительно было больше по душе, чем ловить преступников. Заниматься нужно тем, что умеешь. Я умел убивать.

— Вот к ней и готовься. Ты, капралом гвардейским будучи, на лыжах нижних чинов своих бегать учил. Не забыл дело сие?

— Никак нет, не забыл.

— Вот и прекрасно. Понадобится нам отряд лыжный, чтобы свеев разведывать да спуску им не давать. Поручение опасное, но нужное для отечества и почетное. А чтобы ты, голубь сизокрылый, на части не разорвался, мной от матушки императрицы высочайшее согласие получено, дабы ты до поры до времени при мне обретался. Получишь под руку роту гвардейскую Измайловского полка, ее и готовь.

— Когда начнется война? — спросил я осторожно.

— Не удивлюсь, ежели завтра об этом объявят, — устало пояснил Ушаков.

Хлопнула дверь, сквозняком задуло свечи. В комнату ворвался взбудораженный мужчина.

— Андрей Иванович, Левицкий объявился. У девки распутной Чарыковой вторую ночь обретается.

Генерал-аншеф распрямился пружиной, просиял:

— Ну, фон Гофен, хочешь чуток поразмять косточки?

— Что делать надо, Андрей Иванович?

— Да злодея энтого Левицкого повязать и ко мне доставить. Много от него вреда для нас образовалось.

— Мне одному пойти?

— Ни в коем разе. Кто у нас сегодня в караул заступил? — обратился Ушаков к ворвавшемуся.

Тот наморщил лоб, вспоминая:

— Полурота Преображенская с капитаном Кругловым.

— Вот и славно. Круглов — офицер справный. Бери капитана да фузилеров Преображенских с десяток и с ними за Левицким отправляйся. Хоть живым, хоть мертвым, но сюда его привези.

— Будет сделано, — сказал я и щелкнул каблуками.

Глава 4

Уже во дворе я расспросил канцеляриста о Левицком:

— Поведай, что за вина на нем, почему Ушакову потребовался?

— Про майора Циклера слышали? — на ходу набивая трубку, поинтересовался канцелярист.

О пропавшем майоре Синклере и шумихе, поднятой зарубежными газетами вокруг его исчезновения, я слышал, что подтвердил коротким кивком.

— Вот Левицкий майора-то и анлевировал. Потом, заместо того чтобы тайно бумаги Миниху да Ушакову свезти, к послу свейскому заявился и во всем ему признался. Как на духу выложил. Дескать, совесть его замучила, не смог грех смертоубийства замолить и потому все фон Нолькену в подробностях обсказал, а в доказательство бумаги, им у Циклера отобранные, предъявил. После таких известий свеи переполох подняли, а уж когда самого посла кто-то изничтожил, совсем дурными стали. Никаких резонов не слушают.

— То есть Левицкий после этого удрал?

Чиновник кивнул:

— Мы попервой так и думали, что его свеи тихонечко из Питербурха вывезли. Искали-искали — ничего не нашли. А сегодня доверенный человечек шепнул, что видел Левицкого у девицы непотребной.

— Понятно.

Кем бы ни был этот Левицкий — просто дураком или предателем, его необходимо арестовать и самым тщательным образом допросить. Вред, который он нанес родине, огромен. Из-за него мы и в самом деле втягивались в ненужную войну.

Швеция всегда была опасным противником. Драться шведы умели. У Карла XII была лучшая армия в Европе. Победа в Северной войне досталась нам дорогой ценой.

Надо быть объективным: если бы не бешеная энергия Петра Великого и ряд счастливых обстоятельств (например, то, что Карл не стал добивать русских после нарвской «нелепы», а взялся за других врагов), я даже не берусь предполагать, чем бы все закончилось.