Роман Злотников - Царь Федор. Еще один шанс…:
— А верно ли мне боярин князь Шуйский докладывал, что ты, сынок, совсем онемел?
Я покосился на бояр, среди которых в первом ряду маячила физиономия козлобородого, и, мысленно злорадно усмехнувшись, ответил:
— Нет, батюшка. Неверно.
Отец довольно ухмыльнулся, а потом повелительно махнул посохом, который держал в другой руке: мол, пошли вон, холопы царские! Бояре тут же суетливо задвигались, затолкались и начали просачиваться через дверь обратно в коридор, что с учетом их непомерных шуб было не очень простой задачей. Отец дождался, пока все выйдут, и снова спросил:
— Ну как ты, сынок?
И я решил рискнуть. В конце концов, от кого еще здесь ждать помощи, как не от собственного отца?
— Плохо, батюшка,— глухо отозвался я, отчего лицо царя сразу же стало испуганным. А я продолжил: — С памятью у меня плохо. Будто отшибло. На людей смотрю и понимаю, что знаемы они мне, а кто и как зовут — не помню. Одежка как прозывается — не помню. Дохтур на языке немецком заговорил — знаю, что ведаю его, даже понимаю чутка, а — не помню.
Отец замер. Некоторое время мы сидели молча, не двигаясь. Я гадал, не испортил ли все этим признанием и не грозит ли мне сейчас быть немедленно упрятанным в какой-нибудь каземат, наподобие пресловутой Железной Маски. Ну кому нужен убогий наследник? Батя же сосредоточенно размышлял. А затем он снова вперил в меня обеспокоенный взгляд и осторожно, с явственно чувствуемым напряжением в голосе спросил:
— И что, ничего вспомнить не получается?
— Да нет, батюшка,— тут же отозвался я,— вспоминается. Но медленно, не сразу. Иногда уж спросить тянет, а я опасаюсь. А ну как посмеются или совсем за убогого примут? Я же никому о сем не говорил. Даже дохтуру. А то опять горькой водой поить начнет, а от нее никакого толку. Только все время спать хочется.
Лицо отца заметно посветлело.
— Вот и ладно, если вспоминается, сынок. Инда ничего, потихоньку все и вспомнишь. А что дохтуру не сказал, тоже ладно. Незачем ему все это знать. А я твоему дядьке Федору обо всем обскажу. Пусть все время рядом будет и тебе потихоньку подсказывает. Пока обратно все не вспомнишь. Окольничий Федор человек верный, зря языком трепать не будет, так что и слухов непотребных о тебе по Москве наново гулять не станет. А то и так уже много чего подлого бают…— Тут батя спохватился и оборвал себя. А затем снова погладил меня по голове, глянул совсем ласково и произнес: — Ты же у меня один сынок, наследник! Тебе государство наше опосля меня в руки брать. И продолжать род царей Годуновых…— После чего потрепал меня по макушке, поднялся и вышел из горницы.
А я ошеломленно рухнул на подушки. Ибическая сила! Да что же это за скотство такое?! Сначала вырвать меня из моей собственной, вполне налаженной и обустроенной жизни, забросить хрен знает в какой век, в совершеннейшую дремучесть и дикость, туда, где нет ничего для цивилизованной жизни — ни туалета, ни электричества, ни нормальной кухни, ни бассейнов, ни яхт, ни зубной пасты, ни… да вообще ничего! Да еще в тело десятилетнего сопляка, от которого просто априори ничего не зависит и зависеть не может. А теперь еще выясняется, что этот десятилетний сопляк — сын того самого горемычного Бориса Годунова…
В школе я учился неплохо, но именно неплохо, не более того. И, несмотря на то что история мне в принципе очень нравилась, я весьма смутно помнил, сколько и как процарствовал Борис Годунов. Ну другие были у меня интересы последнюю пару десятилетий, что прошли с момента, когда я читал о нем в школьном учебнике… Но вот что кончил он плохо, я помнил совершенно точно. Вроде как именно с него и началось то, что потом назвали Смутой. А то, что о его сыне я вообще ничего не слышал… ну или не помнил, было еще более неприятным фактом. В нынешние благословенные времена это могло означать нечто совсем уж отвратное — либо задушили, либо зарезали, либо вообще живьем в землю закопали… От этих мыслей у меня мурашки по спине побежали. Ну почему меня занесло именно в это время? В проклятый абсолютизм, когда царь вроде как всевластен, зато и спрашивают с него в случае чего по полной. Со всей семьей в придачу… Бли-ин, хочу демократию! Хочу продажных журналистов, черный пиар, комиссию сената и такой сладкий, приятный и ни для кого не опасный импичмент. Пусть папик спокойно уйдет на покой и будет ездить по странам с миссиями мира и взаимопонимания. И писать книжки о том, каким он был патриотом, опорой свободы и демократии, и как его несправедливо очернили враги. А не тянет за собой в могилу и меня в том числе… Короче, демократию хочу! Хочу, хочу, хочу!!! Ага, щас! А дулю с маслом?.. Нет, надо успокоиться и вспомнить все, что я слышал о Борисе Годунове и его времени.
Спустя полчаса я вынужден был с сожалением констатировать, что не знаю о Борисе Годунове практически ничего. Ни кто он, ни откуда, ни в какое время царствовал. То есть время-то приблизительно, с точностью в лучшем случае до десятилетия, я установить смог. Да и то потому, что, по семейным преданиям, один из моих прапрадедов, до революции относившийся к крестьянскому сословию, сумел пробиться в уездные старшины и так неплохо себя показал, что был приглашен самим государем-императором Николашкой (чтоб ему пусто было, такую империю просрать…) на бал, устроенный в честь трехсотлетия династии Романовых. И состоялся сей бал в городе Санкт-Петербурге, в Зимнем дворце, в тысяча девятьсот тринадцатом году. Отчего простым вычитанием получаем Дату воцарения Романовых — тысяча шестьсот тринадцатый. Следовательно, гражданин Годунов царствовал явно до сего года. Но насколько «до», я, хоть убей, совершенно не помнил.
Еще, путем длительного напряжения всех своих способностей, я припомнил, что окончание царствования Годунова ознаменовалось какими-то природными катаклизмами. Толи наводнениями, толи ранними заморозками, отчего в стране начался повальный голод, который продлился то ли три, то ли пять лет… Нет, пять это уж слишком, вообще бы страна вымерла на хрен. И три-то много… Ну, во всяком случае, голод был. Это я помнил точно. Но вот когда? В каком году? Я нервно хмыкнул. Да уж, и так — жопа, да еще и впереди маячит совсем уж полная. Без дураков. И ведь никакого выхода, блин! Ну не могу же я климат изменить? Или могу?.. После всего со мной случившегося я уже ничему не удивился бы. Но ставить на это собственную жизнь не рискнул бы…
Про Смуту я знал чуть больше, хотя источники этих знаний были далеко не корректными. Так, например, одним из последних был фильм «1612», представлявший собой полнейшую беллетристику. Однако то, что после Грозного и перед воцарением Романовых на Руси успели порулить еще некая Семибоярщина (ее я запомнил только потому, что в веселые времена Борьки Ельцина существовал такой термин, Семибанкирщина, и кто-то из умников пояснил, что это как раз по аналогии с Семибоярщиной), а также еще один царь по имени Василий Шуйский, я помнил (о, кстати, а не тот ли это Шуйский, который так усиленно двигал версию, что я онемел?). Однако правили эти Семибояре и Васька Шуйский до Годунова либо позже — я не помнил абсолютно. Ладно, это установить несложно. Поспрошаю аккуратненько. Если уже правили — значит, о них уже известно, а если нет — значит, их еще не было. Еще там было крестьянское восстание Ивана Болотникова. Но вот когда точно оно состоялось — во времена Бориса Годунова или позже, я, хоть убей, не помнил. Ну и конечно, звезды экрана – Лжедмитрии, которых сажали на престол поляки и всякая местная шелупонь, хорошо погревшая руки на грабежах. А как венец всего, естественно, поход на Москву крутых чуваков Минина и Пожарского, один из них был князь (но кто точно, я не помнил), а второй, кажется, еврей (ну куда уж без них-то). А может, и нет. Но деньги он у себя в Нижнем Новгороде собирал как-то уж очень круто. Типа как братки в лихие девяностые… чуть ли не жен и детей в заложники брал. Во всяком случае, поляков из Москвы окончательно вышибли именно они. На сем вроде Смута и закончилась…
Итак, что мы имеем? Я, успешный российский бизнесмен тридцати семи лет от роду, сумевший на исходе нулевых годов обустроить свою жизнь таким образом, как мне самому нравилось, образование высшее (три штуки, в том числе бакалавриат в Гарварде), холост, не судим (хотя пару раз еле вывернулся, но не по уголовке, а по другим делам), владелец трех квартир (Москва, Лондон и Ла-Валетта), двух домов (Малага и Флом), четырех машин («Morgan-Аего 8», «Marysia В2», «Вепііеу Continental Flying Spur» и раритетного «Ногсп», ну люблю я эксклюзив, ничего не поделаешь), а также одной яхты марки «Falcon 102» водоизмещением сто тонн, два двигателя по две тысячи сил, максимальная скорость двадцать семь узлов, интерьеры отделаны корнем ореха и яванским тиком, оказался в глубокой жо… то есть глубоком прошлом. В неизвестно каком году. В теле малолетнего сына горемычного Бориса Годунова. И без какого бы то ни было влияния и возможности воздействовать на ситуацию. Ну кто будет слушать десятилетнего пацана, даже если он и царский сын?..
