Стивен Кинг - 11.22.63
Под «Фруктовой компанией», упершись подошвой одного со своих черных ботинок в деревянную обшивку магазина, стоял какой-то паренек. Ворот рубашки у него сзади на шее был поднят, и волосы зачесаны в том стиле, который я знал (прежде всего, благодаря старым фильмам), как «ранний Элвис». Непохожий на парней, которых я привык видеть у себя на уроках, у него не было ни эспаньолки, ни следа хоть какой-нибудь бородки. Я понял, что в том мире, где я сейчас в гостях (я надеялся, что только в гостях), за появление даже с небольшой полоской растительности на лице его бы выгнали из ЛСШ. И мгновенно.
Я кивнул ему. Этот Джеймс Дин[43] кивнул мне в ответ со словами:
— Эй, ку-ку, рябчик.
Я зашел вовнутрь. Над дверью звякнул колокольчик. Вместо пыли и деликатного запаха трухлявого дерева, я почувствовал запах апельсин, яблок, кофе и ароматного табака. По правую сторону от меня находилась стойка комиксов с оторванными обложками[44]: «Арчи», «Бэтмен», «Пластик-мэн», «Байки из склепа». Над этой коллекцией написанное ручкой объявление, от которого любой фанат интернет — аукциона «Е-Вау» зашелся бы в конвульсиях, гласило: КОМИКС: 5 центов; ТРИ ПРЕДЫДУЩИХ ВЫПУСКА: 10 центов; ДЕВЯТЬ: ЧЕТВЕРТЬ ДОЛЛАРА. ПОЖАЛУЙСТА, ЕСЛИ НЕТ НАМЕРЕНИЯ ПОКУПАТЬ, НЕ ТРОГАЙТЕ РУКАМИ.
По левую сторону находилась газетная стойка. Никакой «Нью-Йорк Таймс», зато здесь были представлены «Портленд Пресс Геральд» и один еще непроданный номер «Бостон Глоуб». Заголовок «Глоуба» трубил: «ДАЛЛЕС НАМЕКАЕТ НА ПОСТУПКИ, ЕСЛИ КРАСНЫЙ КИТАЙ НЕ ОТКАЖЕТСЯ ОТ ПРИМЕНЕНИЯ СИЛЫ НА ФОРМОЗЕ» [45]. Дата на обеих газетах была та же самая: вторник, 9 сентября 1958 г.
5Я взял «Глоуб», которая стоила восемь центов, и отправился в сторону мраморной барной стойки с газированными водами, которой в мое время не существовало. За ней стоял Фрэнк Аничетти. Конечно, это был он, тот самый, вплоть до хорошо знакомых седых волос у него над ушами. Только эта его версия — назовем ее Фрэнк 1.0 — была не худенькой, а пухленькой, и в бифокальных очках без оправы. Он также был выше. Чувствуя чужеземцем в собственном теле, я проскользнул на один из высоких стульев.
Он кивнул на газету:
— Этого достаточно или мне надо еще нацедить тебе какой-нибудь газировки?
— Чего-нибудь холодненького, кроме «Мокси», — услышал я собственный голос.
На это Фрэнк 1.0 улыбнулся:
— Оставь, сынок. Скажем, как ты относишься к рутбиру[46]?
— Хорошо звучит.
Конечно, это уже утешало. Глотка у меня пересохла, а голова пылала. Чувствовал я себя, словно в горячке.
— Пять или десять?
— Извиняюсь?
— За пять или за десять центов пиво? — он произнес это на мэнский манер: «пийвоа».
— О, за десять, я думаю.
— Ну, а я думаю, что ты думаешь правильно. — Он открыл холодильник для мороженого и достал оттуда запотевшую кружку, размером почти с кувшин для лимонада. Наполнил его из крана, и я услышал запах рутбира, густой и сильный. Он смахнул пену с верха рукояткой деревянной ложки, а потом уже долил по края, и поставил кружку на барную стойку. — Вот, на. За пиво и газету восемнадцать центов. Плюс пенни для губернатора[47].
Я подал ему одну из долларовых банкнот Эла, и Фрэнк 1.0 отсчитал мне сдачу.
Я хлебал через пену на верхушке и наслаждался. Пиво было…цельным. Чрезвычайно вкусным. Не знаю других слов, какими можно было бы это лучше объяснить. Этот уже пятьдесят лет несуществующий мир вонял хуже, чем я мог себе вообразить, но на вкус был намного лучше.
— Чудесно, просто чудесно, — сказал я.
— А то! Рад, что тебе понравилось. Неместный, конечно?
— Да.
— Из другого штата?
— Висконсин, — пробухтел я. Не совсем вранье, моя семья жила в Милуоки[48], мне исполнилось одиннадцать, когда отец нашел себе место преподавателя языка и литературы в университете Южного Мэна. С того времени я переезжал только в пределах штата.
— Ну, ты выбрал правильное время для приезда, — сообщил Аничетти. — Большинство летних туристов уже уехали, и цены упали. Например, на то, что ты пьешь. После Дня труда[49] десятицентовый рутбир стоит всего лишь какой-то дайм[50].
Звякнул звонок над дверью, проскрипели доски пола. Это было радушный скрип. Последний раз, когда я заходил в «Кеннебекскую фруктовую компанию», надеясь купить себе пилюли «Тамс»[51] (меня тогда ждало разочарование), доски стонали.
За барную стойку сел парень, на вид лет семнадцати. Его темные волосы были коротко подстрижены, хотя и не совсем под ежик. Схожесть его с человеком, который меня обслуживал, была несомненной, и я понял, что этот парень — мой Фрэнк Аничетти. А человек, который снимал лишнюю пену с моего рутбира, это его отец. Молодой Фрэнк 2.0 бросил на меня беглый взгляд; для него я был всего лишь очередным клиентом.
— Тайтес загнал грузовик на подъемник, — сообщил он своему отцу. — Говорит, что где-то около пяти будет готов.
— Ну и хорошо, — ответил Аничетти — старший и зажег сигарету. Только теперь я заметил, что по мраморной барной стойке расставлены маленькие керамические пепельницы. На боку каждой виднелась надпись: Уинстон — хороший вкус, как и должна быть сигарета! Он вновь взглянул на меня и спросил:
— Хочешь черпак ванильного мороженого в свое пиво? За счет заведения. Мы любим угощать туристов, особенно не по сезону поздних.
— Благодарю, но мне и так вкусно, — ответил я, не кривя душой. Еще бы чуть слаще, и я боялся, что у меня взорвется голова. А пиво было крепким — словно газированное кофе — эспрессо.
Мальчик подарил мне улыбку, такую же сладкую, как напиток в запотевшей кружке — в ней и близко не было той ехидной заносчивости, излучение которой я почувствовал от того «Элвиса» во дворе.
— Мы читали рассказ в школе, — поделился он, — там о том, как местные пожирают туристов, которые приезжают после окончания сезона.
— Фрэнки, это, к черту, никуда не годится, говорить такое гостю, — заметил мистер Аничетти. Но в то же время улыбка не покинула его лица.
— Да все хорошо, — успокоил я. — Я сам задаю ученикам этот рассказ. Ширли Джексон, правильно? «Летние люди»[52].
— Конечно же, он, — согласился Фрэнк. — Я его не совсем понял, хотя он мне и понравился.
Я потянул из своей кружки, а когда вновь поставил ее (прикоснувшись мраморной поверхности барной стойки, та выдала приятно тяжелый звук), то пришел в изумление, увидев, что она почти пуста. «Я мог бы стать его почитателем, — подумалось мне. — К черту, это пиво наголову бьет „Мокси“».
Старший Аничетти выдохнул клубы дыма в сторону потолка, где лопасти потолочного вентилятора лениво потянули его к закопченным лагам.
— Ты преподаешь в Висконсине, мистер…
— Эппинг, — назвался я. Я был застигнут врасплох, и даже и не подумал о том, чтобы выдумать себе фальшивое имя. — Обычно преподаю, но сейчас у меня саббаттикел[53].
— Это означает, что у него годовой отпуск, — объяснил Фрэнк.
— Я знаю, что это означает, — отмахнулся Аничетти.
Он старался говорить раздраженно, но выходило у него это скверно. Я решил, что мне нравятся они оба не меньше, чем понравился их рутбир. Мне даже начал нравиться тот претенциозный юный щеголь, он, по крайней мере, не подозревал, что вид у него уже неактуальный. Здесь властвовало безопасное расположение духа, какое-то чувство — ну, даже не знаю — определенности. Оно, безусловно, было фальшивым, ведь этот мир оставался таким же опасным, как и любой другой, но я владел своего рода знанием, которое, как я считал в этот день, принадлежит только Богу: я знал, что улыбающийся мальчик, которому понравился рассказ Ширли Джексон (хотя он его и не «понял»), переживет этот день и еще много дней грядущих пятидесяти лет. Он не погибнет в автокатастрофе, он не получит инфаркт и не приобретет себе рак легких из-за вдыхания вторичного дыма папирос, которые курит его отец. С Фрэнком Аничетти все будет хорошо.
Я бросил взгляд на часы на стене (НАЧИНАЙ ДЕНЬ С УЛЫБКИ — призвал лозунг на циферблате — ПЕЙ БОДРЯЩИЙ КОФЕ). Часы показывали 12:22. Для меня это ничего не значило, тем не менее, я притворился встревоженным. Допил остаток пийвоа и встал.
— Должен уже ехать, если хочу своевременно встретиться с друзьями в Касл-Роке.
— Осторожнее на шоссе 117, — сказал Аничетти. — Дорога там мерзкая.
Это у него прозвучало, как меррзкая. Такого сурового мэнского акцента я не слышал уже кучу лет. И, вдруг осознав, что так оно фактически и есть, я громко рассмеялся.