Михаил Королюк - Квинт Лициний
— Так приехал? Магнитофон привез? В воскресенье «Иглз» будут передавать по «Вашему магнитофону», наверняка запустят эту новую песню, «Отель Калифорния». Надо обязательно записать.
На помощь, с сочувствием взглянув на меня, пришла Света:
— Нет, раз конгресс в Париже до вечера среды, значит, раньше пятницы не приедет, чего спрашивать? А в понедельник программу всё равно вечером повторят, можно будет записать, если магнитофон появится.
Я кивнул головой, принимая подачу. Этот эпизод я помню хорошо. Ещё бы, папа тогда привез из-за границы двухкассетник и десять 60-минутных кассет Super Chrome фирмы Maxwell. Не забывается такое никогда. Оказывается, это происходит прямо сейчас. Вот почему зубных щеток было только две.
— Магнитофон привезет, раз обещал, будет и на нашей улице праздник. «Иглз», безусловно, достойны записи. Семь минут медленного танца. Ты с кем, Паштет, собираешься в первую очередь слиться в экстазе?
Светка захихикала, Паша потупил глазки.
— Я сегодня, между прочим, тоже чуть сотрясение мозга не получил, — буркнул он. — Ирка за мной так носилась, так носилась… Если б догнала, прибила б!
— Чем это ты её так достал?
— Да он стащил на уроке её кеды и разрисовал фломастерами. Сердечки там всякие и любовные послания, — охотно пояснила Светка. — Когда обнаружила, визгу и писку было до первого этажа. Если б не Биссектриса, Пашке каюк, Ира его уже в угол зажала.
— Да, Паштет, внимание к себе ты привлек, но не с тем знаком. Или ты и задумывал это ради единоборства в уголке? — со смешком прокомментировал я, размешивая сметану с горчицей и томат-пастой. — Попробуй в следующий раз классику, портфель там поднести или сменку. Снимай сковородку, хватит.
Паша уморительно задрал нос к верху:
— Ещё чего. Нужна она мне.
— Ну-ну, почти верю. Так. Демонстрирую один раз. Мажем булку получившейся ядерной смесью, — я попробовал результат, подумал и досыпал в смесь пол чайной ложки сахара. Перемешал ещё разок, лизнул и, удовлетворившись, начал намазывать ломти батона. — Затем кладем нарезанные вдоль сосиски, видите, они как раз по длине ложатся. Сверху пластинку сыра. Опа! Теперь на противень и в духовку, пока сыр не расплавится целиком. Минуты на три-четыре.
Мы на корточках столпились у плиты, зачаровано наблюдая за тем, как сначала вспотел, а потом начал оплывать сыр. Подсветку в духовых шкафах ещё не придумали, но окошко с термостеклом в дверце уже есть.
— Мы от этой ядерной смеси, что ты мешал, не загнемся? — задумчиво поинтересовался Паша, втягивая раздувающимися ноздрями ароматный душок, тянущий из небольшой щели духовки.
— Я готов принять весь удар на себя. Ты прав, тебе не следует так рисковать.
— Нет-нет, ты не понял. Я о тебе беспокоюсь, ты для общества важнее, у тебя средний балл выше.
Мы дружно похихикали. Затем я быстро налил три тарелки супа, раздал ложки и торжественно извлек противень. Бутерброды с ещё пузырящимся кое-где сыром были переложены на одну большую тарелку и водружены на центр обеденного стола.
— Он сказал «поехали» и махнул рукой, — продекламировал я и, подавая пример, осторожно взял первый бутерброд.
— М-м-м… — замычал Паштет, неосторожно отхватив одним укусом треть бутерброда, — у-ум-мм…
— Ась? Не расслышал, какую философскую концепцию ты хочешь обсудить? — поглумился я над ним.
— Ат-али… нэ эшай эс.
— Как ты думаешь, — обратился я к Зорьке, — эти милые фефекты дикции могут дать ему несколько дополнительных очков в Иркиных глазах? Девушки должны сочувствовать сирым и убогим… Света, ты же комсомолка, защити больного товарища от агрессивно настроенного гиппопотама!!
Минут через десять мы закончили бодро стучать ложками и сыто откинулись на спинки.
— Хороший рецепт, годный, — подвела итог Света. — Жаль, сосиски в магазинах ловить надо, а то бы можно было только этим и питаться. При случае моим предкам сделаю.
— Угу, неплохо, — подтвердил Паштет, — если бы у нас было рабовладельческое общество, я бы купил тебя к себе поваром. Заслужил.
— Ох, и намучался бы ты. Я жизнеописание Эзопа читал, знаю, как таких хозяев приучить строем на обед ходить.
— Кстати, о походах строем… — оживился Паша, — Свет, что у нас там в кино на каникулах интересного?
Света задумалась, покачиваясь на стуле, потом, с осуждением глядя на нас, изрекла:
— А мы ещё «Раба любви» не посмотрели. Уже два месяца идёт, скоро закончится, а вы всё никак не соберетесь. Ну и ещё начали показывать «Игрушку» с Пьером Ришаром, говорят, смешно.
— О! На Ришара обязательно сходим. Бельмондо, жаль, нового нет… А рабу эту нафиг, — Паша выразительно поморщился, — фи на эти мелодрамы.
— Паш, душа обязана трудится, — наставительно сказала Света, глядя на Паштета так, как смотрят любящие родители на дебильноватого сынка. — Мелодрамы надо смотреть, иначе так чурбаном неотесанным и останешься. Будешь Ире кеды раскрашивать, да бумажками в неё стрелять.
— Света права, — поддержал я. — «Рабу любви» обязательно надо смотреть, у Михалкова фильм однозначно удался, будет классикой.
— Вообще, — мечтательно протянул Паша. — Название фильма звучит интригующе. Вот было бы смешно, если бы Ирка в меня влюбилась до состояния рабы, вот бы я повеселился.
— О боги, — задохнулась Зорька возмущением. — Когда они повзрослеют, наконец!
— Скоро, Света, скоро, — обнадежил я ее. — У нас сейчас возраст такой, интересный, девочкам уже хочется поцелуев в уголке, а мальчикам – до сих пор на переменке стерками в футбол погонять. Но это ненадолго.
Света с подозрением царапнула меня взглядом и, чуть помедлив, сказала:
— Хм… Как-то странно ты запел. Ну-ка, проверочный вопрос… Скажи-ка мне, что лучше, любить или быть любимым?
— Вот спросила! — немедленно вклинился Паша, возбужденно размахивая руками. — Дураку понятно – лучше, чтоб тебя любили! Какие возможности открываются!
Света с пренебрежением отмахнулась от него, и попыталась перехватить мой взгляд. Я старательно скреб им по потолку. Наконец, когда молчание уже неприлично затянулось, посмотрел ей в глаза.
— Ну, — начал я, — считай, что я тебя понял. Достойная позиция.
— Вы о чем это? — Паша вертел головой, пытался прочесть что-нибудь по нашим лицам.
— Ты что, с-с-скотина, — со зловещим присвистом начала, наклоняясь ко мне, Света. — Влюбился уже в кого-то? Ну-ка признавайся!
На скулах у неё от волнения выступили пятна. Я отпрянул, опешив, и, выставив вперёд ладони, примиряющим тоном начал отмазываться:
— Что ты, что ты. Свят, свят, свят. С чего ты решила?
— Да с того, что раньше за тобой такого понимания ни грамма не было. Мычал бы бред, как Пашка. Признавайся немедленно!
— Э-э-эм… Может быть ума прибавилось от удара?
— Да при чем тут ум! — от волнения она аж подпрыгивала на стуле. — На этот вопрос и дурак правильно ответит, если этот дурак был хоть раз влюблен!
Упс, замаскировался, называется… Прокол на первой же беседе. И, что характерно, не на речи или незнании чего-нибудь, а на изменении личности. Было бы странно, если бы этого не произошло.
— Хм… — я уселся поудобнее, заодно выйдя из радиуса действия Зорькиных рук, так, на всякий случай. — Тогда, вероятно, мой организм уже готов в кого-нибудь влюбиться. Но ещё не влюбился. Этакое предощущение возможности любви. Как такое предположение, а? Может такое быть?
Света некоторое время буравила меня взглядом, потом нехотя буркнула:
— Наверное, может… — и сварливо поинтересовалась. — И в кого это ты собрался, интересно, влюбляться?
— О, разве это можно предугадать? — начал я вдохновенно впаривать, хотя рабочая гипотеза на эту тему возникла ещё вчера при просмотре фотоальбома. — Тут как звезды лягут, это от меня мало зависит. Это ж инстинкт, он никого не спрашивает. Его не зовут, он сам приходит.
— Любовь – инстинкт? Ну, ты загнул, — протянул Паша.
— Ни малейшего сомнения. Хотя, признаю, тут всё очень запутанно. Для начала, мы называем словом любовь два совершенно разных чувства. Они очень сильно различаются у мужчин и у женщин. По-хорошему, их надо было бы обозначать разными словами…
— Теоретик, — фыркнула Света.
Ах, теоретик! Во мне стремительно взметнулась тёмная волна гнева:
— У тебя, как и у всех женщин, на уровне генома зашита необходимость достичь важной для вида цели. Ну, ты понимаешь, о чем я… А любовь нужна чтоб вы достижением этой цели не манкировали. Этакий механизм, пресекающий излишнюю разборчивость в выборе отца для своего ребёнка. Время пришло и всё – цигель-цигель ай-лю-лю, вперёд, исполнять свой долг перед видом. Нефиг перебирать варианты, бери, что есть. Отсюда и «любовь зла, полюбишь и козла».
Паша аж прихрюкнул, зыркнул, как ему показалось, незаметно на погрустневшую Зорьку, и елейным тоном осведомился у меня:
