Евгений Красницкий - Сотник. Не по чину
Поведал все это боярин Васюта, попросил у своих людей прощения за то, что так их подвел, да и преставился. А дружинники призадумались – кому ж помирать-то охота, да еще за чужие грехи?
Похоронили Васюту и других погибших без попа и отпущения грехов, а потом, как водится, оказалось, что всяк на свой лад мыслит, как да что делать дальше. Одни ни в какую не желали верить, что с ними так паскудно обошлись, другие стояли за то, что надо убираться куда подальше, там как-то устраиваться, а потом по-тихому вывозить к себе семьи. Нашлись и такие, что предлагали пленников перебить, вернуться в Полоцк и наврать, что никого так и не дождались.
К чему все шло, неясно: тех, кто непосредственно участвовал в похищении, начали сторониться и поглядывать на них косо, мол, они беду с собой принесли. Кончилось тем, что определили пленников и похитителей в тот самый дом и держали в строгости: никуда не выходить, огонь разводить только ночью и прочее. Даже дозоры ставили так, словно не городненцев стерегутся, а больше озабочены, как бы сидящие в доме не сбежали. Сами же, видать, никак промеж себя договориться не могли, что делать дальше. Десятник же похитителей пытался о чем-то с княгиней договориться, но, похоже, ничего не вышло. Так и дождались прихода Мишкиной сотни.
«М-да, хочешь не хочешь, но матушкины слова вспомнишь: «Возле князей – возле смерти». А впрочем, сэр, когда по-другому было-то? Ни президенты, ни императоры в этом смысле от князей не отличаются. Армию в таких делах использовать нельзя, нужны «спецы», а «спецов-то» как раз ЗДЕСЬ еще и нет. Вот и оказываются солдатики в роли «одноразового инструмента» в политических игрищах. Нет, недаром военные политиков не любят, ох недаром!
Историю, конечно, этот мужик рассказал занимательную, но не сходится у него кое-что, никак не сходится. Например, он уверенно заявлял, что ладья их подберет, а на деле-то вышло, что люди покойного боярина Васюты слиняли, послав все эти хитрые заходы политиков в самые разнообразные места. Что, пожалуй, на их месте любой военный сделал бы. Наймутся к другому князю, профессионалы без работы не останутся, а потом действительно как-нибудь свои семьи из Полоцка вызволят…
Не о том думаете, сэр. Надо других пленных допрашивать и сравнивать показания, что-то тут нечисто».
Допрос пора было заканчивать и звать Матвея – повязка на руке пленного набрякла кровью, дело могло кончиться плохо, однако Мишка решил задать еще пару вопросов.
– Спроси, как зовут? – прошептал он на ухо Дмитрию.
– Никодим, – ответил пленный.
«Показалось, или была заминка? Мужик, по всему видать, бывалый, но имя-то всегда спрашивают вначале, а мы – только сейчас, неожиданно».
– А прозвание?
– Нету. Просто Никодим.
«Вот опять: такое ощущение, что прозвище у него есть, но он не хочет его называть. Какой ему вред от прозвища? Или знаменит чем-то, а перед нами простым дружинником выставляется? Да один хрен, мы полоцких знаменитостей не знаем, но тем меньше причин ему верить. Ладно, последний вопрос, тут ему врать вроде бы смысла нет».
– А с чего вы нас за ляхов приняли?
– Так Дунька, дура… Ей поп рассказывал, что есть такой лях, у которого лис на знамени. Ну и у вас лисы на щитах… углядела, глазастая, в щелочку и нас с панталыку сбила.
Услышав последние слова ответа, Мишка чуть не вздрогнул – пленник сказал не с «панталыку», а, на греческий манер, «панталексу». Когда-то, еще ТАМ, в молодости, во время обсуждения рассказа Василия Шукшина «Срезал», один умный человек объяснил молодежи, что «панталык» происходит вовсе не от украинского «збити з пантелику», а от греческого pantaleksos – «прочитавший все книги»[3]. После этого в их молодежной компании долго еще звучали разные шуточки про «панталексоса», потом это забылось, а вспомнилось незадолго до «засыла» в XII век, когда одного знакомого Михаила Ратникова сбила машина марки «лексус». Но вот услышать подобную оговорку от простого дружинника…
«Врет! Все врет! Лодку они потеряли, ага. Это что, опытные вои лодку привязать толком не сумели? Да даже если и отвязалась, далеко бы не уплыла: обе посудины по течению дрейфовали, с одинаковой скоростью. Одним гребком «потеряшку» догнать можно. Как хотите, сэр, а оттолкнул кто-то ту лодочку специально, возможно, что и сам же этот «панталексус». Десятник ими командовал! Три раза «ха-ха»! На совместную с поляками операцию по похищению княгини из правящей династии поставить десятника? Да не меньше, чем боярин по особым поручениям должен быть, если, конечно, не считать князя Полоцкого дебилом. На Немане они заблудились? Тоже мне, океан без дна и берегов! Простой дружинник, а речь и поведение… Помните, как Глеб Жеглов говорил: «У тебя на лбу десять классов написано». Все вранье, сэр Майкл! Разводят вас, как лоха, простите на грубом слове».
– Все, Мить, – прошептал Мишка, – больше нельзя, кровью истечет. Зови Мотьку, пусть перевяжет.
Пока Дмитрий ходил за Матвеем, у Мишки с пленным состоялся… ну, разговором-то это назвать нельзя, однако некий диалог имел место. Началось с того, что Мишка уловил на себе пристальный взгляд «панталексуса». Не просто пристальный, а, пожалуй, слегка насмешливый, типа: «Я знаю, что ты знаешь, что я тебя водил за нос». В ответ Мишка подчеркнуто медленно кивнул – понимаю, мол, и, сделав шаг назад, наложил болт на взведенный самострел.
«Вот же зараза – понял, что не верю. Когда прокололся? Вроде как лицо держал… Перестарался? Надо было больше пацаньей наивности и доверчивости подпустить?»
– Осторожен, умен, хорошо выучен, люди тебе повинуются, – констатировал «панталексус». – Далеко пойдешь, парень.
Дергать горло категорически не хотелось, и Мишка лишь сплюнул в сторону: «Клал я на твои комплименты с прибором, под аккорд ре-мажор».
– Однако же тайных путей власти ты не знаешь, – продолжал пленный. – И обучить этому тебя некому. Так и останешься слепцом там, где знающие люди видят многое… очень многое. Жаль, если так и проживешь простым воином, хотя по уму и талантам мог бы подняться высоко. Ты даже и не представляешь, как высоко!
«Сэр, вас пытаются вульгарно вербануть. Позвольте отдать должное вашей прозорливости – визави ваш отнюдь не прост. Очень даже не прост. Может, подыграть? Глядишь, что-то и раскроется между делом».
Так же молча Мишка попытался изобразить осторожную заинтересованность: ну не может подросток не клюнуть на подобные разговоры!
– Ты посмотри, в какой узел все завязалось, сколько князей в нынешние дела втянуты, да еще и ляхи, а там тоже своя борьба. Княгиня Туровская из ляшского рода Пястов, а за знатными ляхами замужем две княжны Святополковны. Ты видишь, как все переплелось? Кто тебе подскажет, как себя верно повести, чью сторону принять?
«Ну-ну, все так сложно, просто ужасно. Утопить пацана в избыточной информации, заставить испугаться, искать сведущего в этих делах советника… Дешево покупаешь, шер ами «панталексус». А ну-ка, попробуем обострить…»
Мишка, все так же не издавая ни одного звука, указал подбородком на искалеченную руку пленника и многозначительно приподнял носок сапога.
– Да, можно разговорить пытками, – правильно понял намек «панталексус», – но для этого надо знать, что спрашивать. А ты знаешь? Да и вымученный совет очень сильно отличается от совета, данного добром… – Кажется, полочанин все больше входил в роль змия-искусителя. – Ты же не дурак, понимаешь, о чем я говорю. А поначалу-то, наверное, думал, что красного зверя добыл, великий откуп за княгиню с детьми получишь? Думал-думал, любой бы на твоем месте так решил. Но скольким сильным мира сего ты их намерения поломал?
Мишка, будто обуреваемый сомнениями, опустил взгляд и пару раз качнулся, переминаясь с одной ноги на другую.
– А ведь от мести власти предержащей, если умеючи, защититься легко. – Пленный перешел уж вовсе на отеческий тон. – И выгоду немалую поимеешь, и сильные мира сего тебя приблизят, и своими благодеяниями не обделят. Только знать надо тайные пути власти, слабости властителей, способы заставлять их поступать так, как тебе надобно. Непроста наука эта, иной и за всю жизнь ее постигнуть не может, но если есть рядом знающий человек…
Сладко пел «панталексус», прямо-таки сирена из античных мифов. Мишка старательно изображал внимательного слушателя, но думал о своем. Что бы ни наплел ему сейчас этот тип, в одном он, безусловно, прав: влезли они по самые уши в политические игрища, и прежде чем что-то предпринимать дальше, надо хотя бы приблизительно сориентироваться в раскладах, поскольку спрыгнуть на ходу уже никак не получится. До того самого брода, где валялся полумертвый городненский князь в ожидании своей неведомой судьбы, можно было, а сейчас – нет.
