Стилист - Геннадий Борисович Марченко
Если эти остолопы рассчитывали лишь на скорость и мощь своих конечностей, то я без зазрения совести использовал подворачивавшиеся под руку предметы. Тарелки, чашки, горшочки с горячим летели в головы нападавшим, деморализуя врагов и заставляя открывать под мои удары уязвимые места.
В тот миг, когда я уже собирался праздновать окончательную викторию, раздался крик Кати:
— Лёша, сзади!
Я обернулся, интуитивно успевая выставить перед собой раскрытую ладонь, которую тут же обожгла вспышка боли. Ах ты ж, сука! Это тот самый блондин, которого я первым вывел из строя, очухался и решил меня слегка — а может и не слегка — порезать своим перочинным ножичком. Не знаю, куда он целил, в лицо или шею, но в итоге пострадала моя ладонь, которую окрасил косой порез длиной сантиметров пять.
Разум мой в тот же мгновение захлестнула волна гнева, и уже не сдерживая себя, я двинул блондину носком «адидасовки» под коленную чашечку. Тот с криком боли свалился на пол, а я со словами: «За бой посуды и на чай» сунул опешившему официанту две двадцатипятирублёвых купюры. После чего повернулся к своим:
— Народ, уходим!
И первый, провожаемый округлёнными от ужаса глазами посетителей трактира, двинулся к выходу. За мной на полу оставался след в виде капель крови, хотя я и сжал ладонь в кулак, кровотечение так просто было не остановить. На улице мои спутницы и Валентин поделились своими носовыми платками — к счастью чистыми — и соорудили что-то вроде временной повязки.
— Лёша, тебе нужно в травмпункт, рану нужно обязательно зашить, — не терпящим возражений голосом заявила Оля.
Логично, тут зашивать нужно по-любому, слишком уж глубокий порез. Поэтому, поймав как нельзя кстати подъехавшее такси, мы дружно в него уселись и велели ехать в ближайший травмпункт.
Пока меня штопал дежурный хирург, которому пришлось наплести, будто порезался стеклом, я размышлял над тем, как же буду завтра выступать с травмированной рукой. Перспективы вырисовывались далеко не радужные, о чём по выходу из травмпункта я и сообщил своим спутникам.
— Ой, а и правда, как же ты теперь? — охнули девчонки и за компанию с ними Валентин.
— Не знаю пока, но сниматься не собираюсь, — заявил я. — Хоть с одной рукой, а буду биться за победу.
На перевязку в тот же травмпункт мне было велено явиться на третий день, то есть аккурат в день отъезда. За ночь рана вроде бы не воспалилась, во всяком случае, по моим внутренним ощущениям, поэтому за два часа до старта чемпионата мы с московской командой отправились во Дворец спорта, на сцене которого участникам придётся выявлять лучшего парикмахера страны. Долорес Гургеновна, увидев мою руку, только ахнула:
— Алексей, что это?!
— Где? А, это… Да вот, стеклом порезался…
— Но ты же не сможешь теперь работать!
— Вообще-то пальцы шевелятся, надеюсь, травма не слишком будет мешать.
— О боже, беда просто с вами! Вчера поздно вечером представитель армянской делегации попался в номере с девицей лёгкого поведения, пришлось нам с ним объяснительную писать, теперь ты вот ещё с рукой… Ладно, поступай как знаешь, но учти — скидок на твоё увечье не будет.
Да-а, с травмированной рукой в этот день мне приходилось всё делать гораздо медленнее и осторожнее. К тому же она начала кровоточить, а предоставленная мне модель оказалась не по-прибалтийски вертлявой и разговорчивой, такое ощущение, что эту костлявую девицу с непослушными, как у негритянки, волосами мне подослали конкуренты. Неудивительно, что по итогам первого дня я едва вошёл в первую пятёрку, и перед вторым днём соревнований вряд ли кто-то считал меня фаворитом.
В гостинице я первым деломотправился в медпункт, где мне сделали перевязку (швы, к счастью, не разошлись), и остаток дня посвятил разработке плана, каким образом мне обойти на вираже главных конкурентов. Таковыми после первого соревновательного дня считались мастер из Киева Яна Ляшенко, мастер из Ленинграда Инга Фролова и, собственно, мой сосед по номеру, Валентин. Косясь, как он, забравшись на постель с ногами, самозабвенно листает купленный в ларьке у гостиницы журнал мод на литовском языке, я понемногу склонялся к мысли, что придётся рискнуть. Моя домашняя заготовка может не слишком впечатлить строгое жюри, а вот если позаимствовать образ от будущего 12-кратного чемпиона мира и моего учителя Важи Мхитаряна — это может произвести фурор. Лишь бы с моделью не подвели, здесь от клиентки требуются усидчивость и хорошие, длинные волосы.
С моделью мне повезло, я посчитал это хорошим знаком и с энтузиазмом принялся за работу. Мхитарян мне в помощь, я позаимствовал одну из его работ, и полтора часа спустя представил готовую модель на суд членов жюри.
Те, пока я работал, то и дело подходили ко мне, присматривались, когда же я представил итоговый результат, судьи конкурса буквально пораскрывали рты. Тут и впрямь было на что поглядеть. Казалось, витиеватая причёска держится на голове модели вопреки законам гравитации, тронешь — и она рассыплется, вернее, разлетится в стороны разноцветными перьями какой-то сказочной птицы.
— Жар-птица, — подсказал я, — так называется работа.
— Действительно, самая что ни на есть настоящая жар-птица, — покачала головой Долорес Кондрашова. — Алексей, не знаю как мои коллеги, но меня вы смогли удивить.
Думаю, даже у Яны Ляшенко и Инги Фроловой, занявших по итогам решающего дня в общем зачёте второе и третье места, не было сомнений, что я заслуженно стал чемпионом СССР. А значит, именно нам троим предстояло в конце октября представлять Советский Союз на чемпионате мира по парикмахерскому искусству. Хотелось верить, что я выездной, и смогу свободно путешествовать по миру. Ну или для начала хотя бы по странам социалистического лагеря.
* * *
Откуда взялась эта сумасшедшая? Не могла другого времени найти что ли, идиотка… А впрочем, всё к лучшему. Смерть под колёсами электропоезда стала бы для этого урода слишком лёгкой. Хорошо, что так получилось, не стоит пока торопиться, нужно придумать какой-нибудь более изощрённый способ, чтобы перед смертью этот сучёныш испытал самый настоящий ужас. А то он и испугаться бы не успел, толкни его кто-то сзади под поезд.
Так размышлял бывший бандит и банкир, а ныне «липовый» дворник ВДНХ Игорь Николаевич Кистенёв, выходя со станции «Белорусская». В поднявшейся после происшествия суматохе он
