Влад Савин - Страна мечты
Это верно, французского я не знал, от слова «совсем». И так уже — изначально, еще там, в 2012, владел английским (положено), на вполне профессиональном уровне. Еще испанский учил, с подачи «кэпа» Большакова, успевшего реально повоевать то ли на Кубе, то ли где-то в Латамерике, как бушковская «пиранья» — но с испанцами говорить не приходилось, так что за качество не уверен. Здесь, уже под конец, пришлось освоить немецкий, сначала на уровне армейского разговорника, «номер твоей части», «кто командир», а затем наш «жандарм» товарищ Кириллов, усмотрев неполное служебное соответствие, загнал меня на ускоренные курсы, методом полного погружения с носителями языка, это когда все вокруг шпрехают исключительно зи дойч, так что понимать и читать научился, вот только с произношением проблемы. Ну а итальянский, это уже само собой, такая практика была, и в Красных Гарибальдийских бригадах, а особенно с Лючией, галчонком моим, я ее русскому обучал, она меня итальянскому, так что сейчас умею в совершенстве. Но пятый язык, французский, это уже чересчур! Потому, предполагал с Генералом на английском говорить — хотя значилось у нас, что с декабря сорок третьего, за время пребывания в СССР, формируя свой корпус, и общаясь с нашими советниками, де Голль и русский язык освоил на минимальном уровне? Но вот этой фигуры, Армада Мишеля, в нашей картотеке не было, что за фрукт, из эмигрантов? Ну, если хозяин ему доверяет…
Разговор начался, как водится, с любезностей. Затем с моего рассказа (в общедоступной редакции), как фюрера ловили. Армад Мишель, явно волчара, профи — все понимает предельно быстро, не переспрашивая, и переводит сразу, не задумываясь, подбирая слова. Для эмигранта в революцию молод — может, уже второе поколение? И отчего тогда у нас о нем информации нет?
И вот, коснулись той самой темы.
— Все чего-то хотят от Франции — сказал де Голль — глупо жаловаться на жестокость и несправедливость мира, разве он может быть иным? Мир эгоистичен, и о том надо помнить. И никто не позаботится о тебе, если ты не сделаешь это сам. Что от меня и Франции хотите вы, русские? Отчего вас так беспокоит моя безопасность?
Ну что ж. Я ведь, по роли, не дипломат, а боевой офицер, пусть и исполняющий дипломатическое поручение?
— Господин генерал, бывают случаи, когда «эгоизмы» как вы выразились, у разных сторон совпадают. Не думаю, что раскрою секрет, говоря, что вы, на посту Президента Франции, были бы куда предпочтительнее для СССР. Мы заинтересованы в сильной, подлинно независимой Франции, ведущей собственную политику. Которую можете обеспечить лишь вы, а не Тассиньи, и не какая-либо иная фигура.
— Тассиньи подпишет Акт послезавтра — сказал де Голль — надо думать, эти, из-за Пролива, не задержатся утвердить. После чего и я, и Тассиньи, и вся «сражающаяся Франция» формально по процедуре и строго по закону будут никем и ничем. А вся власть будет принадлежать Учредительному Собранию, подкрепленному штыками «батальонов охраны порядка», так будут называться те из «сражающихся», кого не разоружат. Здесь, в Париже, этими войсками командует Тассиньи. И на время выборов в собственно Национальное, уже не Учредительное Собрание, он, подобно Кавеньяку в 1848 году, будет держать Париж на осадном положении, во избежание беспорядков. А если таковые все же случатся, они будут подавлены с предельной решительностью и жестокостью, во имя мира и спокойствия! Французы будут стрелять в французов. Этого хотите вы, и ваш Торез?
— А известно ли вам, генерал, что готовят для Франции англо-американцы? — спрашиваю я — только не задавайте мне вопрос об источниках, но за достоверность информации мы, советская сторона, отвечаем. Полная свобода торговли для английских и американских товаров. «Капитализация» по списку французских фирм, то есть выпуск дополнительных акций в свободную продажу — очевидно, что результатом будет скупка иностранцами контрольных пакетов. Обеспечение франка не только золотом, но и долларами и фунтами, то есть по сути, экспорт к вам американской и британской инфляции. Особый, секретный договор, по которому вступление в должность любого Президента Французской республики должно согласовываться и утверждаться в Вашингтоне. Ограничение армии самой минимальной численностью, при запрете иметь военную авиацию, линкоры, подводные лодки — или же, отсутствие ограничений, при условии подчинения французских вооруженных сил некоему «Западноевропейскому оборонительному союзу», то есть по факту, английским генералам. Американские и английские военные базы, аэродромы, гарнизоны на вашей территории. Все это должно быть утверждено Собранием — и будет им утверждено. Если это не конец Франции как суверенной Державы, то что это такое?
— Мне о том известно — кивнул де Голль — и еще о некоторых условиях, столь же унизительных и недостойных.
— И что вы намерены предпринять?
— Сейчас ничего — ответил де Голль — лишь сожалеть, что Франция ошиблась с выбором стороны. Ну что стоило маразматику Петену послать подальше Гитлера с его «Еврорейхом»? Мы были бы в лагере победителей… а теперь, сами, к своему несчастью, дали повод требовать с нас возмещения убытков.
— Так эти требования незаконны, строго говоря — отвечаю я, напряженно вспоминая политический расклад — и что с того, что Петена избрал президентом законный парламент? Если после Петен разогнал парламент и отменил конституцию, на что права не имел. То есть, с этого момента, он узурпатор, и любые его решения, в том числе и по вступлению в Еврорейх, незаконны! Ну а после того, как немцы сгноили Петена в концлагере, и поставили Францию под управление своих генералов, вообще ни о каком участии Франции в Еврорейхе говорить не приходится! Что до французов, служивших Гитлеру, так вы, формируя свой корпус из пленных, взятых нами на Днепре, наслушались историй об их «добровольности» — когда людям предлагали выбирать, концлагерь за саботаж, или добровольцем на Восточный фронт? Впрочем, если и были те, кто шли по-настоящему добровольно, так их и будем судить, ну а Франция тут при чем? У Гитлера были добровольцы из Швеции, Швейцарии — но никто не говорит об участии этих стран в Еврорейхе? Был даже Британский Легион СС! А как на оккупированных немцами Нормандских островах, британские чиновники исправно исполняли приказы немецких комендантов, а «бобби» патрулировали вместе с фельджандармами? И вообще, не англичанам обвинять французов — после Мерс-эль-Кебира, Дакара, Мадагаскара, случившихся еще до Еврорейха, когда Виши официально считался нейтральным!
— Браво, молодой человек — сказал де Голль — в уголовном суде подобные доводы, без всякого сомнения, были бы признаны убедительными. Вот только в политике действуют иные правила. Там приговор выносится заранее, исключительно из политической целесообразности и реального соотношения сил. А всякие юридические формальные ухищрения нужны, лишь… Как когда-то один наш король сказал министрам, «я буду действовать, а вы подбирать законные объяснения моим действиям!». И нет дураков спорить — кому дорога голова на плечах, а не на плахе! Предвижу вас вопрос — вы, и те кто вас послали, и впрямь решили, что я испугался? Нет — просто надо быть именно французом, и здесь, чтобы видеть реальное соотношение сил. Легко следить за игрой со стороны, и давать советы, не сидя за доской. Желаете подробно разобрать эту партию?
Армад Мишель достал шахматы, быстро расставил фигуры. Пока на исходных позициях, все.
— Я уже слышал, и не от одного человека, наверное все, что вы хотели бы мне сказать — продолжил де Голль — итак… Самое первое — представляете ли вы, что такое французский крупный капитал? У нас концерны всегда ощущали себя независимой от государства силой. Родившиеся из ростовщического капитала, в отличие от Германии, они считают себя «прирожденными кредиторами» и служат исключительно себе, а не государству, и даже не нации! Вернее нацией они считают именно себя, и только себя — а все прочие, лишь массовка. И надо сказать, у них есть на то определенные основания — если учесть, какой вклад в величие Франции внесло то, что мы всегда были мировыми кредиторами. Потому, в предлагаемой вами партии — я, коммунисты, еще кто-то — против навязываемого англо-американского диктата, господа Ротшильды и иже с ними, никогда не будут со мной! А вот господа с Уолл-Стрита и из Сити уже нашли с ними общий язык! И не надо ссылаться на пример Германии и Италии, что там не было тотальной экспроприации — как раз с финансистами, в отличие от промышленников, вы обошлись там очень жестко. Вот только здесь, во Франции, на финансовом рынке играют все — а значит, здраво решат, лучше отдать часть британцам и янки, чем потерять от вас все! Да, еще одно важное обстоятельство — здесь никто не верит, что я, пойдя на союз с левыми, союз с вами, даже имея желание, сумею долго сохранить самостоятельность, что вы не потребуете от меня социалистических преобразований. Вы можете обещать, что у Сталина совершенно иные планы, и даже, возможно, это окажется правдой — но я говорю вам то, во что верят во Франции, и не одни обыватели. Так что денег у меня нет — и не надо говорить мне о ваших кредитах! Насколько мне известно, СССР не настолько богат сегодня, чтобы по-крупному финансировать еще и нас. Что до Швейцарии, то англо-американское влияние там превосходит ваше, и очень сомнительно, что вам удастся это переломить. В то же время, по моему убеждению, янки не блефуют, они действительно готовы дать нам кредит — конечно, если мы согласимся на их условия. В итоге это значит, что денег мне никто не даст.
