Мамалыжный десант - Юрий Павлович Валин
– Значит, так. Мы в оборону, Сергеев за машинами приглядывает, – сказал Тимофей, обозревая арсенал опергруппы. – Ну, «катюши» у нас нету, но все же и не с пустыми руками.
– Давай я с вами пойду, – вызвался Сергеев. – Захарычу бегать уже сложно.
– Отож добегу, – заверил Торчок. – То разумнее. Поскоку ежели на прорыв идти, то я твою заокеанскую колесную гордость точно не заведу.
– Все! Беремся! – распорядился Тимофей.
Когда отягощенная оружием боевая часть опергруппы выбежала на крошечную площадь перед станцией, на них накинулся какой-то майор:
– Куда драпаете? А ну-ка стой!
– Виноваты, товарищ майор. Не разобрались. Где позицию занять поудачнее? – Тимофей плюхнул на раздолбанную мостовую свой жаб-миномет.
– Блудливые контрразведчики, что ли? И даже с полутяжелым вооружением? – ядовито восхитился майор. – Тогда туда давай, сержант. Дом с флюгером видишь?
Группа двинула к дому, на котором вроде бы виднелось что-то похожее на флюгер. Несущий два лотка мин Торчок проворчал:
– В самую дупу послал майор. О тож мы чужие, шо нас беречь.
– Да тут щас везде эта ваша дупа, – справедливо заметил Сашка, которого кренило под неуравновешенностью трех минометных лотков.
Нет, позиция оказалась не из самых дурных: между домами и колодцем бойцы комендантских подразделений успели слегка окопаться, расковырять стены. Командовал тут немолодой грузный подполковник. Подивился незнакомым бойцам.
– Ладно, сержант, занимай позицию. Ты из этой дряни вообще стрелял?
– Обижаете, товарищ подполковник. Неказистое устройство, но вполне рабочее.
– Ну, давай, выбирай огневую. Только по своим не вздумай пульнуть.
Подполковник неспешно двинулся в темноту, донесся его спокойный бас.
– От то солидный командир, вдумчивый, – одобрил Торчок. – Не то що наш.
Лейтенант Саламонов куда-то запропал, но опергруппа об этом не особо жалела. Некогда было. Тимофей спешно зарывался в землю, «коминтерн» так и мелькал, с хрустом перерубая корни и выбрасывая из словацких недр всякие осколки и черепки.
– Богата тут эта археология, – пропыхтел сержант Лавренко.
– А у меня само идет, – сообщил Сашка, копавший у другого угла строения. – Сортир, наверное, стоял.
– Отож удобрения – сплошная польза для росту, – позавидовал сверху Торчок.
Павло Захарович изыскал лестницу и устраивался в разворошенной крыше невысокого строения. Выбрали позицию наспех, но вроде бы удачно. Пристройка малозаметная, вид на подходы к крайним домам имеется. Только вот закрепиться по-настоящему не дадут.
Немцы уже атаковали. Справа вовсю разгорелось: пулеметы, разрывы мин, перестук легких немецких зениток. Вспыхнули в небе осветительные ракеты, стрельба сразу усилилась, дошло до автоматов. Но и у наших имелся сюрприз – вдарила сразу пара крупнокалиберных пулеметов из зенитного штабного прикрытия. Проскочил за дома юркий связной броневичок, затарахтел из башенного пулеметика. Через секунды пулей вылетел назад уже через другой проезд. Немцы перенесли огонь на мелкую бесстрашную бронетехнику, и заборы разлетались от частых попаданий снарядов автоматической пушки.
Тимофей на миг спрятался в окопчике: сержант скромный и не бронированный, но ведь заденут ненароком. Но броневичок уже тарахтел из пулемета левее, туда немедля влупили немцы.
– Отож мелок танк, да отвлекает ударно, – крикнул сверху Павло Захарович. – Ты, Тима, забирайся сюда на миг. Приценись. Идут фрицы-то…
Приценились. Видно было не то что плохо – вообще никак. И ориентиров мало. Но опыт ночных боев на плацдарме имелся, угадать ситуацию худо-бедно можно. Вспышки выстрелов, направления, по которым точно пойдут…
– Захарыч, у тебя глаз верный, я знаю, – пробормотал Тимофей. – Направляй внятно, лучше без лишних «отож». Тут каждый слог и градус важен.
– Можно и так. Ты там, главное, поосторожнее с бомбами. Все говорят, что заряды шибко чуткие.
– Соблюду аккуратность. Стежок за стежком, дело привычное.
По полю ударили наши ручники, за ними – карабины и автоматы связистов и иных штабных вояк. В ответ немцы тоже усилили огонь – светляки трассирующих пуль и снарядов, казалось, летели со всех сторон.
Тимофей скатился по лестнице.
– Чего молчим, особисты? – поинтересовалась большая фигура, появившаяся из-за угла.
– Рановато, товарищ подполковник, – не глядя, пояснил скорчившийся над «жабом» Тимофей. – Мы маломощные, разброс большой, а эшелона мин в запасе нету. Подпустим – накидаем.
– Ну-ну, – только и сказал подполковник и исчез.
Приличный человек. Если расстреляет или под трибунал отдаст, то потом, а не до того как.
Стрельнул из карабина Сашка, залегший в окопчике на противоположном краю пристройки.
– Как? – поинтересовался Тимофей, подправляя горизонтальную наводку «жаба».
– Нормально. И затвор плавный, – похвалился водитель и пульнул еще разок.
– Тима, подходят. По левому штриху, – предупредил сверху Торчок.
Что ж, «жаб» был готов: плита-опора наклонена чуть вперед и подкопана, белая метка наводки на стволе видна четко. Тимофей протер крышку лотка с минами, открыл… Минометные снаряды, в темноте похожие цветом на запекшуюся кровь, ждали.
– Давай, Тимоха! – спокойно сказал Павло Захарович с крыши. – С Богом!
Сержант Лавренко нежно вынул первую мину. Конечно, без пристрелки не полагается, но мы не особо минометчики, а штаб дивизии – не ротная траншея.
Мина ушла в ствол мягко, чисто. Тимофей толкнул рычаг спуска. «Жаб» с готовностью хлопнул.
– Добре! – сообщили сверху. – На ноготь правее…
Подправили, ушла вторая мина…
Лоток, еще… Уходили мины… «Правее штрих! Туда еще одну! Ближе два пальца! Еще дай!» – командовал сверху Торчок. Понятно, указания смехотворные, но Тимофей человека на крыше знал давно, точное понимание имелось.
Сунулся подавать мины Сашка – был послан: тут нужны нежность и сосредоточенная механика движения. Кто-то кричал за спиной, что-то требовал – сержант Лавренко не отвлекался, слушал только Захарыча. Мины ложились в ладонь с готовностью, чуть шероховатые, одновременно лоснящиеся. Аккуратненько, не быстро и не медленно, в ствол, мягкий удар ладони по спуску, хлопок… Следующая… «Ближе на палец»… это нехорошо: предпоследняя отметка – сотня метров…
И лоток предпоследний…
– Тимка, рядом уже! – кричал Сашка, лихорадочно клацая затвором. – Отходить надо!
– Сворачивай, Тимоха, – сказал сверху Павло Захарович. – Драпаем, ибо зажмут.
– Понял!
Сержант Лавренко закрыл начатый лоток, Торчок бахнулся-скатился сверху, схватили манатки, побежали. Лежали убитые штабные бойцы, горел дом. Вроде огонь вели всего минуту, а как оно все… «Жаб» покачивался в руке, словно старался полегче стать: не хочет назад к фашистам.
– Ложись! Ложись! – яростно кричали из-за разбросанных шпал.
– Падай! – крикнул Тимофей, роняя «жаба» и перебрасывая из-за спины автомат.
За изгородью мелькнули каски – до боли знакомые, вечно-чужие. Тимофей открыл огонь, целясь по едва угадываемому движению во тьме. Ствол ППШ искрил, давал плотный огонь – все ж хорошее, удобное оружие. В ответ вроде тоже стреляли, сержант Лавренко инстинктивно вминался
