Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность
– Генерал О'Коннел, несомненно, знает о печальной участи дуче Муссолини, сэр. Но не догадывается, что повешение расстрелянного Муссолини может служить поводом для того, чтобы он мог беспокоить своим визитом премьер-министра Великобритании, сэр.
На изысканном старинном подносе стояла далеко не кофейная чашка кофе, лежала еще одна сигара и изданная в толстом кожаном переплете книга Юлия Цезаря «Записки о Галльской войне», которую секретарь всегда приносил сюда, если Черчилль забывал ее в своем рабочем кабинете.
– Возможно ли такое, чтобы вы когда-нибудь забыли о существовании нашего общего кумира Цезаря?
– Забыть я могу только в том случае, когда… понадобится забыть. Если вы решите диктовать продолжение своей книги «Великие современники»108, сэр, то я – к вашим услугам.
«Странно. Слишком уж быстро этот полумонах определил, что источником моего вдохновения и образцом для подражания является именно эта книга – "Записки о Галльской войне" Юлия Цезаря, – подумал Черчилль, глядя вслед Роберту Критсу. Он и сам считал себя неплохим психологом и добытчиком информации, однако способность его нового секретаря проникать во все тайны его человеческих и творческих устремлений порой приводили премьера в изумление. – И вообще, знать бы источники его инквизиторского всезнайства…»
Как только сэр Черчилль уединялся в своих коньячно-сигарных мечтаниях, немедленно появлялся Роберт Критс с одним и тем же арабским подносом, на котором неизменно находились «Записки о Галльской войне» Цезаря. Секретарь словно бы опасался того, что, увлекшись блужданием «пустынями прошлого», его патрон потеряет день или хотя бы несколько часов, «которые должны, по его мнению, конечно же, должны быть по-хвящены творению книг.
Теперь Черчилль, конечно, привык к появлению писаний Цезаря везде, где бы он ни вознамерился уединиться (с дежурным томиком «Галлов» личный секретарь не расставался, как шулер – с колодой карт). Но когда «Записки о Галльской войне» явились ему впервые, он долго и упорно сверлил Критса взглядом, пытаясь понять, что происходит.
– Что-то еще? - Вежливо поинтересовался тогда личный секретарь.
– Ничего, кроме одного: почему из всех книг, которые вы обнаружили в моей рабочей библиотеке, вы принесли мне именно эту?
– Вы ожидали увидеть на этом арабском подносе какую-то иную книгу? – «Цезаря» секретарь всегда доставлял ему покрытым желтой салфеткой, на подносе, словно некое запретное блюдо.
Впрочем, в этом ритуале «возвращения к перу» действительно все имело свой тайный смысл. Книгу древнеримского оратора и полководца он привез из военной экспедиции в Индию. Она принадлежала какому-то колониальному чиновнику, погибшему вместе со всей своей семьей во время нападения на, его виллу отряда индусских повстанцев, а поднос он привез из Судана как подарок одного из шейхов, сыну которого Черчилль спас жизнь.
Да и появление в его кабинете Роберта Критса тоже связано было с военными приключениями Черчилля. Он взял его на службу к себе по совету редактора газеты «Морнинг пост», решившего, что Критс имеет право рассчитывать на нечто большее, нежели одна небольшая колонка «колониального» политического обозревателя в месяц. И Черчилль взял Критса в свою команду во время выборов в парламент. Это была своеобразная дань памяти, поскольку на Англо-бурской войне в Африке109 он оказался с удостоверением военного корреспондента именно этой газеты.
– Вы не поняли меня, Критс. Я спросил, почему вы остановили свой выбор именно на Цезаре. Я никогда не брал «Галльскую войну» в вашем присутствии в руки, никогда не ссылался на нее и даже не упоминал о ней, – объяснил ему тогда премьер.
И это было правдой: Черчилль действительно никогда не притрагивался к «Галльской войне» Цезаря в присутствии кого бы то ни было, и никогда публично не проявлял своего пристрастия к творениям этого оратора литературного слова и трибунного пера. Подражание Цезарю было его творческой тайной, которую он хранил, как тайну «золота тамплиеров».
– Потому что прежде чем внимательно прочесть вашу, сэр, шеститомную эпопею «Мальборо», книгу эссе «Мысли и приключения» и книгу исторических портретов «Великие современники», а также сборники ваших речей «Пока Англия спала» и «Шаг за шагом», я очень внимательно проштудировал «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря. Так уж случилось, что Цезарь и Наполеон превратились в моих кумиров задолго до того, как мне посчастливилось стать вашим личным секретарем, сэр. Но еще до того, как стать им, у меня появился третий кумир. Он вам известен.
– Тоже мечтали стать полководцем?
Стр 403 отсутствует
– Я так и знал, что вы стремитесь испортить мне настроение, Критс. Бездарная операция при абсолютно бездарном командовании111.
– Что лишь подтверждает мою версию о том, что на самом деле вы – писатель! Талантливый, великий, можно сказать, писатель.
– Не отрицаю, – пожал плечами премьер, – время от времени я действительно что-то там пописываю.
– К сожалению, да, всего лишь время от времени. Что весьма прискорбно, сэр. Никому не позволено убивать свой талант.
– Но ведь обычные человеческие слабости мне тоже позволены.
– Нет-нет, вы по природе своей, по состоянию души и способу жизни – писатель, сэр. И чем скорее вы это поймете, тем скорее душа ваша проникнется осознанием истинности избранного вами пути.
– Но какое вам, иезуиту по убеждению, дело до моих литературных опытов? – пропыхтел Черчилль клубами сигаретного дыма.
– Если где-либо в мире появился великий человек, рядом с ним немедленно должен оказаться иезуит.
– Даже так? Любопытно. И чем это мотивируется?
– Такова философия ордена.
– Понятно, что такова философия. Я спросил о конечной цели. Вашей личной, цели всего ордена.
– Она мне неизвестна. Члену нашего ордена не обязательно быть осведомленным о конечной цели того или иного задания. А во многих случаях истинный иезуит и не должен ждать конкретного задания. Его приучают действовать самостоятельно, наподобие того, как обязывают действовать в тылу врага хорошо подготовленного диверсанта…
– В таком случае я, англосакс, крещенный в баптистской церкви, начинаю с уважением относиться к вашему иезуитскому ордену.
– Да, без зависти и гордыни, не завидуя, а способствуя и всячески поддерживая – и всегда рядом. Таково священное правило
нашего ордена.
– Действительно священное.
– Однако приблизили меня к вам не традиции монашеского иезуитства, а стремление быть полезным вам, а значит, и человечеству.
…Однако все это из области воспоминаний. А с минуты на минуту здесь, в «келье одинокого странника», должен был появиться генерал О'Коннел, и, лишь вспомнив об этом, Черчилль взял в руки сводку донесений, ради вдумчивого ознакомления с которыми он и попытался уединиться в этой своей «келье».
52.
Май 1945 года. Лондон. Резиденция премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля.
Когда из министерства иностранных дел Черчиллю сообщили, что Муссолини расстрелян на окраине какой-то маленькой деревушки на севере Италии, неподалеку от швейцарской границы, он поначалу не поверил и потребовал самым тщательным образом проверить, так ли это на самом деле. В общем-то, все к тому и шло, но слишком уж невероятной казалась английскому премьеру такая вот, внесудебная, поспешная казнь диктатора.
Еще 26 апреля из ведомства генерала О'Коннела Черчиллю сообщили, что Муссолини с небольшой группой своих соратников направляется в сторону швейцарской границы.
«Он пытается спрятаться в Швейцарии? – изумился тогда старый, опытный авантюрист наивности этой затеи. – От кого и каким образом?!»
Представив себе, какую охоту на дуче устроят сейчас разведки союзников, а также люди итальянского короля, немцы, русские и итальянские партизаны, Черчилль рассмеялся. Правда, это был смех человека, готового первым броситься в погоню на опережение. Но если американцам, русским и всем прочим Муссолини нужен был живым, то Черчилль желал видеть его только мертвым, причем умерщвленным как можно скорее, до того, как он будет схвачен кем-либо и начнет давать первые показания.
Ознакомившись с последними донесениями того дня, последовавшими из министерства иностранных дел, из штаба сухопутных войск, из ватиканских и иных источников, Черчилль тут же связался с О'Коннелом и приказал трубить во все охотничье-разведывательные рога.
– Мне нужно «Евангелие»! – орал он в трубку, хотя крайне редко позволял себе повышать голос. – Причем желательно вместе с трупом его обладателя, Паломника!
И генералу не нужно было объяснять, что под кодовым названием «Евангелие» Черчилль имеет в виду свою переписку с Муссолини, а под Паломником, – самого презренного дуче.
