Андрей Валерьев - Форпост. Найди и убей

А ЗАЧЕМ, собственно? Зачем он везёт этих людей к себе? Чего ему ещё не хватает? Эта, так некстати пришедшая мысль, ошарашила. Иван посмотрел на спящую на полу рубки Таню.

'Вот. Может быть ещё одна женщина у меня будет. Дом. Дети. Друзья. Всё ведь есть! Чего ж тебе на месте то не сидится?'

Маляренко так устал, и морально, и физически, что хотелось заорать, вылезти из осточертевшей рубки на палубу, пинками всех повыбрасывать за борт и уснуть. И чтоб – лето. И ничего не надо делать и чтоб Таня была голая, а на носу, на своём привычном месте было кресло, а не, млять-млять-млять, толчок для этих…!

Из трюма донёсся плач и стоны, кого-то из укрытой там ребятни снова начало рвать.

Главврач Евгения Валерьевна отменила собою же объявленный карантин ровно через десять дней. Хотя в планах было провести в шалашах на берегу моря у Юркиного ручья минимум две недели. Но, толи действительно со здоровьем новичков было всё в порядке, толи Главврач боялась гнева Марии Сергеевны, которую не пускали к мужу, толи просто в шалашах было холодно. В общем – карантин сняли. За это время людей как следует подкормили, а кого нужно – подлечили. Юрка мотался на берег каждый день, привозя полные корзины продуктов и безропотно скармливая переселенцам плоды своих трудов.

– Иван Андреевич, – Кузнецов сидел в пяти метрах, за карантинной чертой, нарисованной прямо на земле, – у меня там, конечно, припасы ещё имеются, но не прокормлю я их всех. Пусть больше рыбу едят и мидии собирают. Мужик поморщился и перешёл с шёпота на отчаянное сипение.

– Настя пилит. Работники мои ворчат. Высаживать то чего будем? А потом?

Эти только и знают, что жрут да… спят. Понимаю – им не сладко пришлось и надо в себя прийти, но почему ж мне-то должно быть плохо? 'Кулак-мироед! Единоличник! Сквалыга! Но… прав, стервец, прав!'

Ваня выслушал жалобы приятеля, почесал репу и велел больше сюда с продуктами не приходить. Юрка обрадовано подскочил, поздоровался с подошедшей Таней и рванул до дому – до хаты.

– Милый, мы можем ходить домой. – В глаголах немка всё ещё путалась. – Карантин капут!

Какое счастье снова оказаться дома! В тепле и уюте! Сходить в баню. Покушать из нормальных тарелок. Серебряной ложкой. За полированным деревянным столом. И прижать к себе жену. И покачать ребёнка. И спать на белых простынях в мягкой кровати. Маляренко 'проникся'. 'Почему ж я этого раньше не замечал и не ценил?' Иван упал на кровать, вытянул ноги и моментально уснул.

Обе хозяйки в это время сидели в Таниной комнатке по соседству и шушукались о вещах, понятных только им.

– А он… – Таня покраснела и шёпотом продолжила Маше на ушко.

– Да? А ты?

– А я…

Карантин стал самым прекрасным временем в жизни Тани. Все тревоги, невзгоды и неурядицы исчезли и растворились в небытие. Остался лишь ОН.

Таня заурчала от удовольствия, словно кошка, и довольно потянулась. Десять дней и ночей в шалаше на берегу моря пролетели как одно мгновение и она так и не успела отдохнуть от изнуряющего похода. Teufel! Это было прекрасно! Ja!

Маша прислушалась к себе. Снова начиналось головокружение и тошнота. Подавив усилием воли проклятые симптомы, женщина беззаботно улыбнулась и, ласково поцеловав Таню, подтолкнула её в сторону своей спальни.

– Ступай. Поспи. Тебе точно нужно отдохнуть.

Вечер десятого дня стал для Игоря Лукина настоящим холодным душем. Местные, во главе с Боссом, просто разошлись по домам, оставив его и его людей в шалашах на берегу моря. Прапорщик велел всем оставаться на месте и пошёл поговорить с фермером, который ежедневно снабжал их пищей. Но тот, приоткрыв калитку в заборе, просто послал его куда подальше. В смысле – к шефу. Мол, с ним эти вопросы и обсуждай, а сюда больше ходить не надо. Прямо в живот Лукину смотрел здоровенный заряженный арбалет, и предводитель переселенцев решил судьбу не искушать.

Придя, на ночь глядя, в порт, Лукин был остановлен часовым, который направил на него пистолет и посоветовал до утра тут не появляться. На шум из крайнего дома вышел огромный мужчина в камуфляже и с самодельными капитанскими погонами, смерил немаленького Игоря взглядом сверху вниз и тоже посоветовал идти обратно.

– И ещё. Не дай Бог, я узнаю, что кто-то из твоих по огородам Юрия Владимировича пробежался… Капитан что-то тихо сказал часовому и ушёл в дом. Лукин скрипнул зубами и тоже пошёл. 'Домой'.

Целую неделю всем западным Крымом рулила Маша. 'Сам' залёг в спальне и ни в какую оттуда выходить не желал. Больше того, Иван Андреевич никого не желал видеть. Исключением была только маленькая Анечка, в спаленку к которой отец иногда заходил. Ваню подкосили апатия и пофигизм.

– Ещё вопросы?

Маша, стоявшая на крыльце, гордо подняла подборок и, царственно выпрямив спину, 'даванула' просителей большой упругой красотой.

Лукин непроизвольно уставился на грудь хозяйки, поперхнулся и помотал головой.

– Капитан, проводите гостей и поднимитесь ко мне. Будет совещание. Соберите всех. Голос Марии Сергеевны был холоден, словно лёд. По итогам совещания началась кутерьма.

Сначала к жившим на одной рыбе новичкам сходил Олег со своими орлятами и вежливо попросил освободить жилплощадь. Мол, места тут изобильные, благодатные, а уже, даже по ночам, тепло и вообще – делать вам тут нечего. Спасли, привезли, подкормили – скажите спасибо и алга! Дальше сами.

Женщины заплакали, а мужики… кто скрипел зубами, а кто растеряно разглядывал абсолютно пустые степные просторы. Где тут можно было начать новую жизнь, было непонятно.

– Вот степь, воооон там есть лесок и родник, можете жить там. Вон туда два, дня ходу через перевал – долина и большое поселение. Можете идти туда. За перевоз и еду с вас платы велено не брать. Всё. Свободны!

Главврач гневно высказалась об ответственности за доверившихся им людей, а капитан в ответ посоветовал ей и всем остальным завтра утром отсюда исчезнуть. Многообещающе посмотрел на Лукина и ушёл в усадьбу.

Следом за 'кнутом' пришли 'пряники' – Юра, Толик и Семёныч и принялись окучивать семейных. Таковых среди прибывших было аж семь пар, две из которых были с детьми. 'Семейные' с облегчением выдохнули, а одинокие женщины растеряно облепили такого же одинокого и растерянного Игоря.

Если бы не объявление о том, что завтра утром с оставшимися приедет поговорить хозяйка, 'пряники' бы не сработали. Семейные мужики набычились и бросать своих не желали. Женщины – так вообще вцепились друг в друга и залились слезами. Тогда завхоз почесал репу, сплюнул и в сердцах выдал:

– Нянчиться с вами времени нет. Не хотите – не надо. Никто вам руки не выкручивает. Ещё раз сплюнул и ушёл.

Четыре семьи ушли за ним в Севастополь, а к фермеру подошли остальные. Юрка и всех остальных забрал бы тоже – рабочие руки на огромных полях были нужны, как воздух, но хозяйка строго-настрого запретила ему уводить к себе оставшихся женщин. Игорь стоял, как громом поражённый. 'Три деревни, два села, восемь девок, один я'

Вообще-то женщин и девушек вокруг него было четырнадцать. Весь праведный гнев и боевой задор бывшего прапорщика моментально испарился. Что делать дальше с этими несчастными женщинами он не знал.

Делать было нечего – еда закончилась. Лукин разделся и полез в холодную воду за мидиями, а Евгения Валерьевна командным голосом раздавала указания остальным. 'Утро вечера мудренее. Авось!'

Глава 8. В которой происходит беда, скотство, а Иван впервые в жизни пытается получить ответ.

Из страусиного (это когда засовываешь голову под подушку и не о чём не думаешь!) состояния Ваню вывели две плохие, очень плохие новости.

Маша, наконец, рассказала ему о старой травме головы, о кисте и снова начавшихся головных болях. Маляренко поседел, а Таня, впервые на памяти всех присутствующих, устроила истерику. Маша нарочито бодро улыбнулась и выдала сакраментальное:

– Не дождётесь!

Впрочем, никого эта бодрость не обманула. Ваня взял дочку на руки, ушёл на веранду и долго её баюкал, временами прикладываясь к бутылке. Потом пришла мать и унесла ребёнка в дом.

Запой продолжался три дня, до того момента, когда в порт пришёл гонец и принёс известие о смерти Деда.

Эта новость доходила до сознания Ивана тяжело. Долго. Сквозь алкогольный туман и качающуюся Вселенную.

Маляренко поднялся на ноги. Пол веранды ходил ходуном и норовил ударить его по лицу.

– Не дождётесь! На последних граммах сознания Ваня вылил остатки пойла на землю.

– Олег, пошли кого из пацанов за Толиком. Мне нужна лучшая его бричка. Еду я, мои… Иван послал все свои заморочки к чёрту. … женщины. Ты и Семёныч. Немедленно!

Капитан вытянулся по струнке и откозырял. Душа, несмотря на грустную весть, пела. 'Он снова с нами!' Бахчисарай Ивана снова поразил. 'Всего-то год меня здесь не было! Или чуть больше'