Алексей Кулаков - Магнатъ

Сших–сшии–клац!..

Где–то с минуту секунданты наблюдали, как штабс–капитан пытается попасть по верткому и на диво гибкому гражданскому штафирке, явственно начиная злиться от постоянных неудач. И наблюдали бы и дальше, но на выходе из очередного уклонения князь ударил сам — не по чужому клинку, а по руке, что его держала…

— А!..

С предвкушающим шипением рассекаемого воздуха стальной змей слегка зацепил–укусил выставленную вперед ногу, а затем, на мгновение буквально размазавшись от скорости, легко и невесомо коснулся беззащитной шеи. Долгие мгновения полного молчания, нарушенные вырывавшимся из узкой щели клокочущим сипением и фонтанчиками крови — а затем обмякшее тело упало навзничь, еще не веря в свою скорую смерть.

— Грлк!..

Слегка позеленевший поручик Волжин резко отвернулся, граф Татищев едва заметно сглотнул, а встрепенувшийся доктор бросился к побежденному.

— Дуэль окончена!

Многоопытный генерал, успевший повидать за свою жизнь и не такое (особенно во время последней русско–турецкой войны) на судорожные конвульсии быстро затухающей агонии смотрел совершенно спокойно. Да и вообще, чувствовал некое удовлетворение — его симпатии были целиком и полностью на стороне отставного ротмистра с мягкой полуулыбкой на губах и окровавленным Золотым оружием чуть на отлете. А вот преображенец и измайловец, побледневшие от вида и запаха крови так, словно они были и не офицерами русской гвардии, а какими–то изнеженными девицами–институтками, вызвали в нем лишь глухое раздражение. Все же прав был его доверитель — обмельчала гвардейская порода, как есть обмельчала!..

— Доктор, что там?..

Отойдя в сторону от умирающего, князь резко крутнул шашкой, стряхивая на смятую траву тягучие капли густого багрянца. Затем прошелся по клинку извлеченным из–за голенища платком и внимательно осмотрел сталь на предмет возможных царапин и зазубрин.

— Князь, мои поздравления.

Светловолосый аристократ с учтивой признательностью склонил голову, возвращая наградное оружие в теснины ножен.

— Благодарю.

Проследив, как отставной ротмистр возвращает на свои плечи скинутый перед поединком мундир, Пенский перевел взгляд на служителя Асклепия — дабы увидеть, как тот встал и медленно перекрестился.

— Господа секунданты, прошу подойти ко мне, нас ждут печальные формальности.

Сорок минут спустя, когда к рощице подкатил экипаж с командиром лейб–гвардии Измайловского полка, все уже было окончено. Тело штабс–капитана Навруцкого перенесли в один из экипажей и накрыли плотной накидкой, вернувшие себе прежнее самообладание секунданты согласовали и подписали дуэльный протокол, и даже доктор успел отмыть–оттереть свои основательно испачканные руки. Собственно, о случившемся напоминало лишь бурое пятно с весьма характерным запахом и небольшой пятачок изрядно потоптанного разнотравья. Но чтобы увидеть эти свидетельства, надо было четко знать, куда смотреть. Вернее, не так: для начала, требовалось отойти от рощицы примерно на сотню шагов, а вот потом уже и оглядываться…

— Добрый день, Владимир Васильевич.

Генерал–майор Евреинов, принявший на себя обязательства дуэльного распорядителя второго поединка, с интересом поглядел на князя Агренева, коий прилег недалеко от них в теньке на клетчатый плед. И не просто прилег, а внимательно и с явным интересом читал свежую утреннюю газету, время от времени отпивая из небольшой походной кружечки свежезаваренный чай. Словно бы приехал не на дуэль, а на небольшой загородный пикничок в приятной компании… Газета — ладно, но как он умудрился раздобыть горячий чай?!!

— Добрый, Александр Александрович.

— Могу я узнать, как все произошло?

Немного помолчав, командир лейб–гвардии Семеновского полка лаконично обрисовал коллеге по нелегкому секундантскому ремеслу недавний поединок:

— Наш доверитель уложился в минуту и пятнадцать секунд. Вначале прошел его удар в запястье оружной руки, затем по правому колено, и в завершении — шея.

Сняв фуражку, генерал–майор Евреинов благочестиво перекрестился:

— Царство небесное штаб–ротмистру, и вечный покой.

Вернул фуражку и деловито осведомился:

— Ранен ли князь?

— Нисколько. Собственно, он даже и запыхаться не успел.

— Прекрасно!

Понизив голос до интимного шопота, комполка с нотками раскаяния признался, что заключил небольшое пари на результат первой дуэли. Ничего серьезного, да и выигрыш принесет скорее моральное удовлетворение, нежели материальный результат — но все же, все же…

— Добрый день, ваше превосходительство!

На сияние генеральских регалий подтянулись и секунданты–преображенцы, затем штабс–капитан Кашерининов и поручик Шиллинг почти одновременно шелкнули крышечками своих часов.

— М–да.

Покосившись на мирного сестрорецкого фабриканта, приступившего к чтению последнего разворота «Аргументов и фактов», граф Татищев с явным трудом удержался от соответствующего комментария. Вместо этого он глянул на дорогу, по которой вот–вот должны были прибыть его доверители, и поинтересовался вслух — обращаясь ко всем, и ни к кому определенному разом:

— А мне вот интересно, господа. Откуда это взялись такие необычные условия второй дуэли?..

Его надежды полностью оправдались, вот только ответили ему не генералы, а скромный поручик измайловского полка:

— Из Нового Света. Там оскорбленный и его обидчик берут по винчестеру, небольшой запас патронов, и заходят в лес — ну а там уж как Господь рассудит.

— Вот как? И от кого же вы подобную… Подобное услышали, Николай Николаевич?

Пропустив мимо ушей отчетливый намек на слово «чушь», Шиллинг едва заметно улыбнулся:

— От Его императорского высочества Михаила Александровича. Да и служители «Колизеума» об этом как–то упоминали. Мельком.

Все помолчали, признавая авторитет таких источников (вернее источника, родившегося в августейшей семье), а затем Татищев вновь продолжил коротать время за небольшой беседой:

— Занятные обычаи в этой Америке, вы не находите? Вот, к слову…

— Господа.

Шестеро секундантов расступились перед князем Агреневым, умудрившимся подобраться к офицерам практически вплотную. Пара травинок на рукаве, в руках свернутая вдвое газета, и выражение лица, более подходящее для какого–нибудь бала или приема — потому что в нем проглядывала явная скука.

— У меня есть небольшое предложение. Пока не прибыли ваши доверители…

Газета упала на землю, а в руках улыбнувшегося дуэлянта оказалась небольшая серебряная фляжка и шесть небольших стопочек из нержавеющей стали.

— Не выпить ли нам за здоровье государя–императора?

Эпилог.

Когда главе Военного ведомства Российской империи, генерал–адъютанту свиты Его императорского величества Петру Семеновичу Ванновскому пришло высочайшее повеление–вызов в Гатчинскую резиденцию, он почти сразу понял. О чем, а вернее будет сказать — о ком именно ему придется держать отчет. И это понимание изрядно помогло ему выстоять во время державной грозы, под грозными раскатами монаршего гнева.

— Наглец!.. Он превратил дуэль в какой–то низкопробный фарс, в балаган!.. В этакий плэнер на свежем воздухе, где все дегустируют напитки и веселятся!..

С трудом удержавшись от того, чтобы не приложиться кулаком к крышке стола, массивный и изрядно располневший за последнее время царь Александр Третий перевел дух, и… Внезапно успокоился.

— Садитесь. Что вы можете предложить в сложившейся ситуации?

— Государь.

Присев на самый кончик стула, Ванновский тихонько кашлянул, аккуратно подбирая слова.

— Касательно горячительных напитков, имевших быть место на дуэли…

— Да знаю я! Все знаю. Ваш князь Агренев угостил своих и чужих секундантов прихваченным с собой коньяком — и попробовали бы они отказаться выпить за мое здоровье. Я спрашивал вас об ином!..

Видя, что военный министр не вполне понимает, что от него требуется, самодержец Всероссийский милостиво уточнил:

— В Преображенском полку, а так же и в некоторой части общества — как вы несомненно знаете, царят определенные настроения.

Действительно, исход двойной дуэли против ожидания ничуть не утихомирил вражду между старейшим полком лейб–гвардии и единственным в империи оружейным магнатом, а лишь перевел ее на более высокий уровень. Слишком уж звонкая оплеуха получилась, слишком уж убедительной оказалась победа гражданской штафирки над блестящими офицерами — делая слова князя Агренева об боевых качествах преображенцев похожими на чистую правду. Как такое стерпеть наследникам и представителям знатнейших фамилий империи? Смешки и скрытые издевки офицеров других полков, шепотки прекрасных дам, участливые вопросы родни?.. Пока их от нового картеля останавливал только прямой запрет командиров и (в большей степени) та легкость, с которой «сестрорецкий затворник» отправил на тот свет далеко не худших стрелков и рубак — но это только пока…