Там, где дует сирокко - Евгений Саржин
– Ситифан говорил, что на Острове затевается что-то нехорошее, – сказала вдруг Джайда, – и что об этом Салах узнал из того, что… что передала ему ты.
«Что ты украла», – перевела Замиль про себя и мрачно усмехнулась. Сколько уже её планов пошло коту под хвост. А ведь началось всё с того, что она просто надеялась толкнуть на тёмной стороне Зеркала данные, скопированные с наладонника обкурившегося шейха.
– Это неважно, – она махнула рукой, – вернее, это было важно в Аль Джазире, но мы покинули вилайет. Здесь я не знаю, как и кому это предлагать, и интересно ли оно кому-то вообще. Эти люди важны только на Острове.
– Ситифан говорит, что нет, – покачала головой Джайда, – он говорит, что эти люди хотят крови у нас в вилайете и по всему Даулят-аль-Канун, и не только, и что их надо остановить, и что…
– Да какая мне разница, что болтает этот Стефано? – вспылила Замиль, но, вздохнув, взяла себя в руки. – Послушай. Он назрани, и ему, конечно, не нравятся шейхи… как и мне. Так тем больше ему причин помочь нам бежать за море. Может, и он сам захочет там остаться.
– Он говорит… – начала Джайда, но не закончила, потому что её слова прервал какой-то далёкий шум. Как будто гудки сразу многих машин, слишком слаженные, чтобы быть обычной уличной какофонией.
Замиль увидела, как сидевшие на лавочке мужчины вскинули головы, насторожились и о чём-то оживлённо заговорили друг с другом.
Гудки прозвучали ещё раз – шум приближался, теперь ему вторила не то музыка, не то песнопение.
– Это с улицы, – сказала Джайда, и Замиль напряженно кивнула.
Мало ли, откуда может идти такой шум, но он почему-то ей не понравился. Словно холодок пробрал её изнутри даже несмотря на липкую жару.
– Давай выйдем на лестничную площадку, – сказала она, – оттуда должно быть лучше видно.
Джайда кивнула, девушки поднялись и одна за одной протиснулись сквозь узкие двери балкончика.
Лестничная площадка была полукруглой, здесь на неё выходили двери пяти квартир. По другую сторону был проём без двери, который выводил на маленький балкончик-террасу. Судя по всему, на балкончике курили, сушили белье и ещё шайтан знает чем занимались. Как и площадка, он был грязным, с выцарапанными на стене безграмотными надписями. По одну сторону тянулись заржавевшие железные вешалки для белья, тут же к прутьям решётки крепились две древние пепельнички, покрытые слоем остывшего пепла. Но так или иначе балкончик выходил на улицу, и сейчас Замиль, осторожно взявшись руками за перила, щурилась на солнце, всматриваясь в ту сторону, с которой доносилась какофония.
– Что там видно? – спросила её Джайда, но Замиль только дёрнула подбородком.
– Кто-то едет.
Действительно, кто-то или что-то ехало – люди внизу, так же, как и девушки, заинтересовавшиеся шумом, выходили из дверей или на балконы.
– Машины! – воскликнула Джайда.
Движение по улице, где они жили, не было слишком напряженным, но сейчас Замиль видела, что и автомобили, и велосипедисты прижались к обочине, словно намереваясь кого-то пропустить.
– Вот они!
Действительно, из-за поворота показались машины. Они выныривали одна за другой, на медленном ходу, и Замиль, не отрываясь, смотрела на них, уже понимая, кто перед ней.
Первым ехал бронеавтомобиль, над которым развевались сразу два флага – знамя нового Халифата и другое, зелёное полотно, на котором схематические линии изображали коленопреклонённого человека. Орден Верных, самые ярые из махдистов.
Бронеавтомобили были их излюбленным средством передвижения ещё во время первого Газавата – состоявшие из них колонны покрывали огромные расстояния по пустыне и горным дорогам, врывались в города Мавритании, Мали, Алжира, Марокко, сметая слабые власти и провозглашая наступление новой эпохи. Махдисты даже к ним на Остров привезли несколько, хотя его ландшафту они совсем не подходили.
За первым бронеавтомобилем ехали другие: бронированные машины, полуоткрытые фиаты, грузовики, полные людей, а потом и большая платформа с установленными на ней динамиками. Из динамиков лилась походная песня махдистов на мотив нигерийских вере, ставших особенно популярными во время прошлой войны, когда адепты новой веры сбросили всех, кто ей противостоял, в тёплые воды Гвинейского залива. Когда вся колонна, двигавшаяся нарочито медленно, поравнялась с их домом, и Джайда, сморщившись, зажала уши руками, Замиль смогла прочитать надпись на транспаранте, растянутом на платформе под динамиками. Девиз Ордена, фраза, которую повторяли неофиты.
Замерев и словно не слыша адской какофонии и не чувствуя, как Джайда дёргает её за рукав, Замиль следила за проезжающими мимо машинами. Их было не менее двадцати. Над одними реяли флаги Ордена, на других были полотнища с короткими цитатами из Правильника. «Истина в служении».
Когда колонна исчезла из поля зрения, она наконец повернулась к Джайде и пристально посмотрела на неё. Та отняла ладони от ушей и проговорила, повысив голос, чтобы перекрыть удаляющийся шум процессии:
– Идем обратно, Замиль, они уехали.
– Уехали, – Замиль нехорошо улыбнулась ей в ответ, – но не навсегда. Давно я не видела их столько разом. Что-то возбудило орденских обезьян сегодня. И знаешь, когда я вспоминаю, что прочитала в Зеркале…
– Тише ты! – ахнула Джайда.
Её страх не удивил Замиль – репутация у орденских братьев была мрачной. Даже у них, на Острове и в Мадине, или, может быть, особенно у них. Ходили слухи, что в городе полно их тайных соглядатаев, которые сообщают обо всех, кто отозвался о несущих факел Обновлённого Учения без должного почтения или просто сказал то, что им не понравилось. Говорят, такие люди потом исчезали, а тела либо не находили вообще, либо находили обезображенными. А полиция ничего не делала – Орден Верных был над законом, или, вернее, был законом сам. Замиль встречала братьев из Ордена, в том числе, когда те, не удержав соблазнов мужской плоти, заглядывали к ним в байт-да’ара, старательно снимая перед входом чёрные перстни с мизинцев. Она не испытывала перед ними особого пиетета, считая, что слухи об их могуществе сильно преувеличены. Но, тем не менее, зеваки в кофейнях понижали голос,
