Остров Крым - Василий Павлович Аксенов
– Настоящим победителем гонки является граф Владимир Новосильцев, – мрачно сказал с экрана изможденный Лучников.
– Целая серия случайностей, вот причина того, что я второй, – процедил сквозь зубы Билли Хант.
– На будущий год я буду первым! – ярчайшая улыбка Маста Фы.
– Глубоко потрясен гибелью друга и родственника, – почти не оборачиваясь к камере, сказал Конт Портаго.
– Как, они родственники? – удивилась мадам Мешкова.
– Ну конечно же, они – свояки, или как это там по-русски называется, – сказала мадам Деникина. – Дочь Володи в прошлом году вышла замуж за племянника Портаго, барона Ленца.
– Вот это для меня новость, – сказала мадам Фофанова, – и что же, Катя довольна этим браком?
Программа снова была прервана командой Ти-Ви-Мига. В сгущающихся сумерках под лучами фар провели какого-то типа в наручниках, потом показали внутренность полицейского фургона еще с двумя арестованными. Вокруг фургона мельтешила толпа репортеров и любопытных. Коментатор Мига, ловко поворачиваясь лицом к камере, частил в микрофон по-английски:
– Вдоль трассы гонки в окрестностях Парадиза полиция арестовала еще трех подозрительных, вооруженных снайперскими винтовками. Похоже на то, что кто-то из участников гонки был красной дичью для этих бравых егерей…
Все сидели в креслах, один лишь победитель Андрей лежал в углу комнаты на ковре и смотрел не в телевизор, а в окно, где за холмами Библейской долины остывал закат.
Потом все ушли, и Андрей впервые остался наедине с Таней в своей «башенке», впервые с ней в отцовском доме. Несколько минут они молчали, чувствуя, как между ними встает зона пустоты и мрака.
– Таня, – позвал наконец Андрей. – Ты можешь мне сейчас дать?
Голос его слегка дрожал. Происходит нечто особенное, подумала Таня, но вникать глубже в это особенное она не стала. В сумеречной, с плывущими по стене последними отсветами заката комнате ей почудилось, что от него исходит сейчас такой мощный зов, которого она не знала раньше. Она не сразу обернулась к нему, но тело ее откликнулось немедленно, и она вся раскрылась. Развязала бретельки на плечах, платье, сродни тунике, упало на пол. Сняла трусики и лифчик. Приблизилась к лежащему на ковре мужчине, который, кажется, весь дрожал, глаза которого светились, который исторгал жалкие кудахтающие звуки. Что он кудахчет, подумала она, опускаясь рядом с ним на локти и колени, может быть, так он плачет? Она подрагивала от столь знакомой ей по прежней жизни смеси мерзости и вожделения. Он вошел в нее, и так у нее было впервые с Андреем – он будто бы с ходу забил ее всю, от промежности до груди, ей показалось, что в этот момент он стал необычным, огромным, каждый раз ошеломляющим, словно Суп.
– Ну, значит, спасла меня, спасла, спасла, спасла? – спрашивал он, зажав в ладонях ее бедра.
Она молчала, стараясь не застонать, кусала губы. Гад, думала она, жалкая сопливая тряпка, фальшивый супермен, думала она и чуть раскачивалась в ритме его движений.
– Значит, выполнила задание? – спрашивал он, хныкая, покрытый слезами и потом, и разрывая ее престраннейшей мощью изнутри. – Выполнила задание своих хозяев? Уберегла ценный для России кадр? Что же ты молчишь, блядь? Тебя же спрашивают, ну, отвечай… Таня, Танечка, отвечай…
– Я не могу говорить, – прохрипела она, чувствуя, что еще миг и начнется извержение.
Все это, однако, затягивалось, он нарочно все это затягивал. Мокрая рука его, трогающая ее соски, была слаба, но внутри шевелился раскаленный шланг, и она не выдержала – застонала.
– Не можем говорить? – бормотал он, захлебываясь в слезах. – Храним профессиональную тайну, товарищ сотрудник? Однако спасать жизни ты можешь, можешь? Что же ты меня-то спасаешь, а Володечку не спасла, падла, dirty cunt, шлюха наемная…
Тут он стал толчками извергать в нее все, что у него было, всю накопившуюся в нем ничтожность, слабость и страх, и она отвечала на могучий этот фонтан своими взрывами омерзительной жалости и защиты.
Несколько минут они лежали рядом на ковре, не говоря друг другу ни слова.
– Прости, – пробормотал он наконец. – Уже после финиша один доброхот подбросил мне о тебе полную информацию. Прости, Таня… – Он протянул руку и коснулся ее груди.
Она в ужасе отдернулась и прошипела:
– Мразь…
Тогда он встал и открыл дверь в ванную. Полоса света пересекла ее ногу, она отдернула ногу.
– Твоя комната налево по галерее, – сказал он. – Там же ванная. Не тяни, через полчасика начнется прием. Ну перестань, Танька. Ты права, какая-то мерзость из меня вылилась, но прости, прости. – Вдруг она в ужасе услышала, что он усмехается, усмехается по-прежнему, как будто ничего не случилось, как будто он не промчался только что по трупу своего друга, как будто не вылил в нее, словно в лоханку, какую-то свою трусливую слизь. – Поговорим потом и все выясним. Ну, Танька, ну, вставай! – прежний снисходительно-победительный тон.
– Я тебе не Танька, – прохрипела она, не двигаясь.
Он закрыл за собой дверь в ванную. Зашумела вода. Некоторое время она лежала не двигаясь. Ей казалось, что жизнь вытекает из нее, что она молниеносно худеет, что у нее будто бы выпирают все кости, злость и отвращение уходили вместе с жизнью, вместе с прелестью, которая раньше иногда и ее самое удивляла, все вытекало, и только лишь грусть, тяжкая и тревожная, наполняла сердце. Она понимала, что это последняя ее встреча с Андреем, что за этой дверью уже ничего не осталось для них двоих.
Потом она встала, собрала все свое – платье и сумки, отразилась в зеркале, равнодушно подумала, что прелесть еще осталась при ней, и пошла туда, куда он сказал – по галерее налево, в свою комнату, – мыться и готовиться к торжеству. В конце галереи она увидела силуэт девушки в темном свитере. Та сидела на перилах, привалившись к столбу, и курила. На Таню она не обратила никакого внимания.
Эти приемы в честь Антика-ралли в доме предводителя дворянства Феодосийской губернии давно уже стали традицией. Кроме участников гонки, на них обычно присутствовали члены Временного Правительства и видные врэвакуанты, руководство Клуба Белого Воина, дипломаты якобы несуществующих посольств, тузы промышленности, чины «форсиза», лидеры национальных и религиозных общин, в частности, и представители ханского двора, думцы, выдающиеся граждане – все считали за честь получить приглашение в дом Лучникова-старшего, но и без приглашения явиться тоже не считалось зазорным: огромное дивное поместье на крутизне Сюрю-Кая было открыто для всех всю ночь. Толкучка, одним словом, возникала на славу, настоящая Ходынка.
Что касается врепремьера Кублицкого-Пиоттуха, то он прибыл в «Каховку» тайно еще рано утром для того, чтобы доверительно побеседовать с Арсением Николаевичем. Когда-то Кублицкий-Пиоттух слушал лекции Арсения Николаевича
