Александр Абердин - Три года в Соединённых Штатах Америки
Моя напарница-любовница быстро научилась «гасить» монитор, а вот мне, поначалу, было неудобно печатать, копировать изображения и рисовать эскизы. Зато теперь ничто не мешало нам выполнить двойной объём работы. Восемнадцатого января к нам снова приехал Андропов с тортом и бутылкой шампанского, чтобы сказать мне, что он принял окончательное решение и попросил меня хорошенько вооружить его и Леонида Ильича. С Брежневым он уже переговорил, показал ему все материалы операции «Оракул» и тот, подивившись тому, что инопланетяне послали в прошлое русского человека, сказал, что ему нужно хорошенько подумать. Андропов, нисколько не стесняясь Наташи, по этому поводу сказал так:
– Боря, со здоровьем у Лёни дела даже хуже, чем они были у меня, а потому, как только он подумает, то в зависимости от того, до чего додумается, мы и примем решение, кто его будет лечить, ты или коновалы из ЦКБ. Впрочем, не волнуйся, вот теперь Лёня против меня точно не пойдёт и примет правильное решение. Ну, друзья мои, работайте и ни о чём плохом не думайте, я всё решу.
В присутствии Андропова я позвонил на запасную площадку, где моего звонка из Москвы ждали моя королева и родители, дал им команду отбой, а потом позвонил генералу Гирину и попросил его срочно доставить в Москву деревянного Васю-сана. Алексей Викторович прилетел той же ночью вместе с дедом Веней и Олей. Они заселились в соседнюю квартиру и у нас началась совсем другая, куда более вкусная и весёлая, жизнь. Оля была прекрасной поварихой и готовила на всех. Каждое утро, ровно в шесть часов, в большой спальной, площадью в тридцать шесть квадратных метров, все стены которой были увешаны плакатами с иероглифами, пол застелен огромным ковром, а вместо люстры с потолка свисал Вася-сан, я два с половиной часа учил Наташу с Олей и обоих дедов куэрнингу, причём высокого уровня. Спали мы с Наташей в маленькой спальной, но начиная с двадцатого числа в её квартире трое суток провёл Андропов и потом трижды в неделю приезжал по утрам, чтобы освоить хотя бы азы куэрнинга и быть всегда бодрым, свежим и подтянутым.
В половине девятого мы завтракали и в девять утра приступали к работе. Оля оставалась в квартире и упорно тренировалась, но при этом часто прибегала в наш кабинет, чтобы сделать нам точечный массаж. Несколько раз ей довелось посидеть на моих коленях, чтобы просмотреть некоторые материалы, интересующие её, на компьютере. Глубокого погружения я ей не разрешил совершить ни разу, а стало быть и сам в девушку тоже не погрузился. Дед Лёша и дед Веня после тренировок уезжали в какую-то скульптурную мастерскую, где занимались изготовлением полутора дюжин новых макиваров из красного дерева. Довольно часто мы обедали прямо на рабочем месте и вообще работали очень интенсивно, до двенадцати ночи, по четырнадцать часов в сутки. Поначалу мне ещё приходилось прибегать к сексу среди бела дня, чтобы поднять настроение Наташе, но вскоре, когда и ей стало хватать на сон пяти, а то и четырёх часов, мы стали делать это только по ночам. Поэтому стопка машинописных листов, рисунков, эскизов и чертежей быстро росла, но только перед моим мысленным взором. Вслед за генералом Гириным прилетел Князев, а в городе на хозяйстве остался Жорка. Поэтому большая часть документов отдавалась ему, а меньшая Юрию Владимировичу и потому подготовка к строительству завода началась немедленно и шла ударными темпами.
В феврале начался съезд КПСС и на нём был принят девятый пятилетний план, в котором был не только предусмотрен рост выпуска потребительских товаров, но и их экспорт за рубеж, а также импорт тех товаров, которые наши предприятия не могли пока что производить сами. Брежнев принял окончательное решение и даже намекнул в своём докладе о том, что несгибаемыми бывают одни только дураки и чугунные кнехты, а коммунисты должны оперативно реагировать на всё и не бояться ничего нового и кажущегося необычным. В начале февраля я на полдня покинул Наташину квартиру, чтобы исцелить Брежнева и ещё несколько десятков человек в стенах ЦКБ. Это были члены Политбюро нового, расширенного состава и члены их семей. Всё это происходило в глубокой тайне, но так и нужно было поступить. «Куэрн тэур-Дэйван» это ведь тоже очень мощное оружие в борьбе с врагами нашей страны, а все те люди, которым я был представлен, без каких-либо дураков, были настроены провести в СССР все необходимые для победы реформы.
Глава 21
«Метеор-Альфа-П»
Прежде чем покинуть тренировочную базу команды «Метеоры Юга», я решил сделать себе приятное и прокатиться по новой гоночной трассе, которая построили даже быстрее, чем со стапеля сняли первый концепткар «Метеор-Альфа-П». Ещё бы, на её строительство нагнали столько техники и люди работали в три смены, причём с огоньком, так как зарплаты платили о-го-го какие, по шестьсот целковых и выше, в месяц. Фактически были построены две гоночные трассы – большая, семнадцатикилометровая, для тренировок и испытаний будущей продукции завода «Метеор» – автомобилей, скоростная с малым числом поворотов, и поменьше – для гонок «Формула-1», но тоже нехилая, восьмикилометровая, огибающая холм, с двумя дюжинами поворотов и шикан, а также большим и удобным паддоком и двумя главными трибунами вдоль старта-финиша, но трибуны ещё строились. Их должны были сдать через полтора месяца, к первому июлю семьдесят первого года. К этому же сроку на заводе должны быть изготовлены шесть болидов «Формулы-1», работа над которыми уже кипела вовсю и началась она в первых числах февраля.
Испытательная трасса мне нравилась гораздо больше, чем гоночная. По её яркому, красно-коричневому покрытию, ровному, как стол, и шероховатому для лучшего сцепления колёс с полотном дороги, но упругому и эластичному, верхний, трёхсантиметровый слой представлял из себя асфальтеновый тартан, так что падать на него уже не так страшно, как на обычный. В то же время асфальтан был практически нестираемым, приклеивался к асфальтеновому бетону намертво и совершенно не боялся ни огня, ни порезов. В общем это было идеальное дорожное покрытие, единственным недостатком которого, вкупе с асфальтеновым бетоном, было то, что уж если ты его постелил один раз, то хрен его потом чем раздолбаешь, кроме пятисоткилограммовой авиабомбы, да, и это ещё не факт, что она его пробьёт, так как расчёты прямо говорили об обратном.
А ведь всё начиналось именно с аморфного углерода, водородного топлива и асфальтеновой смолы. Наша с Наташей вахта закончилась пятнадцатого марта и утром шестнадцатого, перед тем, как подняться с кровати, мы всю ночь не спали, занимались любовью, я поцеловал эту девушку в последний раз. Мы расставались с ней навсегда. Она любила своего мужа, я любил мою королеву Ирочку, а то, что судьба свела нас на какое-то время, так это просто её подарок нам обоим. Полковник Володина уже стала референтом и помощником Юрия Владимировича и то, что мы перевыполнили даже планы Бойла, делало её просто невероятно образованным референтом и самым знающим историком в мире. У Наташи была феноменальная память и она без малейшего смущения сказала, что все свои наброски уже довольно скоро превратит в иллюстрации практически неотличимые от фотографий. Что же, это будет прекрасным учебником истинной истории России начиная со времён Древнего Рима и до наших дней включительно. Правда, если он и будет издан, то до определённого момента под грифом совершенно секретно.
Не могу сказать, что мы с Наташей полюбили друг друга за эти почти два месяца, ведь она так и не узнала толком, кто я такой, а мне некогда было расспросить о её жизни. Зато прощаясь, надеюсь не навсегда, мы испытывали по отношению друг к другу глубокую сердечную привязанность и решили стать просто добрыми друзьями. Если, конечно, позволят обстоятельства. В восемь утра, когда квартиру покинули все находившиеся в ней сотрудники КГБ, приехал Юрий Владимирович, чтобы выпить с нами чаю, поздравить с окончанием операции «Прорыв в прошлое» и попрощаться со мной. Он вручил мне удостоверение сотрудника КГБ в ранге его помощника, но посоветовал не слишком-то часто им размахивать и, вообще, держаться в тени, как я и сам того желал. В общем Кулибин, он же Карузо, он же секретный информатор Оракул, возвращался к своей прежней жизни и должен был в самом скором времени начать вести себя гораздо скромнее, чем прежде, как бы показывая тем самым, что пацанчик-то начал мало-помалу взрослеть и набираться ума-разума.
Начиная с двадцатого января, мне удалось сделать очень многое. В первую очередь почти полностью модернизировать наш нефтеперегонный завод. На нём уже прекратили переводить нефть на прямогонный бензин, соляру и мазут и даже более того, добрая половина оборудования уже была порезана автогеном и сдана в металлолом. Завод был небольшим и приглянулся Бойлу в первую очередь из-за того, что на нём завершили строительство довольно внушительного цеха по производству моторного масла, но оборудование ещё не завезли. Именно это позволило установить в нём множество громадных, двенадцатикубовых «кастрюль-скороварок» с закрывающейся крышкой, коническим дном и открывающимся снизу сливным люком, изготовленных из нержавейки и установленных на высокие стойки. К ним даже были подведены трубы для подачи газа. Ещё в этом цехе установили барабанные дробилки для измельчения угля и стали завозить его в больших количествах, причём самый низкокачественный, почти бурый, дающий при сгорании огромное количество того самого шлака, из которого получалось особенно много асфальтеновой смолы, а именно она была нужна в первую очередь.
