Андрей Валентинов - Бойцы Агасфера (Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы)
Тюремщики не торопясь вошли в камеру, бегло огляделись, затем косоглазый с фонарем сделал знак второму – страшному. Тот, беззвучно кивнув в ответ, стал наклоняться к Косухину. Косоглазый стоял рядом и светил. Степа выждал немного – и взмахнул мечом.
Скрюченные кисти бессильно разжались – удар пришелся прямо в черный зев. То, что когда-то было человеком, зашаталось, с грохотом рухнув на пол. Косухин был уже на ногах. «Черный» взвизгнул и бросился наутек. Фонарь – большой, тяжелый, с яркой белой лампой – остался в камере. Хлопнула дверь…
Степа перевел луч фонаря на неподвижное тело. Глаза закатились, пожелтевшие белки не двигались. То, что лежало на полу, стало походить на обыкновенного изуродованного войной мертвеца. Косухин вздохнул, пальцы сами собой сложились в щепоть, красный командир поднес руку ко лбу, но креститься не стал, в последний миг расценив это, как слабость. Бога нет – Степа привык в это верить. Оставалось рассчитывать только на себя…
Фонарь был поставлен у стены, прямо перед дверью. Сам Степа сел в темноте, чтобы оставаться невидимым. Сдерживая страх, он обыскал тяжелое холодное тело, но никакого оружия не обнаружил. Впрочем, меч – а при свете Косухин убедился, что это действительно меч – оказался вполне к месту. Первый бой выигран, оставалось ждать продолжения.
…Новые гости появились вскоре – не один, сразу несколько. Протопали тяжелые шаги, а, затем послышался резкий, противный голос, уже звучавший в подземелье:
– Косухин! Прекратите сопротивление и сдавайтесь!..
– Ага, сейчас и сразу! – хмыкнул Степа.
Голос замолчал, но тут заговорил другой, тоже знакомый:
– Товарищ Косухин! Говорит особый уполномоченный ЦК Гольдин. Это недоразумение! Сейчас мы войдем в камеру, и я вам все объясню. Только вначале выбросите оружие…
– Эту железяку? – с наивозможнейшей наивностью поинтересовался Степа.
За дверью помолчали. Затем Гольдин вновь заговорил, но теперь его голос звучал не так уверенно:
– В ваши руки попала опасная вещь, товарищ Косухин. Это так называемый меч Гэсэра. Но на самом деле это не меч. Это опасный предмет…
– Косухин! – прервал его первый голос. – Мы сломаем стену! Вы уже знаете, что это нетрудно…
– Давай! – согласился Степа, чувствуя, враг блефует.
Действительно, стену никто ломать не стал, вместо этого вновь послышался голос Гольдина:
– Товарищ Косухин, повторяю – это недоразумение…
– Ага! – не выдержал Степа. – Точно, чердынь-калуга! Недоразумение! Мертвяков в бой посылаете, псов всяких ненормальных… Да и сами вы, товарищ Гольдин, как здесь оказались?
– Я нахожусь там, где нужно революции и партии. Моя смерть была инсценировкой…
На миг Косухин показалось, что он попросту спятил, но тут перед глазами встала далекая, почти уже забытая Столица, еловые венки у красного гроба, большой портрет с черным крепом, желтое восковое лицо…
– Я буду здесь, – тихо, но решительно заявил он. – Лучше с голоду помру! Сам я в ваш мертвецкий полк не запишусь…
– Обойдемся без твоего согласия, Косухин! – перебил его первый голос. – Ты предатель и негодяй! А твою Берг мы на дне морском сыщем…
«Наташа-то на свободе!» – обрадовался Косухин и почти совершенно успокоился:
– Ага, попробуй! А кто из нас предатель – это пусть товарищ Троцкий да товарищ Ленин рассудят!…
За дверью замолчали. Степа, решив, что враги перешли к осаде, стал устраиваться поудобнее и вдруг услыхал стон. Тело, лежавшее у порога, еле заметно дернулось. Косухин осторожно подошел ближе.
…Мертвые белые глаза стали другими – обычными, человеческими, в них плавала боль.
– Браток… – голос из изуродованной гортани было почти не разобрать. – Браток, где я? У беляков?
– Да, – Степа сглотнул. – Вроде как в плену.
– Ах ты… – стон сменился хрипом. – Помираю, видать! Больно…
По телу вновь пробежала дрожь, ноги дернулись, в горле вновь забулькало.
– Вспомнил! – голос внезапно стал ясным, почти человеческим. – Ты вот что, браток, передай товарищу Киквидзе…
Глаза закатились, тело дернулось и застыло. Степа сидел, сжавшись в комок, боясь даже пошевелиться. Он знал, кто такой товарищ Киквидзе. Легендарный командир 16-й стрелковой был смертельно ранен под Царицыным в январе 19-го, ровно год назад. Тот, кто пришел в себя в подземелье Шекар-Гомпа, числил комдива в живых. Если бы здесь лежал Федя Княжко, он бы, наверное, спросил, взят ли наконец Бугуруслан…
– Сволочи! – прошептал Косухин, пожалев, что едва ли сумеет доложить обо всем в Столице. И это было обиднее всего…
Он думал, что услышит шаги, но голос прозвучал внезапно, как будто говоривший все время простоял за дверью:
– Степан Иванович! У вас нет настроения побеседовать?
Он уже слышал этот голос, совсем недавно уговаривавший их с Наташей сдаться. Слыхал и прежде – на Челкеле, когда «Руководитель Проекта» передавал ему, Косухину, приказ Реввоенсовета. Но теперь Степа понял, что знал этого человека еще раньше. Правда, голос был немного другим, чуть измененным, да и выглядел говоривший совсем иначе…
– Не возражаете? – продолжал голос. – Я войду. Выключите, пожалуйста, фонарь…
– Не-а! – встрепенулся Косухин.
– Степан Иванович, знаете, я не люблю напрягать голос. Придется убедить вас иначе…
В ту же секунду фонарь погас. Степа вскочил с места – кто-то шагнул в камеру. Дверь при этом – Косухин был уверен – и не думала открываться.
– Можете спрятать свой антиквариат, – голос звучал совсем рядом. – Да-да, я о мече, который так напугал здешних товарищей. Архизабавно, правда? Я не стал их переубеждать – из педагогических соображений… Присядьте…
Тон говорившего был настолько властным, и, главное, голос показался столь знакомым, что Косухин покорно сел.
– Здешние товарищи воспринимают вас весьма неадекватно, принимают вас за духа-мстителя Шекар-Гомпа. Забавно, весьма забавно…
Похоже, это слово очень нравилось говорившему. Степа между тем лихорадочно вспоминал, где он уже слышал этот голос, но память отказывала, словно кто-то поставил невидимую заслонку.
– …И даже полезно. В руках тех, кто здесь служит, имеется огромная сила. Вы послужите неплохой острасткой – чтоб не зазнавались. Но сами вы, надеюсь, не считаете себя духом?
Степа решил было не отвечать на провокационный вопрос, но не сдержался:
– А че? Все лучше, чем мертвяком ходячим из этого, чердынь, легендарного! Или собачкой вашей…
– Собачки не понравились? – неизвестный хмыкнул, но тут же голос стал суровым и жестким. – Товарищ Косухин, как вы считаете, кто главный враг нашей Революции?
– Мировой капитал, – отбарабанил Степа, даже не сообразив, что время для политбеседы выбрано не самое подходящее.
– Нет… Подумайте. Самое время.
Насчет последнего Косухин не поверил, но все же задумался:
– Ну, это… Мы, стало быть, враги всего прежнего порядка жизни…
– Да…
Слово прозвучало настолько весомо и тяжело, что Степа испуганно замолчал.
– Ни меня, ни вас не устраивает прежний порядок жизни. А что было и есть его основой, Степан Иванович? Что мы должны сокрушить прежде всего?
К своему немалому удивлению, Косухин и впрямь заинтересовался:
– Ну, страх, наверное. Люди боятся – голода, начальства… Ну, эта, безработицы…
– Верно. А что лежит в основе любого страха? Чего боятся люди больше всего?
– Смерти… – негромко проговорил Степа, и ему стало не по себе от этой простой мысли, – смерти…
– Да. Смерть – основа всего существующего порядка. Смерть – вот что мешает и будет мешать людям. Именно смерть – наш враг. Мы не говорим это на митингах, но не будет никакой победы, никакого великого будущего, если мы не уничтожим смерть…
Косухин помотал головой, соображая.
– Так ведь… Партия и собирается… Больницы там, здравоохранение…
Послышался смех – злой и оттого очень обидный.
– А чего? – взъярился Степа. – К попам, что ль, обращаться? Они-то вечную жизнь и обещают, чердынь-калуга!
Вновь смех, на этот раз вполне добродушный:
– Степан Иванович, ваша атеистическая девственность просто прелестна! Вы хоть Библию читали? Вспомните! Смерть – не результат чумы или «испанки». Люди получили ее вместе с проклятием. Был такой достаточно известный эпизод…
– Да не морочьте голову!..
Степа чувствовал – его не просто морочат. От него чего-то хотят, чего-то очень серьезного. Недаром этот, со знакомым голосом, так распелся!
– Вы еще вспомните про сад, как его?
– Эдемский, – охотно подсказал голос.
– Во-во, чердынь-калуга! Эдемский… Адам, Ева и этот… архангел с мечом в зубах… Вы мне лучше про Венцлава расскажите!
– О товарища Венцлаве мы еще поговорим. Сейчас о главном. Мы еще не можем победить Смерть до конца. Но даже те, кто пал ее жертвой, теперь служат нашему делу. Вас это так пугает?
