Валерий Белоусов - Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости
Кое-кто даже фотоаппарат приготовил… эти из тех, кто потом будет повешенных партизан «фоткать»…
Из-за Буга на невиданное редкое зрелище любуются в бинокли господа штабные. Рядышком операторы из «Die Deutsche Wochenschau» стараются, чтобы захватывающее шоу увидали в любимой телепередаче немецкие домохозяйки…
Сначала пикируют «юнкерсы» с SC-500 (длина бомбы — 2022 мм, диаметр 470 мм).
Тяжкие удары обрушиваются на Цитадель… Клубы пыли и дыма скрывают ее и Восточный форт…
Остались ли там вообще живые? Да, это последние минуты Восточного форта. Весь правый фланг разрушило…
Летят в небо кирпичи и балки перекрытий. Крепость заволакивает дымом и пылью. У наших много убитых и раненых.
Среди клубов краснокирпичной пыли шагает майор Гаврилов. К нему отчаянно бросается красноармеец Огородников, хватает за рукав, как испуганный ребенок сильного и доброго отца:
— Товарищ командир, что же нам теперь делать?
И тут же боец осекся, потому что увидел, как по лицу отважного майора, оставляя в пыльной маске влажные дорожки, катятся слезы.
Огородников улыбается, ВЕСЕЛО машет рукой командиру, подбадривая его, лихо отдает честь, поворачивается через левое плечо и навсегда исчезает во тьме каземата…
«Утомленное солнце нежно с морем прощалось…»
Отгрохотали двенадцать чудовищных молотов….
Четко видимые силуэты самолетов уходят прочь… Но это еще не главное.
В небе остался только один бомбардировщик, кружащий над Крепостью… Это носитель сверхоружия SC-1800. Длина бомбы 3,5 метра, диаметр — 660 мм. Сами немцы называли ее Der Teufel.
Делая круги, одинокий бомбардировщик забирается все выше… Взвыли моторы — началось пикирование.
Вот от самолета отрывается отчетливо видимый «Сатана» — светло-голубая сигара. Секунды падения…
Взрывная волна валит всех на Северном острове. Брест потрясен — в городе повылетали последние стекла, жители увидели, как огромный столб дыма взмыл над Цитаделью.
Да. Хорошие кадры увидят немецкие любители Der Krieg im Stadion!
…В подвале Клаша отчаянно заслоняет собой бесчувственное тело Мохнача…[153]
24 июня 1941 года. 18 часов 45 минут.
Дорога Каменец — Пружаны
— Ага… авиацию ему достань… на этой «шарманке»![154] Анрыл!
— Чего рыл?!
— Да уже ничего… это по-нашенски… по-английски!
— Додик, ты и английский знаешь?
— Да так чтобы разговаривать — нет, конечно… Я как тот грузин, которого спрашивают — Гоги, ты помидоры любишь? А он отвечает — кюшать люблю, а ТАК — не очень… Как радиоспортом увлекся — пришлось мне мало-мальски бусурманскую речь изучить… — объяснил Додик и тут же махнул на товарищей рукой: — Так, все затихли! Вроде, я кого-то слышу… ЦЩ, ЦЩ, ЦЩ, ЦЩ, U2XE, U2XE, К!
— ЩРА?
— Я U2XE.
— ЩРБ?
— Командир, срочно карту дайте… 85 километров, квадрат 85–12, отметка 103, 2 — Норд-Ост-200 метров.
— ЩРУ?
— Я на большой дороге, здесь много немецкой техники, я их остановил, буду держать, вызовите авиацию.
— ЩРД?
— Стою на месте.
— ЩРЗ?
— Ты что, глухой? Я U2XE, Додик из Могилева.
— ЩТС?
— ЩТС. Я на большой дороге, здесь много немецкой техники, я их остановил, буду держать, вызовите авиацию. ЩЛК!
— ЩРЛ.
— Додик, ну что? Договорился?
— Не поверите, командир, но нас только что послали… очень, очень вежливо![155]
Это же время.
В 85 километрах юго-восточнее. Штаб 61-го танкового полка
— Слушай, какой-такой Эспадо-Меспадо… Ну никак он не мог туда добраться! Сидит себе небось где-то под кустом, нас, серьезных людей, обманывает!
— Ты, тварь, по себе, видно, судишь? — грозный голос Сандалова раздается за спиной ротного.
— Товарищи командиры!
— Отставить… Что там про Эспадо говорили?
— Товарищ генерал-майор, серж… тьфу, старший лейтенант Эспадо направлен в разведку, но докладывает по радио недостоверные данные, поэтому я полагаю…
— Где он сейчас? Покажите на карте… Ого, так это он единственную немецкую магистраль снабжения перехватил. Лихо. Немедленно связь с ним!
Это же время.
Дорога Каменец — Пружаны. Эфир
— Внимание U2XE. ЩХС Эспадо.
— Эспадо.
— Как ты туда попал?
— Кто на связи?
— Твой бесштанный заряжающий.
— Как попал — спросить отца Гарвасия деревня Сипурка.
— Продержись как можно дольше это очень важно. 555.МНИ ТКС ФР ИНФО ЕС ЩСО = ГЛ ЕС СУ = 73 (КОЛЛ) СК.[156]
— Если там прошел один танк… почему бы не пройти и остальным? — задумчиво глядя на карту, буркнул себе под нос Сандалов.
Чуть позже.
Дорога Каменец — Пружаны
— Товарищи бойцы! — Глядя в лицо своим бойцам, тихо произнес Эспадо. — Поступил приказ — держаться как можно дольше! Сами видите — фашистов мы здесь прихватили за мягкое! Прямо скажем, за глотку взяли — не вздохнуть, не охнуть… Поэтому в покое они нас не оставят… Иван Иваныч, что со снарядами?
— Да плохо… Шрапнелей я на пункте боепитания еще выклянчил, три десятка… А бронебойных ни одного не дали![157] Расход пока — двадцать восемь осколочных и восемнадцать шрапнелей.
— Так тогда… по легкобронированным целям стреляй шрапнелью с установкой на удар. Вася, ты знаешь, как?
— My! — уверенно «сказал» Костоглодов.
— Солдатенко, доложи, как вообще наша машина?
— Беспокоит меня, командир, трансмиссия… уж я туда и масла набухал… а все она скрежещет, зараза… мне бы сейчас сюда вместо Додика специального человека, слесаря-трансмиссионщика… Извини, Додик, уж не хотел тебя обижать, само вырвалось…
— О, ну да конечно, без антисемитизма мы никуда…
— Додик, хватит ерничать, скажи лучше, как у тебя с патронами?
— На наш короткий век патронов хватит, мон шер ами, как я полагаю…
— Оптимист ты, Додик, как я на тебя погляжу… А хорошо бы сейчас языка взять…
24 июня 1941 года. 20 часов 01 минута.
Куликово поле. Обочь шоссе Вильно — Минск
«Хеншель-126» из корпусной эскадрильи завершил вираж и сейчас купался в алых лучах заходящего солнца.
Жалкие окопы русских, бессмысленно нарытые около шоссе, были превосходно видны наблюдателю — их выдавала желтая песчаная окантовка по обеим сторонам. Бестолковые русские даже лопатой толком пользоваться не научились.
Ну что же — тем хуже для них. Наблюдатель дал указания своему пилоту, а сам вошел в радиосеть командира Die Artillerieabteilung — одну из трех радиосетей, доступных ему для пользования в данную минуту…
…Свист, грохот — до звона в оглохших ушах, удар взрывной волны, выбивающий остатки воздуха из легких, на спине тяжесть песка, обрушившегося со стены окопчика, вонь сгоревшей взрывчатки, от которой выворачивает наизнанку и щиплет глаза…
Ворошилов, отплевываясь черной от забившей его рот земли слюной, прорычал:
— А ну, слезь с меня немедля, товарищ боец! Я тебе не девка…
Но красноармеец, делая вид, что не слышит, продолжает прикрывать собой своего Маршала, искренне любимого всем советским народом.
…Еще не успело затихнуть в окрестном лесу эхо последнего взрыва, как наблюдатель хрипло выдохнул:
— Танки справа!
Густой шлейф пыли и дыма окутал дорогу, и невозможно было сосчитать, сколько боевых машин и пехотинцев на бронетранспортерах движется на позиции батальона Коврижко.
Вот колонна вползла в небольшую лощину перед советскими позициями, боевые машины развернулись в линию, пыль поулеглась — свыше сорока танков насчитали бойцы, а за ними шли густые пехотные цепи.
Танки ползли медленно, с опаской. Казалось, что жерла их пушек, как гигантские щупальца, настороженно проверяют пространство перед собой.
Где русские батареи? Почему они молчат? Не засада ли?
А наши бойцы молчали, ничем себя не выдавая…
И тогда, словно решившись наконец, танки рванулись вперед, стреляя из пушек и пулеметов. Но, не дойдя буквально двух десятков метров до линии ложных окопов, танки внезапно остановились.
Русская артиллерия по-прежнему молчала. Она подавлена? Или, к счастью, ее здесь вообще нет?
Несколько бронемашин, выскочив вперед, словно легковооруженные кнехты из-за спин тевтонских рыцарей, проскочили к линии окопов, испещренной свежими, еще дымящимися воронками…
Через борт остановившегося бронетранспортера посыпались фигурки в фельдграу, резво рассыпавшиеся в цепь, — донеслись редкие очереди пулемета, хлопки винтовочных выстрелов…
Все ясно. Это всего-навсего какое-то пехотное подразделение русских. Die Sache auf eine Zigarette![158]
