Влад Савин - Ленинград-43
Обшариваем карманы жмуров (тот, который с моим ножом, еще и от Андрюхи получил контроль). Всё ж недооценил я немцев, были у них нормальные подмышечные кобуры, а в карманах кастеты лежали. Значит, фриц подумал подозрительного «шведа» просто вырубить — на всякий случай, как возможного свидетеля? Пистолетики у них интересные, не люггеры и не стандартные для вермахта Вальтеры-38, и не «браунинг Лонг», про которые я у Богомолова в книжке читал, а маузеры. Не те, конечно, что у комиссаров в гражданскую были, а компактные, скрытого ношения. Себе в карман, вместе с ксивами; самое ценное из взятого — это жетоны СД. По их орднунгу, предъявивший такой жетон по умолчанию считается выполняющим специальное задание, и гестапо не имеет права его арестовывать, даже при явных признаках преступления — без согласования с начальством.
Пока мы с Андрюхой занимаемся приватизацией трофеев, возвращается Финн, беру у него ПНВ (иметь хрупкий прибор в кармане при рукопашке боязно). Даю отмашку на продолжение — во всем здании гаснет свет (Рябой постарался), и по всем этажам ползет густой едкий дым (обычная дымовуха, которую мы вытащили на лестницу, чтобы лучше распространялась). Что сейчас начнется в отеле, легко представить — но это проблемы исключительно постояльцев и персонала. А мы взлетаем этажом выше — поскольку третий фриц, оставшийся в номере графини, ну совершенно лишний на этом свете.
По идее, он должен ноги уносить — кому охота задохнуться в дыму или сгореть? Однако и нам надо быстрее, самодельные респираторы из марли и ваты долго не выдержат, а дым всё больше. Если он сейчас не выскочит, придется самим вламываться, и вряд ли фриц обучен работать в темной комнате на слух, а расположение номера мы изучили, побывав в таком же двумя этажами ниже, да и ПНВ — это такой бонус! Но графиня нужна живой, она свидетель для влюбленного генерала, который вряд ли после такого проникнется любовью к немцам. Дверь открывается, мелькает свет фонарика. И появляется третий гестаповец, таща за руку женщину. Хотя мог бы ее пристрелить или оставить в номере — но видно, не получил приказа, и сам не сообразил, что с ней делать. Так и умер, не успев нас заметить. Дама визжит, ну это не страшно, по всему отелю крики слышны, но вот если она сейчас еще в обморок грохнется, придется тащить — килограммов шестьдесят!
— Тихо! — говорю ей, хватая сзади и зажимая рот. — Мы друзья, а те, кто к вам приходил, мертвы. Сейчас мы быстро спустимся на улицу, и там вы встретите генерала. Если можете идти сами, то кивните.
Говорю по-английски. Как мне Ласло объяснил, тут в Будапеште на первом месте по популярности (и ожиданиям) британцы, на втором русские и на последнем — немцы. Может, она нас за англичан и примет? Так с нас не убудет.
Она кивает. Быстро рассматриваю ее фигуру в обтягивающем платье — нет, не ради «этого самого», просто у нетренированного человека после такого могут быть самые неадекватные поступки, а мне получить сзади по башке или чем-то острым в организм не хочется. Но негде ей спрятать хоть какое-то оружие, да и немцы наверняка позаботились — так что быстро на выход. Эвакуируемся из горящего здания. Рябой с Финном успевают еще прихватить наши вещи из номера — ну, не все, конечно, а специфическое наше, часть барахла можно и оставить! Когда полиция с пожарными во всем разберутся и включат свет, и найдут дохлых немцев, мы будем уже далеко.
На нижнем этаже и в холле столпотворение. Смотрю на часы — от начала действия прошло всего шесть минут.
— Отпустите, я могу идти сама, — говорит графиня, — кто вы?
— Друзья, — отвечаю, — и сейчас мы уйдем. А вы скажете генералу, чтобы он был осторожным. Немцы хотели добраться до него, а вы не больше чем средство, которое после ликвидировали бы за ненадобностью. Удачи!
Ввинчиваемся в толпу, уже как бы порознь. Но высматриваем, не проявит ли кто-то интереса к графине — вдруг немцев еще кто-то на улице ждал? Вроде не должны, они же собирались вместе с генералом ехать, но всё же. Но никто никаких активных действий не предпринял.
А после подъехала машина, и была сцена бросания на шею, после чего дама, генерал и оба его охранника оглядывались, рассматривая толпу погорельцев. Но мы уже исчезали по-английски, не попрощавшись. Поскольку по плану акция против адмирала Харди была в эту же ночь, и возможно, второй четверке потребуется помощь.
Ну, а после — выход Босса, на сцене сам Скорцени! Это ж мне придется против самого главного немецкого диверсанта играть? Хотя в нашей истории он непосредственно в драку не лез, сидел на площади в своем «оппель-адмирале», держал всё под контролем. А Хорти-младшего выносили, завернутого в ковер — как было показано в хорошем советском фильме «Солдаты свободы».
То место действия мы изучили. У моста Елизаветы, восточный (Пештский) берег. Площадь с кольцом трамваев, вокруг плотная застройка, как в старом Петербурге, те же доходные дома с дворами-колодцами, узкие улочки, зелени нет. В круглой часовне — статуя императрицы Елизаветы, жены императора Франца-Иосифа, которую убил революционер-анархист — в нашем 2012 этот памятник стоял по другую сторону моста, у подножия горы Геллерт, на которой встанет другой памятник — советским воинам-освободителям. Гору мы тоже осматривали, любопытствующим шведам простительно, благо Ласло с нами и гидов-переводчиков послал — молодого парня по имени Пал, по нашему Павел, и с ним была девушка Мария (на венгерку не похожа, разве они светловолосые бывают?). Кто мы, эти двое не знали, хотя подозреваю, что принимали нас за англичан. У нас же была мысль на горе снайпера посадить, чтобы через Дунай стрелял, но по виду на месте отказались. И дистанция всё же великовата, тут тяжелая «фузея» нужна для гарантии, и не факт, что Скорцени на самой площади встанет, а не в переулке, отсюда не видном. Это место считалось основным — но на всякий случай после посетили и пару других перспективных адресов.
Успеем ко второму акту спектакля? Или Влад, Валька, Мазур и Скунс сами разберутся?
Берлин, Главное управление имперской безопасности, кабинет рейхсфюрера СС, 14 января 1944.
— Ну, зачем я тебе на этот раз потребовался, Генрих? Что ты так срочно сдернул меня из Марселя? Или решил, что достаточно мне препираться с «мясником» Достлером, черт бы его побрал?
— Руди, во Франции нам нужен немедленный результат. И просто нет времени на сложные и долгие игры.
— Ну, если результатом будет всеобщий бунт, который придется долго и нудно подавлять. А ничего другого мы не получим, я уверен!
— Что, неужели так всё запущено? Я читал доклады — но твое впечатление от увиденного своими глазами?
— А что сказать, Генрих? Кроме очевидного факта, что если арестовать половину населения, это всего лишь пятьдесят процентов вероятности, что будут пойманы истинные преступники. Представь кусок мяса, в котором завелась гниль. И вместо того, чтобы найти, локализовать и аккуратно вырезать гнилые места, пусть даже с примесью близлежащего здорового, мы с размаху бьем по всему куску, так что во все стороны летят брызги. Что-то, конечно, отлетает прочь — но еще больше гнили под нашим давлением расползается, заражая и то, что изначально было здоровым. Стараниями Достлера, с одной стороны, любого француза могут арестовать даже за произнесенную во всеуслышание жалобу на плохую погоду — это может быть воспринято как намек — не смейся, Генрих, сам наблюдал такой случай! А уж хватать «превентивно» членов семей тех, кто работает на нас, «чтобы не помышляли изменить», это просто идиотизм! С другой стороны, действительно опасные субъекты тонут в море арестованных за самые мелкие прегрешения, и никто не занят их выявлением! Как никто не ищет и следов преступной связи, организации, заговора — сплошь и рядом хватают первых попавшихся под руку и побоями выбивают у них признание — и все довольны, статистика впечатляет! Вот только к борьбе с действительно опасным врагом, разведывательно-диверсионными сетями британцев и голлистов это не имеет никакого отношения. Если не удается зацепить «головку» сети, ее командный состав — но эти-то как раз обычно оказываются внешне самыми благонадежными, с безупречной анкетой, не замеченные ни в чем! Зато ненависть и озлобление французов нашей политикой приводит к тому, что у упомянутых главарей нет недостатка в человеческом материале.
— Значит, в бандитские организации легко засылать своих людей. И зная тебя, Руди, я не поверю, что ты этим не занимался.
— А как, по-твоему, я сумел вытянуть и выловить три такие шпионские сети? Целых три — в одном лишь Марселе, а сколько еще осталось? Но большую часть времени мне пришлось ругаться с армейцами, отбивая у них своих завербованных людей! Мне лично приходилось заниматься тем, чем должны бы мои подчиненные — сейчас очевидно, что «реорганизация» аппарата гестапо была ошибкой, наши представители при французских органах на местах — это совершенно не то, что полноценный местный отдел! Теперь, когда оказалось, что французам нельзя доверять, нашу работу возложили на армейские части, не имеющие никакого опыта в этой сфере! В их понимании ловить шпионов и диверсантов — это облавой похватать как можно больше народа. А Достлер убежден, что идеальный орднунг — это когда на оккупированной территории вообще нет чужого населения не под надзором и без конвоя. Да, и какой идиот додумался привлечь к полицейской службе арабов?
