Правила отхода - Ande
Проснулся я, от солнечных лучей, бьющих в лицо. Судя по ним, я проспал с обеда до утра. Глянув на часы, понял, что так и есть. Без двадцати шесть утра.
В своем паническом бегстве я ни о чем не думал. Наверное, у меня тоже шок. Ругательски себя ругая, стянул футболку, и посмотрел на бинты. Как и следовало ожидать, слева багровело пятно. Уселся, и тихо матерясь, начал разматывать, по-немецки тщательно сделанную повязку.
Все оказалось вовсе не страшно. Отек спал, раны подживают, слегка сочась сукровицей, что оставила так разозлившее меня пятно. Бросил бинты на стул, вспомная, что проезжал в одной из деревень мимо аптеки. Прикинул, что под курткой никто ничего не заметит.
Но тут открылась дверь и в комнату засунулась давешняя девица. Щурясь из полутемного коридора, она, разглядев, что я сижу на кровати, начала тараторить заранее, видимо, заготовленную речь:
— Мьсе, вы так долго спите, что мама волнуется, и послал меня… — тут она разглядела меня, с раной в боку, окровавленные бинты, и воскликнула- Ой!
Захлопнула дверь, и я услышал топот удаляющихся ног. Кажется, у меня проблемы. Не успел я встать, и натянуть штаны, раздались тяжелые шаги командора. Снова без всякого стука распахнулась дверь, и в комнату ступила мадам. По хозяйски повернула меня к свету, и воскликнула — О-ля-ля! После этого начала говорить, ни на секунду не замолкая.
Это пулевое ранение, мсье, я-то в этом понимаю. Раздались какие-то команды, в результате которых ее дочка унеслась, и спустя пару мгновений опять возникла с тазиком воды, марлей, ватой, какими — то бутылками, и пластырем в зубах. Я был усажен и мадам начала, весьма квалифицированно, мои раны обрабатывать. Рассказывая мне, что она одно время была сестрой милосердия в Кавайоне, пока не вышла замуж. И вам не о чем беспокоиться, мсье, из Рубийона еще никого не сдавали жандармам. Тут она наклонилась, и обнюхала мои раны. Все нормально мсье, заживает отлично!
В общем, спутя минут пять я уже был с двумя марлевыми заплатками, приклеенными, к ранам, и уверением, что все нормально, через неделю можно будет работать.
— Мадам — наконец то вклинился я — вы не представляете как я вам признателен. Уверяю, я щедро вас отблагодарю!
— Без сомнения, мсье! Я обязательно включу все в окончательный расчет. Сейчас ступайте на террасу, я подам вам кофе.
На террасе было пусто, лишь за столиком у двери сидел какой — то француз. Он оказался хозяином кафе, и виноградников, на которых сейчас работал с утра до позднего вечера. Зовут Жак Лежен. Услышав имя, я засмеялся. Честно сказал, что боялся, что так и не услышу во Франции имя Жак. Рассказал, что я- Питер Грин. Путешествую по Провансу.
— Англичанин?
— Американец.
— Слава Богу. Эти дикари, с острова за Ла Маншем…
Мадам принесла кофе. Следом пришла дочка с блюдом. Я все больше понимаю притчу про Гаргантьюа. На блюде лажало то, что она назвала бутербродами. Половинки циклопического багета, уложенные колбасой, корнишонами, зеленью, и еще чем то. В студенчестве, я бы одним таким бутером питался пару дней в трехразовом режиме.
Жену Жака зовут Жульет. Их дочку зовут Франсин. Рекомендую присмотреться к недвижимости в этих местах, мсье Питер. Все больше парижан избегают Ницы с Сен-Тропе, и покупают дома здесь, на склонах Люберона. Какие то исследователи выяснили, что в августе, каждую минуту пять тысяч человек одновременно делают в море пи-пи.
С этим душераздирающим сообщением он ушел трудиться на винограднике. Я услышал как от дома отъехала машина. А мадам Жульет предложила мне завтрак. Максимально твердо отказался и попросил еще кофе.
Она принесла кофе, и принялась снимать стулья со столов, протирать их, готовить кафе к посетителям. При этом уже привычно незамолкала. Я узнал, что насчёт недвижимости лучше поговорить с нашим мэром. Он местный булочник, днём не сильно занят, может что то порекомендовать. Или поехать в Апт, там есть агентство недвижимости. Вам все равно лучше съездить туда, показаться врачу. Заодно и узнаете. Насчет врача не беспокойтесь, я дам вам к нему записку. Никто никому.
Я курил утреннюю сигарету, смотрел на освещенную солнцем долину. Размышлял что, судя по восхищенным взглядам Франсин, меня приняли за марсельского бандита, сбежавшего после перестрелки. А мадам, тем временем, перешла к анализу местного рынка недвижимости и оценки его инвестиционной привлекательности с точки зрения моральных качеств местных жителей. Потому что не так важен дом, как соседи.
Глядя на долину внизу, я грелся в лучах утреннего солнца, и сонное оцепенение охватывало меня. Кажется, я даже задремал. Очнулся лишь на грохот стульев. Бригада каких то рабочих зашла позавтракать. Сбросил с себя истому, встряхнулся и пошёл на кухню.
— Мадам Жульет! Я поживу у вас несколько дней? И, вы обещали мне записку, для доктора, в Апте…
Три дня спустя я съехал. Мало того, что моя комната не запирается. Но в первый же полдень, вернувшись из Апта, я запарковал свой авто у велосипеда, прислоненного к стене кафе.
Велосипедисты здесь дело обычное. Все, от солидных матрон до древних дедов, бодро крутят педали, не глядя, едут они под гору, или наоборот.
Но войдя в кафе, я увидел жандарма у стойки. Молодой полицейский любезничал с Франсин, несмотря на ее очевидную холодноватость. Он наградил меня специальным полицейским взглядом, что видит преступность насквозь.
А местная публика, что тусовалась в кафе вечерами, взглядами давала мне понять, что не ссы парень, своих не сдаем.
Надо полагать Франсин совершенно никому в деревне не сказала, что у них в кладовке прячется раненый грабитель. Потому что мадам Жульет, конечно же, никому кроме двух — трёх ближайших подруг, обо мне не рассказывала.
Я пытался объяснить девчонке, что вовсе не преступник. Но она восторженно-заговорщицки щурилась, и, кажется, даже
