Девяностые приближаются - Дмитрий Валерьевич Иванов
— Толик, а что во мне тебе больше всего нравиться? — неожиданно спросила девушка утром девятого марта.
— С чего ты решила, что ты мне нравишься? — попытался съехать с разговора я.
— Ты во сне моё имя говорил, — призналась Света.
— Что ещё я говорил? — напрягся я.
— Бормотал какие-то фамилии, я не разобрала, — пожала голыми плечиками девушка.
— Мне в тебе всё нравится. Давай лучше поедем, развлечёмся куда-нибудь? — предложил я.
С развлечениями в советском Красноярске было не очень, но поход в кинотеатр «Луч» и кафе «Рига» нас развлёк.
Всё воскресенье я занимался парково-хозяйственными делами. Вымыл в комнате всё что смог, разгрёб сугроб около окна, я и не думал что тут такие снежные зимы, а у нас ещё и ветреная сторона, поэтому сугробы почти закрывают окна. Бейбуту тоже было скучно, и он очистил снег у всех окон, потом пришёл и наследил мокрыми ногами на чистом полу, пришлось и его отправлять мыться.
Утро одиннадцатого марта было обычным. Понедельник — день тяжёлый, и я бужу соседа, попутно разминаясь. После туалета и умывания включаю приёмник от нечего делать. И слышу торжественно печальный голос диктора:
— Советский народ понёс большую утрату. На семьдесят четвертом году ушёл из жизни генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Устинович Черненко… С одиннадцатого по тринадцатого марта объявлен траур…
— Молодой ведь ещё! — вслух сказал я.
— Наверное, награждения сегодняшнее отменят, — сказал Бейбут.
— Сам же слышал, траур, но наградят потом.
— Зря я вчера помылся, — вздохнул черствый циник, которого смерть Черненко не тронула.
Привыкли. Вот когда Брежнев умер, я видел, как люди плакали и переживали, чтобы войны не было.
— Значит, уже сегодня генеральным секретарём станет дядя Светки — Михаил Сергеевич Горбачёв, — добавил вслух больше для себя, чем для соседа я.
— Да ладно! А ты откуда знаешь? — вперился взором в меня Бейбут.
— Больше некому. Здравствуй «ускорение» и «антиалкогольная компания», а там и до «перестройки» рукой подать, — бормочу с горечью я.