Василий Звягинцев - Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек [OCR]

Нет, лучше уж пойти завтра на назначенную встречу, расставить все точки и прочие надстрочные значки.

Поразительный, но вполне в духе всего уже случившегося факт. Лихарев не узнал Шульгина, хотя совсем недавно говорил с ним глаза в глаза на Валгалле-Таорэре, и Шульгин тоже не помнил о той встрече. Кто сумел стереть у них это воспоминание? Дайяна в каких-то своих целях, или «третья сила», или просто использованная схема перемещения не предполагала фиксации информации в долговременной памяти субъектов?

Шульгин ждал Абу Джаалида на бульваре недалеко от входа в Цветник, Сильвия и Иван Иванович подстраховывали с безопасного расстояния.

От пронзительного ветра зашли в кафе со сплошь стеклянными стенами. И им все видно вокруг, и они на глазах у тех, кому положено.

В принципе, высоким договаривающимся сторонам опасаться было особенно нечего. С Шамилем и его парнями «сэр Мэллони» общий язык вроде нашел, о его деловых и боевых качествах они представление получили и нападать не рискнут, не зная, где его помощники и сколько их. «Араб» для него прямой опасности тоже не представлял. Как и Шульгин для «араба». Они здесь вроде как разведчики воюющих сторон в Швейцарии в годы Второй мировой. Настоящие сражения идут в других местах, а здесь — заповедник для интеллектуальных игр и деловых переговоров.

Сели в уголке, сняли шляпы, расстегнули плащи. Закурили.

— Кофе с коньяком?

— Не возражаю. Говорить будем по-русски?

— Не имеет значения, — ответил Шульгин. — Но лучше по-русски. В городе имеется институт иностранных языков, и вот эти девочки, — подбородком он указал на скучающих от безлюдья официанток, — вполне могут оказаться его студентками. Вот и станут прислушиваться, просто для языковой практики. А так мы им неинтересны…

— Резонно. Итак, господин Мэллони, для чего же Ибрагим-бею потребовалось посылать вас сюда, минуя вполне отлаженные каналы?

— А вы позвоните, спросите, если еще не сделали этого ночью.

Один-ноль.

— Мне по рангу не положено проявлять такого рода инициативу. Однако имею достаточно полномочий, чтобы разобраться с сомнительным вопросом на месте.

Можно сказать, что теперь один-один.

А вообще-то — стратегический тупик. Оба уже поняли, что партнер блефует, и продолжать перебрасываться мячами — бессмысленно и нерационально.

И Шульгин решил бросить свой флеш-рояль на стол, а там пусть коллега сам решает, бьется он или нет.

— Сколько ж мы с тобой не виделись, Валентин? Лермонтов писал: «…как вспомнишь, как давно…» Интересно, что сейчас наш общий друг Григорий Петрович поделывает? Он, конечно, давно помер, это только Каганович до ста дотянул, однако ж там живет, наверное. Волнуюсь за него, не чужой ведь человек…

Лихарев буквальным образом оторопел. Узнать-то он Александра Ивановича узнал сразу, и по сказанным словам, и по интонациям. Сразу очень ярко вспомнилась их первая встреча. И следующие тоже. Но вот уж его тут встретить он ожидал в самую последнюю очередь. Точнее — вообще не ожидал.

Тем более видел он Шульгина только в личине Шестакова, о естественном облике понятия не имел. Нынешняя внешность, как показалось Валентину, больше отвечала его внутренней сути.

Врагом Шульгина он считать не имел оснований, в тех московских делах они были скорее союзниками. Потому сегодняшняя встреча наполнила его радостью и оптимизмом. Все же первый знакомый, по-настоящему свой человек за два с лишним года. С которым можно поговорить на непостижимые для аборигенов темы.

Но прежде все-таки следует прояснить обстановку. Так он прямо и спросил, каким образом Шульгин сюда попал, в каком качестве и что ему за дело до Маштакова с его партнерами.

Александр ответил со всей допустимой степенью искренности. Начиная со своего ухода из тела наркома в собственное и в свое время, про события двадцатого и следующих годов в Красной и Белой России. Совсем немного — об Игроках и Великой Сети. Только чтобы стало понятно, какое беспокойство вызвали эксперименты с хронополем в этой химерической реальности, как Новиков нашел установку и записки Лихарева в подвале музея и как, наконец, они сумели сюда пробраться, чтобы посмотреть, что же происходит.

— Да что мы рассиживаемся? — возмутился Шульгин, подойдя к концу своего рассказа. — У меня съемная вилла, совсем неподалеку. Пошли, там и продолжим. Думаю, нам до утра времени не хватит во всем разобраться.

Пошли…

Лихарев только на секунду усомнился, а стоит ли самому отправляться «в логово», и сразу одернул себя. Там ему Шульгин-Шестаков подлянок не делал, а здесь зачем? Смысла ни малейшего.

Можно бы, конечно, и к себе пригласить, да неухоженно там, Эвелин постоянно предпочитает в Кисловодске жить, опять же без нужды не стоит явку расшифровывать. Он ведь сейчас в гриме араба, и для чего демонстрировать даже случайному наблюдателю связь между ним и мирным обывателем Лихаревым, в неподобающих связях никем и никогда не замеченным?

До дома Шульгина идти было всего семь минут даже неторопливым шагом.

— Зайдем в магазин, прикупим чего? — спросил Лихарев.

— Нема сенсу[78], — ответил Сашка отчего-то по-польски. Иногда само собой срывалось на разных языках, без строгой привязки к обстоятельствам. — У нас там кабак во флигеле, в момент чего хочешь доставят.

Шульгин не имел возможности на расстоянии объяснить Сильвии происходящее, только показал условным жестом, что все в полном порядке. Зайдут в дом сначала они с Валентином, а потом появится и она с Иваном. Тоже сюрприз будет.

Так и получилось. Они уже сидели в холле в ожидании заказанного обеда, оттягивались по маленькой, когда прозвучал звонок в дверь.

— Кажется, сейчас тебе опять удивляться придется, — интригующе усмехнулся Сашка и пошел открывать.

Сильвию, свою бывшую начальницу, в отличие от Шульгина, Лихарев узнал сразу, несмотря на прошедшие годы, совсем другую прическу и общий имидж. Узнал и вскочил, то ли по привычке к субординации, то ли готовясь защищаться.

— Спокойно, коллега, спокойно, — мило улыбнувшись, сказала она, — мы все уже не те…

Позволила Шульгину принять у нее плащ, прошла в комнату, присела на угловой диванчик, скромно сдвинув колени.

— Служба наша кончилась, давным-давно кончилась, и здесь я присутствую в качестве абсолютно частного лица. Никто с вас не собирается спрашивать за прошлые недоработки. Тем более что я, нынешняя, только в самых общих чертах представляю, какие именно трения возникали у вас с леди Спенсер из тридцать восьмого года. В силу известных причин это прошло мимо моего внимания. А в восемьдесят четвертом году наша резидентура прекратила существование, и я вот теперь… — она сделала руками неопределенный жест, — я вот теперь состою членом другой организации.

Лихарев покрутил головой: «Чудны дела твои, господи!» Столько людей, столько времен и событий, а сейчас все они сидят за общим столом вообще неизвестно где, если признать слова Шульгина о «химере» за истину.

— Каким образом — прекратила? — спросил он то, что показалось ему наиболее важным и невероятным.

С тем же чувством, даже, может быть, более сильным, что испытали друзья, когда Новиков сообщил им о роспуске Советского Союза. Все-таки Союз — это не более чем государственное образование, многие недостатки и пороки которого были им очевидны с детства, и крах которого — событие объяснимое. А вот для кадрового аггрианина исчезновение миллионнолетней структуры — это похуже, чем рядовому мусульманину прослушать репортаж с какого-нибудь съезда шейхов и аятолл вроде нашего XX, на котором разоблачен и низринут Магомет.

— Да так и прекратила. В полосе Главной исторической последовательности. Где-то, наверное, существует. А на Земле — нет, и на Таорэре нет, и бикфордов шнур, с двух концов подожженный, выгорел. Мы вот с Седовой выжили, но ты ее не знаешь, она тебе на смену пришла в семьдесят втором. И ты — здесь. Больше ни о ком не слышала, да я ведь и не была на той Земле после восемьдесят четвертого…

Действительно, до полуночи и еще позже они курили, заваривали бесчисленные чашки кофе, коньяк тоже исчезал из бутылок быстрее, чем обычно, и говорили, говорили. Было ведь о чем. Вперемежку — о собственных делах, о проблемах своих и чужих миров, о будущем вообще как о философской категории, и в частности как о личных перспективах.

Шульгину все хотелось спросить о дальнейшей судьбе Шестакова (тут ведь особая статья), но Сильвия при этом была бы лишней. И он все откладывал личную тему на потом.

Наконец, часу в четвертом, Сильвия, которая могла бы, как старый боцман, пересидеть и перепить здесь всех, собралась на покой.

— Вы, ребята, как хотите, а я пойду. Прикорну немного. Хорошо время провели. О настоящем деле завтра поговорим. На свежую голову…