Алексей Кулаков - Магнатъ
– Н–да.
В отличие от Мишкина, устроившего нежданный скандал прямо во время воскресного обеда. По завершении которого Николай как раз собирался в очередной раз поговорить с родителями о серьезности своих чувств к обожаемой Аликс – но после того, как младший брат открыто спросил, насколько правдивы слухи и статейки касательно Преображенского полка в иностранной прессе… К счастью, отец вовремя погасил нарождающийся конфликт – но при этом явственно был на стороне Михаила, держащегося на диво серьезно и даже требовательно. Какие уж тут разговоры о делах сердечных, после столь некрасивой сцены? Поэтому вместо того, чтобы попытаться как–то переломить нежелание родителей видеть в Аликс будущую невестку, ему пришлось выслушивать наставления батюшки в скучных державных делах. А потом еще и обсудить будущее заседание Государственного совета, на коем он должен был председательствовать как цесаревич. Господи, ну зачем ему все это?!? Батюшка выглядит по–прежнему крепким как скала, и на покой в ближайшие лет двадцать точно не собирается – а значит, у Николая полным–полно времени для того, чтобы подготовиться к самостоятельному правлению. Все эти нудные лекции, вечные наставления, учения–мучения… Черт возьми, ну ведь это все может и подождать! В конце концов, молодость мужчине дается один раз, и прожить ее надо как можно насыщеннее!..
– Николай Александрович.
Вынырнув из размышлений о нелегких тяготах жизни наследника, великий князь поглядел в сторону обратившегося к нему штабс–капитана Татищева.
– Да?
Впрочем, вопрос был излишен – он и сам уже увидел новые лица в офицерском собрании. Более того, ему пришлось вставать и лично их приветствовать, потому что командиров Измайловским и Семеновским лейб–гвардии полками рядовыми гостями ну никак не назовешь.
– Рад вас видеть, Александр Александрович.
Генерал–майор Евреинов звучно щелкнул каблуками сапог, почтительно склоняя голову.
– Владимир Васильевич.
Второе приветствие прозвучало уже не так радушно (но все же вполне вежливо) – сказалось извечное соперничество между двумя старейшими гвардейскими полками. Впрочем, генерал–майор Пенский ничуть тому не обиделся, коротко кивнув и повторив щелчок каблуками.
– Ваше императорское высочество. Позвольте представить вам поручика Шиллинга, Николая Николаевича.
Незамеченный поначалу, из–за Евреинова вышагнул его подчиненный с кожаной папкой в руках, образцово–четко отдав честь… И опять–таки почтительно поклонившись.
– Могу я узнать, что именно привело вас в нашу скромную обитель?
Покосившись друг на друга, генералы разом поскучнели, а у цесаревича появилось и окрепло предчувствие близких неприятностей:
– Дело чести, Ваше императорское высочество.
Пока член августейшей семьи мучительно подбирал приличествующие случаю слова, к нему пришла нежданная помощь: штабс–капитан граф Татищев вполголоса предложил пройти гостям в отдельный кабинет. Во–первых, чтобы не мешать будущему самодержцу земли Русской вкушать заслуженный отдых после целого дня утомительной службы. А во вторых, дабы уже там, без каких–либо помех и лишних ушей обсудить условия будущего поединка.
– Итак, господа, начнем. Как я понимаю, любое примирение меж сторонами?..
Граф Татищев приличия ради поглядел на остальных секундантов–преображенцев: командира четвертой роты штабс–капитана Кашерининова, затем и поручика второй роты Ожерова.
– Увы, но нет.
– Тогда наш доверитель определяет средством разрешения разногласий в первом случае офицерскую драгунскую шашку образца 1881 года, а во втором – шестизарядный револьвер Смита и Вессона калибром в четыре и две линии.
– То есть штатное оружие офицера русской императорской армии?
– Совершенно точно, господа.
– Но?..
Молчавший до этого генерал Пенский с едва заметным превосходством улыбнулся, глядя как поручик Ожеров пытается аккуратно возразить.
– Конечно, мы все помним, что кодекс ОБЫКНОВЕННО предписывает только три вида оружия: пистолеты, сабли и шпаги. Но согласитесь, господа, второй вызов ВЫХОДИТ за рамки обыденного, и наш доверитель имеет все возможности его не принимать? Однако же он пошел навстречу чаяниям ваших доверителей. А раз так, то мы имеем два поединка по особым условиям, кои и должны всемерно обсудить, а затем и утвердить. В противном случае… Боюсь, картель может и не состояться.
– Даже так?..
Штабс–капитан Татищев принялся лихорадочно размышлять, ничуть не сомневаясь, что любой отказ выставит несостоявшихся дуэлянтов–преображенцев в самом невыгодном свете. Ах князь, хитрец этакий! Симпатии общества в этом вопросе явно будут на его стороне – ведь причиной ссоры является именно сомнение Агренева в воинских качествах как Навруцкого, так и его сослуживцев, поэтому выбор боевого оружия вместо однозарядного дуэльного пистоля имеет определенные основания… И ведь как только и уговорил двух генералов на такое!.. Хотя командира семеновцев, судя по всему, долго уговаривать и не пришлось.
– Не соблаговолите ли изложить и остальные ваши предложения?..
Через полтора часа секунданты оружейного магната покинули слегка притихшее собрание, оставив некоторую часть гостеприимных хозяев в весьма растрепанных чувствах. Штабс–капитаны Навроцкий и Кашерининов были нехарактерно молчаливы. Еще четыре офицера совсем наоборот – немного возбуждены и самую малость смущены, узким кругом посвященных обсуждая довольно неожиданные условия картеля. Три поручика и один совсем юный подпоручик – еще недавно они буквально горели нетерпением и страстным желанием защитить честь своего полка… Собственно говоря, это желание так и не погасло, несмотря на крайне странные условия окончательно утвержденного картеля. Остальные гвардионцы, мучаясь от острого любопытства и не смея задать даже самый невинный вопрос, принялись искать утешения в привычных забавах:
– Господа, а не развеяться ли нам парой аршинов водки?
– Надеюсь, на каждого?
– Именно, господа!..
Из общей палитры эмоций выделялся один лишь цесаревич Николай Александрович, который был попросту растерян. Во–первых, он еще ни единого разу не сталкивался с дуэльной «прозой жизни». А во–вторых, августейший полковник слишком поздно вспомнил просьбу–рекомендацию царственного отца – насчет того, чтобы спустить дело с ссорой Навроцкого и князя Агренева на тормозах, в идеале добившись от них полного примирения. Он же, пустив все на самотек и положившись на волю обстоятельств, об этом деле попросту… Забыл. Поглядев по сторонам и увидев повсеместное оживление, цесаревич тихонечко вздохнул:
– Пап́а будет крайне недоволен!..
* * *Довольно поздним утром первого июля одна тысяча восемьсот девяносто третьего года рядом с небольшим леском, шелестевшим своими листьями всего в двух верстах от Санкт–Петербурга, собралось очень представительное общество. Первыми на место прибыла молчаливая компания офицеров: два штабс–капитана и поручик – все в цветах Преображенского полка. Почти сразу к ним присоединился мужчина в сюртуке траурных тонов, в руке которого был пузатый медицинский саквояж. Ну а затем зелень пехотных мундиров разбавил генерал–майор в мундире лейб–гвардии Семеновского, поручик-«измайловец», и отставной ротмистр Пограничной стражи. Надо сказать, последний в своей довольно невзрачной форме выглядел этаким бедным родственником среди окружающего его гвардейского великолепия.
– Позвольте поприветствовать вас, князь. Я рад бы пожелать вам доброго утра – но увы, его таковым никак не назовешь… Вы позволите?
Проверив, чтобы под белоснежной сорочкой ротмистра не было ничего, могущего отклонить или даже задержать на славу отточенный клинок, граф Татищев учтиво кивнул. И уже собравшись отойти, уловил странную несуразность и замер, пытаясь понять – что это такое с глазами светловолосого аристократа. Они как будто бы… Мерцали?!?
– Князь, позвольте поинтересоваться вашим?..
Уже начав задавать вопрос, Сергей Николаевич вдруг остро осознал его полную неуместность. Какая к черту разница, как там себя чувствует дуэлянт? Да, Агренев вполне заслуженно снискал славу отличного стрелка, и в обычных обстоятельствах его шансы выглядели бы куда предпочтительней – но первая дуэль будет на клинках, а каких–либо талантов в искусстве фехтования за «сестрорецким затворником» доселе не замечено. В отличие от штабс–капитана Навроцкого, имеющего вполне заслуженную славу опытного рубаки. Но!.. Даже если чудо и произойдет, и князь сможет выйти на второй поединок – никто и ничто не сможет даровать ему, несомненно израненному и уставшему, победу. Не против четырех противников разом!.. Тем более что оружейный магнат ни единого раза не поучаствовал в «дружеских встречах» на аренах своего «Колизеума», а значит даже и мало–мальски полезного опыта приобрести не мог.