Наследник - Алексей Иванович Кулаков
«Так это у нас тут лубофф приключилась!..»
Припомнив пышные стати провинившейся служанки и сравнив их с поджарым телосложением боярина, наследник понял — не просто любовь, а большая. Впрочем, глянув затем на молчавшую главную мамку, преисполненную терпеливого ожидания (где-то там ее касатик?!), и оценив ее могучие телеса, он тут же поправился, понизив нарождавшиеся чувства до всего лишь умеренно-средних. Меж тем молчание в светлице стало очень тревожным: и челядинки, и взявший на себя чужую вину дядька-пестун ничуть не обманывались нежным возрастом наследника престола. Если Димитрий Иванович только заподозрит, что они нарочно оставили своего подопечного без присмотра и охраны… Заживо сгнившего в великих муках стольника великой государыни помнили все. Как не забывали и о том, что наследнику за эту смерть ничего не было, — даже епитимьи малой, и той не назначили.
— Ваш господин спит.
Правильно истолковав взгляд вновь ставших обычными глаз, умница Авдотья поманила за собой явно обрадовавшуюся этому главную мамку. Открыла перед ней дверь, затем придержала створку, помогая вынести из опочивальни маленького царевича, — а тем временем его старший брат негромко спросил у боярина Хлынова:
— Ты знаешь, как умер мой первый дядька?
— Да, государь-наследник.
— Так поделись своим знанием с тем, кого ты столь усердно выгораживал. Потому что если она еще хоть раз оплошает, у брата появится новая челядинка…
Пододвинув к себе тонкую пачку чистых бумажных листов и новое перо, хозяин покоев сделал небрежный жест:
— Ступайте!..
Чем больше увядала и засыпала природа, готовясь к приходу ледяной красавицы Зимы, тем оживленнее становилось в Московском кремле и приказных избах. Войско для похода на Полоцк собиралось нешуточное: конницы поместной сорок тысяч, городовых да стременных стрельцов две тысячи, да Большой наряд в тысячу пушкарей с помощниками. А еще восемьдесят тысяч посохи[160] — и все эти рати надо было правильно организовать, дать им командиров, направить разными дорогами к месту общего сбора, каждый день кормить… В общем, жизнь кипела. Однако даже в этом бурлении и суете кое-какие вещи оставались неизменными, и служилого дворянина с сыном, вознамерившихся было пройти в один из укромных уголков Кремля, тут же остановили. Вернее, остановила: стража, одетая в черные кафтаны, отличалась повышенной подозрительностью и полным отсутствием какого-либо чинопочитания. Им все было заедино — что думному боярину путь заступить, что дворовой челяди, бегающей по своим надобностям, — потому как, по слову самого великого государя Иоанна Васильевича, главной заботой чернокафтанников была сохранность государя-наследника. А кому их рвение да усердие не по нраву — так великий князь того жалобщика завсегда выслушать готов. В подвалах Тимофеевской башни!..
— Назад!
Послушно остановившись перед тройкой стражей, дворянин положил руку на плечо сына и твердым голосом потребовал:
— Старшого позови.
Долго ждать не пришлось.
— Доброго тебе дня, воевода и окольничий Бутурлин.
Немного приосанившись (столь высоким придворным чином его пожаловали всего два дня назад), Дмитрий Андреевич ответно кивнул собрату-дворянину, собираясь затем огласить причину своего появления. Но это не понадобилось — чуть повернувшись, сотник коротко повел рукой, приглашая проследовать за ним. Правда, перед этим отца и сына быстро проверили на всякое там колющее и режущее, но к такой вот «ласке» все уже потихоньку привыкли. Шагая за коренастым служивым и разглядывая его ладный черный кафтан, сшитый из доброго голландского сукна, старший из Бутурлиных старательно давил улыбку, но внутри у него все пело. Мог ли он еще седмицу назад и подумать, что все так переменится? С прежнего места сорвали приказной грамоткой в стольную Москву, а нового давать не торопились, и в просьбишке о воеводском чине в собирающемся на Литву войске тоже отказали. Иные знакомые при встречах уж и морды воротить начали, полагая, что Бутурлины впали в немилость. Ан нет, не угадали!.. Четыре дня тому назад своего холопа верного сам Иоанн Васильевич долгой беседы и важного поручения удостоил. САМ!!! И шапку окольничего пожаловал, вдобавок повелел определить его младшенького, двенадцатилетнего Богданку, в свиту своего наследника. Одно только тревожило служилого дворянина — как-то примет сына царевич Дмитрий? Все же слухи о нем ходили гм… самые разные.
— Поднажми!!!
Их провожатый остановился, приведя счастливого отца и его пребывающего во власти сомнений и страхов сына на край небольшого поля, по которому как оглашенные бегали родовитые детишки. Затянутые в странный легкий доспех из вываренной в масле толстой кожи, не менее странные шлемы с решетчатой личиной, неспособной защитить лицо даже от самой корявой стрелы или слабого колющего удара, что-то весело орущие, то и дело сшибающие друг друга с ног…
— Лови!
— Вставай!
— Мне, мне кидайте!..
— Хватай его!!!
Глянув на массовую драку, которую почему-то никто не торопился прекратить, сотник констатировал:
— Обождать придется, окольничий.
— Коль такое дело, обождем. А чего это?.. Ну что за забава такая, что-то не пойму?
— Государь-наследник придумал недавно. Ручной мяч называется.
— Меч?
Прямо на глазах мужчин один из игроков с повязанной на руке белой (когда-то) тряпицей свалил ловкой подсечкой другого, не имевшего оной. И не просто свалил, а еще и сам рухнул сверху — видать, для пущей верности. Впрочем, долго разлеживаться им не дали: подбежавший к парочке третий игрок скинул верхнего пинком в бедро и тут же схлопотал локтем в шлем от еще одного белоповязочника, а затем… Все четыре подростка как-то разом разбежались, словно бы и не дрались только что.
— Да нет, мяч. Ручной. Хотя дядька Димитрия Ивановича окрестил эту забавку словечком попроще — «вышибалы».
— Держи!
— В ноги ему!..
— Стенку, стенку стройте!!!
Стоявшие невдалеке от них редкой толпой дядьки-пестуны родовитых бояричей да княжат во всю глотку болели за своих воспитанников, даже и не думая прекращать непотребное действо, — а напротив них, разделенные полем, поддерживали старших братьев своими воплями свитские царевича Ивана Ивановича, с ним самим во главе.
— Васька, сзади!..
— Растяпа!
— Да зажимай же ты его!!!
Долговязый белоповязочник помчался с одного конца поля на другой, петляя как заяц и постоянно уворачиваясь от подножек и любых попыток ухватить его за доспех. Обеими руками прижимая к груди какой-то непонятный сверток, он почти добежал, когда ему все же подсекли ноги.
— Ох ты!..
Пролетев примерно с сажень и приземлившись так, что потом наверняка все ребра с правой стороны будут синими, паренек несколько раз перекувырнулся через голову, тут же вскочил на ноги, но только для того, чтобы рыбкой прыгнуть вперед и с размаху ткнуть своей ношей о землю.
— Ура!!!
— У-уу!..
— Адашев, стервь, выслуживается…
Резкий, пронзительный и на диво сильный переливчатый свист словно
