Между двух огней - Ande
Во дворе стояло авто, Мерседес. В доме, похоже, жили. В одной из комнат был склад оружия. Пулеметы, гранаты, пистолеты. Это куда меня занесло? Наверху, в спальне, в подоконнике, обнаружил тайник. Деньги, вроде как шифроблокнот. Какие-то документы. Думаю если простучать стены, найдется много занятного. Со второго этажа вокруг просматривались почти одинаковые дома. Вдоль улицы. С тылу тоже дом на другой улице. Предместье.
Значит мне дали по голове. Погрузили в авто. Привезли сюда. Судя по посуде, одежде, и вообще, в доме жило три человека. То есть явка. А Шпигельгасс, он же Дуглас, у нас — резидент. Ну пойдем. Поговорим. Судя по наблюдениям мой выстрел не услышали.
На кухне налил себя коньяку. Махнул. Хоть какое-то обезболивающее. Спустился в подвал. Тот, что получил по яйцам, ворочался. Шпигельгласс лежал спокойно. Меня, по большому счету интересует один единственный, но крайне важный вопрос. Ну, начнем.
Из хлама вытащил два стула. Подобрал незнакомца, заткнул рот полотенцем. Привязал к стулу возле стены. Он будет зритель. Так мне преподавали. Что в том варианте допроса, что я затеял, важно наличие зрителя на первом этапе. Взял Шпигельгласса, снял ему штаны с кальсонами. Голой жопой усадил на стул. Он уже пришел в себя.
— Кольцов. Кто ты? — спросил он.
Я совершенно молча привязал его к стулу. И ноги к ножкам тоже. Пошел в угол, оторвал от сломанного осветительного торшера провод с вилкой.
— Кольцов, ты почему молчишь?
Вставил вилку в розетку. Натянул перчатки. Слегка замкнул провода. Заискрило знатно. Лишь бы пробки не выбило, если они есть.
Повернулся к зрителю.
— Сейчас я тебе, дружище, покажу как поступают с теми, кто бьет людей по голове.
— Кольцов. Поговори со мной.
Я подошел к Шпигельглассу и присел на корточки. Повернулся к зрителю.
— Вот смотри, это — член.
Ткнул проводами.
— АААААА — забился Товарищ Дуглас.
— Считается, что разведчики готовы к пыткам. И их даже готовят. Но — прогресс не стоит на месте. И когда в член тыкают электричеством…
— Спрашивай, Кольцов!!! Хули ты молчишь!!!?
А я приложил провода на полминуты. Он забился и потерял сознание. Глаза у зрителя стали больше лица.
Когда он пришел в себя, я курил и смотрел ему в лицо. Кивнул и прижал провода еще на полминуты. Лишь бы сердце у него не остановилось. Он опять отрубился. Я взял стул и уселся напротив. Он опять пришел в себя.
— Ты почему не в Монголии, Дуглас?
— Это операция прикрытия. Я должен попасть в Европу не привлекая к этому внимания в России.
— Маршрут?
— Пекин, Харбин, Сан-Франциско, Нью-Йорк, Лондон. Сейчас здесь. Но собираюсь в Берлин.
Дальше я задавал вопросы о том, что уже знаю, и сверял знание с его ответами. Когда он был неточен тыкал проводами, и он сразу уточнял. Ну, все по книжкам. Коновалец, Троцкий и прочие. Похоже, не зря меня прапорщик Галан уверял, что если не обдолбаться наркотиками, такую пытку никто не перенесет. А у меня еще и знание истории. Я видел что он не врет. Главный свой вопрос я задал между делом. Между уточнением как он меня нашел, и что здесь за явка.
— Разрабатывают меня по заданию центра, или твоя инициатива?
— Я сам решил выяснить, откуда течет. Думал Эйтингон, сука, меня валит.
— То есть, информацию по мне в центр ты не предавал?
— А что передавать? Да и отозвали бы меня сразу.
Я покивал. Подошел и свернул шею зрителю. Потом подошел и свернул шею Шпигельглассу. Нехер. Пусть кто-нибудь другой Меркадера наймет.
Домой я добирался два часа. В чужом пиджаке, шляпе. Держали мня в Фонтенбло, почти рядом с Барбизоном. Долго садился с попутки на попутку. Пока уже в Париже не сел в такси не назвал домашний адрес. Наташа уехала в гости к маме. Если хочу, могу присоединиться как вернусь.
Войдя в спальню я рухнул на пол и отрубился.
Глава 39
Я открыл глаза и снова закрыл. В комнате горел яркий свет. Почувствовал что кто-то невесомо, нежно и ласково гладит меня по щеке. Еще немного полежал с закрытыми глазами, внутренне удивляясь — что это? Потом все вспомнил и снова открыл глаза. И встретился взглядом с Наташей.
Сделал попытку встать, но меня повело, и я опять улегся головой к ней на колени. На затылке, чуть правее макушки, пульсировало болью. Слегка подташнивало. Но это понятно.
— Уже ночь, — пробормотал я, прищурившись. Наташины глазища смотрели на меня. И было в них что-то незнакомое, волнующее и тревожащее…
— Тебя били — грустно сказала она, пристально глядя мне в глаза.
— Ты давно вернулась? — собственный голос показался мне жалким и чужим.
— Тебя могли убить — продолжала она.
— Это вряд ли — попробовал улыбнуться я. Но по её лицу понял, что улыбаться мне не стоит.
— Ты хоть помнишь, как вернулся?
Я кивнул. Ощутил, как заломило в затылке, и закрыл глаза. Не оттого, что ослаб. Вдруг стало трудно выдерживать Наташин взгляд. Требовательный, вопрошающий взгляд. А собственная беспомощность стала раздражать. Непривычное ощущение. Даже когда я, шатаясь и останавливаясь, чтобы не свалится в обморок, брел из того дома к дороге, я не чувствовал себя таким беззащитным. Вдруг подумалось, что когда-то очень давно, может быть, когда и говорить-то еще не умел, на меня точно так же кто-то смотрел.
Уперевшись ладонями в пол попробовал встать. Как только затылок оторвался от её колен, меня опять повело.
— Давай, я тебе
