Владислав Савин - Белая субмарина
Бедный "Родней", лишенный хода, он терпел многочисленные попадания немецких снарядов. Шестидюймовки для линкора не слишком опасны, но когда их много... А еще были тяжелые "чемоданы" от испанцев, с батареи, которую мы никак не могли подавить, и бомбежки, имеющие целью все тот же корабль. Он умирал медленно и мучительно, становясь все слабее, и наконец прекратил огонь совсем, сев на грунт. Палуба и орудийные башни остались над водой, но машины и погреба были затоплены, стрелять больше было нельзя. Остатки экипажа сошли на берег, в окопы.
И если раньше обстрелы были короткими и быстро смолкали, когда вступали в дело шестнадцатидюймовки линкора, то теперь они могли длиться часами. А крепость могла отвечать лишь малым числом батарей не выше шестидюймового калибра, самая мощная наша артиллерия находилась на юге полуострова и была направлена в море. У нас не было в гарнизоне тяжелых полевых батарей, в самом начале стреляли еще и 90-миллиметровые зенитки, но когда ответным обстрелом многие из этих орудий были повреждены, и были потери в расчетах, зенитчикам запретили стрелять, чтобы не оставить крепость без ПВО.
Мы уходили под землю. Благодарение господу, что все склады, казармы, госпиталь, мастерские были в тоннелях под Скалой, сотни метров скального грунта не мог пробить никакой снаряд или бомба. Тыл наш был надежно укрыт - но это не помогло нам, когда начался третий штурм, сначала обстрел, затем идут танки с пехотой. И дымовая завеса с моря, нет, я не видел, как ее поставили, самолет пролетел, или дымовые снаряды. Я был на правом фланге, у самой Скалы, что творилось слева, мне рассказали выжившие. Да, мы ждали, что под прикрытием дыма попробуют высадится на берег, но думали, что это будет вспомогательный, отвлекающий удар. Тем более, что на этот раз танков было больше, и за ними шли полугусеничные бронетранспортеры с пехотой. И мы, наученные опытом, что было раньше, стянули на рубеж почти все силы, в порту остался один батальон, или даже рота, не знаю.
Вдруг шквал, одновременно, и бешеный обстрел, град снарядов и мин, и танки, до того неспешно маячившие вдали, быстро двинулись на нас, и из дыма показались катера и лодки, их было много, очень много! Наших там не хватило их сдержать, они высадились в порту, за нашими спинами, и это были уже не французы, а немцы, опытные, хваткие, натренированные десантники-егеря. И мы ничего не могли сделать, отбивая танковую атаку, танки были тоже немецкие, "Марк три", и штурмовые орудия, они расстреливали наши зенитки и противотанковые пушки, которые могли помешать первой волне их пехоты на бронетранспортерах ворваться на наши позиции, а за ними бежала вторая волна, это были французы и испанцы, и их тоже было очень много.
Все было кончено очень быстро. Да и глупо держать перешеек, когда враг уже у вас за спиной. Но если мы, оборонявшиеся на восточной стороне, сумели отступить в относительном порядке, то возле порта и таможни была бойня, из которой вырвались единицы. Затем было несколько часов мясорубки на склонах Скалы, где мы пытались зацепиться, но без успеха, у немцев были опытные командиры, слаженные подразделения, отлично обученные солдаты - а у нас какое-то сборище из тыловых, разбавленное останками нас, успевших отойти с перешейка, нередко под началом нестроевых командиров. Нас загнали в тоннели под Скалой. Держа под прицелом входы, мы слышали, как немцы предлагают нам капитулировать, ваше сопротивление бессмысленно, сдавайтесь!
Мы не сдались. Было и наше английское, "бульдожье" упорство, а еще русский фильм, который нам прислали из Америки. И как сказал полковник, мы, англичане, лучшие солдаты мира, не проигравшие еще ни одной войны - и у его отца был Крест Виктории, отлитый из бронзы взятых в Севастополе русских пушек, а ведь эти русские в Бресте держались месяц, и значит нам, солдатам Империи, стыдно капитулировать, неужели мы хуже каких-то русских? И мы дрались, как в том фильме про Брестскую Крепость, в полутьме под каменными сводами, задыхаясь от поднятой взрывами пыли - но нам было легче, по фильму, у русских там не было еды, патронов, медикаментов, а нам достаточно было за всем этим спуститься на нижний ярус подземелий. И все равно было страшно. Знаете, как это, когда под огнеметом плавятся камни и кирпичи? А ты слышишь жуткий крик тех, кому не повезло, и знаешь, что будешь следующим, если не достанешь этого гада раньше, чем он достанет тебя? И яростные, беспощадные стычки накоротке, когда в ход идут уже не гранаты, а штыки, приклады, кулаки, и даже зубы, когда нет ни отступления, ни плена, и люди превращаются в диких зверей, воющих и рычащих, какое искусство войны, так наверное сражались дикари сто тысяч лет назад.
Все же у нас начинало получаться, так воевать! Мы держали оборону в тоннелях, а немцы были хозяевами наверху. Еды и патронов должно было хватить на месяцы, вот с водой было хуже, водосборники с поверхности мы перекрыли, опасаясь что немцы вольют туда яд и отравят воду в резервуарах, у нас оставался лишь этот ограниченный запас. Но мы надеялись, что продержимся, нас обязательно освободят, ведь Британия никогда не смирится с потерей территории, придет флот, высадит десант, немцев разобьют, и настанет день, мы услышим сверху слова по-английски - эй, кто там, выходите! Мы не знали, что Мальта тоже пала, а флот понес тяжелейшие потери. И что дома нас уже списали со счетов, зачислив в графу выбывших.
Да, нам предлагали сдаться. Приводили к входу в тоннель какую-то шишку из наших же, попавших в плен, и он орал, приказываю капитулировать! А немец после кричал, если вы не подчинились приказу представителя своего же командования, то вы отныне не военнослужащие, а бандиты, и с вами будет поступлено соответствующе. Выходите, кладите оружие, и вам сохранят жизнь. Но наш полковник сказал, что лично пристрелит каждого, кто струсит. Он был кремень, старый вояка, если бы такими в британской армии были все, мы бы сейчас брали Берлин.
Тогда немцы пустили в подземелье дым. Такой густой черный едкий дым, как от сжигаемых автомобильных шин. Те, кто были у выходов, бежали вниз с криком "газы!". Мы успели отступить в нижние галереи, спешно перекрывая проходы досками, брезентом, палатками, одеялами, всем что оказалось под рукой. На складе нашлись и противогазы, и противоипритовые костюмы, мы не были уверены, что это не то, что было под Ипром, экипировавшись по полной, мы успели снова занять оборону у входов, когда немцы, наконец вошли в подземелье, мы встретили их свинцом. Теперь те, кто выходил в "боевую вахту", обязательно снаряжались в химзащиту, тоннели были перекрыты спешно возведенными газонепроницаемыми переборками, оборудовались отсеки-убежища. Мы готовы были сражаться дальше, дух наш был так же тверд.
Какое-то время нас не беспокоили. Мы уже шутили, что джерри решили взять нас измором, не зная, что им еще предпринять. А они уже подвезли к Скале цистерны с бензином. И это был ужас, наши перегородки в тоннелях могли сдержать газ, но не огненную горящую реку. Горел даже воздух, насыщенный парами бензина, теряя выжигаемый кислород, подземелье превратилось в пекло, и те, кто избежал страшной смерти в огне, погибали от удушья или отравления. Выжить под землей было нельзя, и мы, все кто еще остался, пошли на прорыв. Что стало с полковником, не знаю, я оказался старшим в группе, которая вылезла у Чертовой Щели. И мы с налета захватили эту бывшую нашу батарею, на которой оказались лишь какие-то тыловые немцы, техники, под охраной десятка солдат. Теперь нас обвиняют, что мы не соизволили, по всем правилам какой-то конвенции, взять их в плен. Так я отвечу, мы были почти уже мертвецами! Мы, кто горел, и задыхался в тоннелях, были уже по ту сторону, нам хотелось лишь одного, захватить с собой побольше врагов.
После мы заняли оборону в бетонных двориках нашей бывшей батареи. И держались, сколько могли, последние защитники Крепости. Французские шавки ничего не могли с нами сделать, и тогда на нас пошли немецкие егеря, нас забрасывали минами, нас жгли огнеметами, а мы держались целый час.
Вот и вся моя исповедь, падре - а в отпущении грехов я не нуждаюсь. Солдат не убийца, он лишь исполняет долг. Скажите только, какое сегодня число? Двадцать шестое мая? Выходит, мы держались всего десять дней. Или целых десять. Я ни о чем не жалею - мы сделали, что должно, и что могли.
Одни говорят, что дьявола нет, Что он подох вчера в обед И был зарыт на псарне. 'Всё это не так', - другие твердят, - 'Он жив, как тысячу лет назад'. Они говорят, что он солдат Сраной британской армии. (народная ирландская песня, перевод О.Иванов)
Вы спрашиваете, падре, отчего я, ирландец, католик, служу в британской армии и умираю сейчас за английскую корону? Если честно, то когда-то я думал, должен же кто-то пройдя военную школу, научить наших ребят хорошо и правильно убивать английских свиней. Но за эти дни под землей я понял иное. Католики и протестанты, ирландцы и англичане, это все наши внутренние разборки. И какими бы свиньями ни были англичане, фюрер намного их хуже!
