Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы
Воронцов с некоторой даже печалью медленно выцедил сквозь зубы рюмку водки, словно слабенький ликер.
«Научился у коллег, — подумал Новиков. — Раньше так не пил».
— И, наверное, правильно делает, — продолжил Дмитрий. — Они-то здесь грамотно воевали. В отличие от славного советского РККФ, обеспечили полное господство на море и практически без потерь, если не считать несчастья с «Марией». А наши в ту войну и все базы потеряли, и почти весь флот, при том что у немцев и кораблей серьезных вообще не было… — Он махнул рукой.
— Ну а кого из белых адмиралов в роли комфлота видишь? — продолжал неизвестно чего добиваться Новиков. Женщинам уже надоели их бесконечные разговоры. Слишком они вошли в роль вершителей истории. Мог бы Андрей, кажется, хоть сегодня отвлечься, по нормальному выпить-закусить в честь возвращения и уделить побольше внимания любимой женщине, а не пустой болтовне.
— Затрудняюсь ответить. Всех толковых адмиралов красные еще в семнадцатом году перебили. Бубнов, к примеру, человек грамотный, но чистый теоретик, всю войну в царской ставке просидел… И остальные… Герои — да, командиры кораблей приличные, но не флотоводцы…
— За стул держись, чтобы не упасть, — странно улыбаясь, посоветовал ему Новиков.
— Чего ради?
— Так, на всякий случай. Есть у меня на примете кандидатурка. Должна тебя по всем статьям устроить…
— Что, в Москве кого-то из бывших завербовал? А кого? Щастного по приказу Троцкого расстреляли за то, что Балтфлот от немцев спас, Альтфаттер умер, Развозов, кажется, тоже. Не знаю, кто там еще остался. Беренс, Галлер?
Новиков продолжал скептически улыбаться. Наконец ему надоело мучить товарища.
— Колчак тебе подойдет? У него вроде раньше неплохо получалось…
Воронцов уставился на него, словно привидение внезапно увидел.
— Ты о чем? Какой Колчак?
— Александр Васильевич, какой же еще? Бывший командующий Черноморским флотом, бывший Верховный правитель, полный адмирал…
Воронцов повертел пальцем у виска. Приехали, мол. Но тут же осекся. Жизнь научила его не удивляться самым невероятным поворотам сюжета. Если уж сам Новиков полгода Сталиным «работал»…
— Что, опять материализация духов или еще одна параллельная?
— Куда проще. Шульгин расстарался и выяснил, что большевики его зимой не расстреляли, а спрятали на манер Железной Маски. Политические игрища и интриги. Кое-кому показалось, что живой он им полезнее будет. Или в качестве советника на будущее, или как предмет торга с союзниками, а скорее всего надеялись через него тайну золотого запаса выведать. В наших учебниках про это не писали, а ведь шестнадцать вагонов золота бесследно исчезли. В Омске еще были, а в Иркутске уже не оказалось. То ли его Семенов украл, то ли чехи тайком вывезли, но есть мнение, что сам адмирал успел и от тех, и от других спрятать…
— Вот это новость! Колчак — это фигура. Правитель из него не вышел, а как флотоводец… И где же он сейчас? В Москве?
— Если бы! Где-то там же, в районе Иркутска, Сашка сейчас спасательную экспедицию готовит. Просил, чтобы ты здесь нашел несколько подходящих офицеров, которых адмирал лично знает… Собирается на бронепоезде ехать, в компании басмановцев и надежных чекистов.
— На бронепоезде! — возмутился Воронцов. — Да туда надо немедленно, прямо через внепространство!
— Ну уж нет. Хватит, напутешествовались. Поездом он за неделю доберется и без риска…
Ирина поддержала Новикова:
— Я тоже не советую. Какие-то странные вещи стали происходить. Деформация времени, парадоксы… Мы когда с Шульгиным в Лондон ходили, то в прошлом, то в будущем оказывались. Причем как раз с учетом реально необходимых на дорогу затрат. Шагнули через порог и промахнулись на трое суток. И ты сам с Сильвией… У нас две недели прошли, а в Лондоне — один день. Наверное, мы своими вмешательствами так реальности раскачали… Прекращать это надо, пока не поздно…
— Пусть так, — сказал Воронцов после долгого молчания. — Пусть едет. Лишь бы привез. Я даже не знаю, что это будет, если адмирал вернется. Только как ты его убедишь? Был Верховный — и снова в просто комфлоты, в подчинение Врангелю? Не знаю…
— Брось, Дима. Ты правильно сказал, лишь бы живым был, а уж убедим как-нибудь. Если для него личные амбиции — не главное. Да если и главное — все равно что-нибудь придумаем. Как говорил генерал Корнилов, другого выхода нет…
После ужина они поднялись на палубу. Холодный ветер близкого декабря дул резко и порывисто, даже в плотном шерстяном кителе терпеть его порывы больше нескольких минут было неприятно. А женщины стояли в тонких колготках и открытых платьях…
— Вы, девчата, спускайтесь к себе, мы подойдем, — тронул Ирину за локоть Новиков. — Парой слов еще перекинемся — и все.
Остались вдвоем, прячась от летящих из-за Мекензиевых гор клочьев холодного тумана, отошли за теплую трубу машинного вентилятора. Присели на деревянное ограждение светового люка.
— Я о чем порассуждать хотел, — сказал Воронцов. — Не о практических вопросах, их было до хрена и будет, а так… Вообще. Ты «Капитальный ремонт» Соболева читал?
— А как же! Раз десять, до сих пор жалею, что до конца не дописан…
— Что автор здесь живет, красным служит и пока, наверное, о писательстве не помышляет, тоже знаешь?
Новиков удивился самой постановке вопроса. Еще бы не знать! Много исторических личностей сейчас живет, не помышляя о своей будущей судьбе. Причем неизвестно, каждый ли станет таковой в нынешних обстоятельствах. Хотя Соболев может остаться писателем и здесь, только слегка изменит ориентиры. А еще и Исаков сейчас у красных служит, на Каспийском море, и Колбасьев…
— Ну не здесь, наверное, в Питере. В чем смысл вопроса?
— Да ни в чем особенном. О флотах и людях заговорили, вот на ум и пришло. Давно меня мысль мучила: почему он за сорок лет так и не сумел три-четыре сотни страниц написать о вопросе, который так хорошо знал? Первой частью до сих пор зачитываемся, а других не дождались, хотя тот же автор шеститомник всякого мусора в итоге изваял — «Зеленый луч», рассказики конъюнктурные, статьи и очерки…
— Ну? — повторил Новиков. Сам он к Соболеву, Герою Социалистического Труда, депутату Верховного Совета, секретарю Союза писателей и активному участнику всяческих партийных кампаний по борьбе с писательским вольномыслием, относился отрицательно. Заведомо отделяя талантливый роман от личности его автора. Не первый случай в истории. Доходили до него слухи о слишком уж подчеркнутой ортодоксальности Леонида Сергеевича. Хотя были и другие слухи, что многим помогал, невзирая на провинности. Как в том анекдоте: «Добрый дядя, конфетку дал. А мог бы и зарезать».
— Он просто понял, что совесть не позволяет дальше писать. Пока верил в правоту красного дела — сумел кое-что выразить и изобразить. А с течением времени осознал, что правды не напишешь, а врать — противно. Взял и просто бросил…
— Странно. Катаев, к примеру, когда врать уж очень сильно не захотел, переключился на «Белеет парус одинокий». Тоже брехня, но для детей как бы и можно. Пересидел смутное время и опять самовыражаться начал: «Кубик», «Трава забвения» и прочее…
Внезапно возникший литературный разговор явно обоим понравился. Совсем другое дело, чем все время о войне да о большой политике.
— Катаев, во-первых, на шесть лет раньше родился, умнее был, наверное, или характер другой, во-вторых, прожил почти на двадцать лет дольше. То есть совсем другой запас прочности. Или здорового цинизма. А этот сломался. Писать что хочу нельзя, вариантов в жизни не предвидится, так и пущусь во все тяжкие. Вместо романов — верноподданнические рассказики, вместо писательского стола — председательский. Опять же происхождение — из дворян, морской офицер. Однокашника его, Колбасьева, ведь шлепнули.
— Так что, по-твоему, получается, посочувствовать ему надо?
— Ему лично, может, и нет, а таланту загубленному — стоит. У них со старшим братом, который в романе Николаем Ливитиным назван, судьба в чем-то похожая. Тот, вынужденный артиллерией «Первозванного» командовать при подавлении Красной горки, стрелять-то стрелял, а потом спустился в каюту — и пулю в лоб. А младший брат этот же процесс на пятьдесят лет растянул…
— Я понял, к чему ты сейчас именно о «Капремонте» вспомнил, — сказал Новиков. — Ассоциативно. Обстановка сейчас у нас очень на ту похожа. И войны пока нет, но тень ее неумолимо надвигается, и с кем воевать — пока неизвестно, хотя знаем, что против любого возможного противника сил маловато и флотоводцев достойных на примете нет. Там — один Эссен, у нас — только Колчак, да и то под вопросом. Так зачем это все, а, Дима? Может, бросим, пока не поздно? Уедем, как собирались, и гори все огнем! Как-нибудь без нас разберутся…
