Орудия войны - Яна Каляева
Вершинин тяжело усмехнулся.
— Вот почему с тобой ничего не выходит просто, Александра? Я могу тебе объяснить, что на самом деле происходит. Ты уверена, что хочешь этого?
— Да.
— Эх, а ведь могла просто сесть в поезд и забыть это все, как страшный сон. Не могла, понимаю. Ну и черт с тобой. Все равно наверняка уже даже в твою забитую революционными идеями хорошенькую головку приходило, что стоимость поставок существенно превышает цену того золота, которые твои большевики смогли украсть.
Саша нахмурилась:
— Я догадывалась.
— Догадывалась она… Ваше золото шло на выплату комиссионных посредникам. Его даже на покрытие транспортных расходов не всегда хватало. За сами поставки вы, по существу, не платили. Особенно под конец.
— Донченко погиб из-за этого золота.
— Люди гибнут за металл, тоже мне новость. Твой Донченко был умнее тебя, он понял все про то, кто поставляет вам снаряды и с какой целью; но что делать с этим пониманием, не знал. Вы все получали, потому что должны были получать. И не вы одни. Ваше восстание — крупнейшее в России, но очагов помельче множество; их поддерживают. Как думаешь, откуда в Иваново-Вознесенске вовремя появилась взрывчатка? Как раз когда рабочие были уже готовы взрывать мануфактуры. Неужели даже после того, как комиссар Реньо сам вытащил тебя из ОГП, ты ничего не поняла? Он тогда намеревался поговорить с тобой начистоту, перейти к открытому сотрудничеству. Я едва его отговорил. Убедил его, что с фанатиками так нельзя.
— За всеми поставками стоят французы? Но зачем им это?
— Реньо называет это поддержанием контролируемого хаоса. Создание и подогревание неспокойной внутренней обстановки, с которой русское правительство не справится без помощи других держав и будет все сильнее увязать в долговых обязательствах. И тогда уже настоящий покупатель окажется вынужден покупать настоящий товар за настоящую цену.
— Что покупать?
За окном разом вспыхнули десятки фонарей вдоль платформы.
— Вот, как раз разгрузка началась. Посмотри сама. Может, хоть так до тебя дойдет.
Вершинин грубо схватил Сашу за плечи и развернул к окну.
На освещенной платформе суетились вокзальные рабочие. Они забрались на один из открытых грузовых вагонов и стали стягивать брезент, покрывающий груз.
У Саши перехватило дыхание. Из-под брезента показались четыре… нет, шесть массивных тупоносых машин. Обшивка мертвенно поблескивала в свете фонарей. Пушечные жерла целились в пустоту.
Бронеавтомобили.
— Это “Рено” образца 1915 года, — сказал Вершинин. — Каждый уже оснащен сорокасемимиллиметровой скорострельной пушкой Гочкиса. У французов после Большой войны военной техники в избытке. Бронеавтомобили, отравляющие газы, авиация, может быть, даже танки. Удачно, что у соседей не утихает гражданская война, и им можно сбывать технику, которая к следующей войне все равно безнадежно устареет. А расплачивается за это старье Новый порядок тем, что бесценно.
У Саши пересохло в горле. Началась разгрузка второй платформы. Десятки, сотни груженных бронетехникой вагонов простирались в темное пространство вокзала.
— Чем расплачивается?
— Концессиями на добычу полезных ископаемых. На кабальных условиях. Майкопская нефть, криворожская железная руда, донбасский уголь. Надо сказать, Щербатов держался довольно долго, как на него ни давили. Но твоя распространяющаяся, как лесной пожар, тамбовская революция не оставила ему выбора. Пришлось ему обменять наконец природные богатства России на военную помощь. Эти бронеавтомобили уже завтра выдвинутся на Тамбов. Скоро там разверзнется ад на земле. Так что свой французский паспорт ты честно заработала. Теперь уезжай.
Саша, тяжело дыша, привалилась к стене, обхватила себя руками. Отчаянно хотелось сесть, ноги не держали, но все кругом было ужасающе ветхим и невыносимо грязным.
— Я не знала, — голос прозвучал сипло. — Не знала.
— Ну конечно же, ты не знала, — Вершинин закатил глаза. — Воображала, будто служишь революции, трудящимся всего мира или что там у тебя, пока выполняла французский заказ.
— А ты? — спросила Саша, пытаясь справиться с дыханием. — Ты все понимал с самого начала, Рома?
В безжалостном свете газовых фонарей Саша явственно видела мешки у него под глазами.
— А мне-то что. Я ж подлая продажная тварь. И нашим и вашим за копейку спляшем, — Вершинин говорил отрывисто, его дыхание участилось, ладони сжались в кулаки. Он в ярости, поняла Саша, причем ярость обращена не на нее. — Одни фанатики самозабвенно истребляют других фанатиков, никто не думает, чем все это оборачивается на деле, а за Россию душа должна болеть только у меня? По-твоему, мне нравилось участвовать в распродаже родной страны за гроши? Да еще в такой бездарной распродаже…
— Я знаю, что тебе это не нравилось. У тебя ведь есть собственное достоинство, Рома. Почему ты согласился на это?
— Потому что Реньо мог в любой момент сдать меня ОГП. А я не одержим стремлением к мученичеству, в отличие от тебя! Носиться с последним патроном, как с писаной торбой — не мое это. Я жить хочу, Александра. И жить хорошо, черт возьми. Я жизнь очень люблю. Настолько, что мне даже хочется, чтоб ты жила. Привык я к тебе, хоть ты и фанатичка безмозглая. Если я узнаю, что ты действительно умерла под пытками в ОГП, это испортит мне настроение на целых полдня. Потому не тяни канитель. Тебе ведь и тридцатника не стукнуло. Можешь еще пожить. Уезжай.
Сквозь аромат его дорогого, но скверного одеколона явственно проступал запах свежего пота. Движения и мимика — резкие, будто он преодолевал какое-то сопротивление. Саша никогда не видела его таким напряженным.
— Почему ты настаиваешь, чтоб я уехала, Рома? Потому что иначе ты должен будешь меня убить?
Вершинин кривовато усмехнулся.
— Вот любите вы, женщины, драматизировать… Устранить. Ликвидировать агента, исчерпавшего свою полезность. И я могу это сделать, ты ведь знаешь меня. Да, особого удовольствия я не получу. Ты все же была неплохим партнером. Потому я и купил для тебя возможность уехать из страны. Реньо, впрочем, цену особо не заламывал. Ты ему понравилась.
— Понравилась? В каком смысле?
— Да не в этом, не воображай о себе, дуреха, — Вершинин сморщился. — Тоже мне, фам фаталь тамбовского разлива… Реньо сказал, что такой потенциал разрушения, как у тебя, грех не использовать дальше в интересах великой Франции. А почему так надо для мировой революции, он как-нибудь тебе объяснит. Но это уже потом, без принуждения. Сейчас у него одно условие: ты
