Цена империи. Чистилище - Влад Тарханов
Ого! Это что ж так батенька мой разговорился, вот что значит контроль упустить… Это что ён тут наворотил! Ну, хорошо, я-то в курсе и про Фишера, и про Стьюдента, который и не Стьюдент вообще-то, а Госсет, а он-то откуда? Соображай, тугодум академический! Пассионарии это вообще-то из Гумилева, он тоже еще не родился от слова совсем… Стоп! А это выражение «пассионарии хреновы», жест с потиранием переносицы, это что же получается, если меня перенесло, то и кого-то еще затянуть сюда могло? Точнее, предполагаю даже кого! Ха! Не мозги у меня все-таки не мальчика, а мужа! Даже академика. Вот и выдаю в пространство:
— Ну что, ученичёк, обосрался?
Видели бы вы отпавшую челюсть моего «папаши». Честное слово, только ради этого мгновения захотели бы оказаться на моём месте!
Эпилог
Ново-Михайловский дворец Санкт-Петербург
8-е марта 1880 года
Император Михаил Второй
Через два часа должно было состояться важнейшее совещание. Костяк его команды собрался в столице. И теперь надо было огласить программу ближайших действий. А через час должен был приехать посыльный, привезти букеты цветов — большие белые розы для супруги, розовенькие, почти бутонами — для дочери, небольшие красные гвоздики — для прислуги. Почему? Захотел. Ошарашенному секретарю объяснил, что по славянской традиции сей день благословения женщины — хранительницы домашнего очага. И было положено еще в дохристианские времена делать прекрасной половине человечества подарки. И сии подношения должны быть недорогими, но от всего сердца. И глава рода всегда одаривал своих женщин и в роду которые, и были под его опекой. Краткую речь о сем он подготовил, а пока посыльный привезет требуемое, занялся чтением рукописи того самого шотландца, Эркарда, оная и послужила «зацепкой» для Мезенцева, позволившая распутать клубок смертей и покушений, преследовавших семью Романовых. Он быстро переложил в сторону прочитанные уже листы и наткнулся на пометку, сделанную своею рукою: «использование наглами культуры и спорта как пропаганды своего образа жизни, клубов, как места досуга, который может стать центром аккумуляции недовольных и кристаллизации заговоров и оппозиции — интересный акцент! А что можно ему противопоставить» Далее стояли три вопросительных знака. Михаил окунулся в текст.
«Итак, наступил торжественный день. Сотни жаждущих зрелищ, кои были анонсирована в многочисленных газетных статьях, за несколько часов до объявленного срока съезжались и сходились на поле возле Павловского кадетского корпуса. Почтенные матроны и юные барышни, воспользовавшись прекрасной погодой получили отличную возможность продемонстрировать не только модные туалеты, но и все достоинства фигуры. Особый шарм добавляли драгоценности, кои в соответствии с этикетом могли позволить себе замужние дамы. Согласитесь, насколько выгоднее смотрится сверкающее и переливающееся на солнечных лучах ожерелья и колье, изготовленные в прославленной в столице семейной ювелирной фирме «Леопольд Зефтиген», если они покоятся в горизонтальном положении на высокой груди многочисленных красавиц. Естественно, что у мужчин и женщин, лицезрящих сие великолепие со стороны, эмоции разделялись на восхищение и зависть, соответственно. Играл оркестр услаждая слух присутствующих мелодиями, написанными Глинкой и Алябьевым, а также вальсами, польками и мазурками, вышедшими из-под пера Иоганна Штрауса и успевшими покорить почти всю Европу. Нужно отдать должное распорядителям сего праздника, ибо они приложили немало усилий дабы убедить маэстро изменить свои планы и открыть свой ежегодный летний сезон в России на несколько недель раньше. Великий композитор не устоял перед суммой обещанного гонорара и теперь, он лично дирижировал оркестром, коей играл с таким искусством, что у большинства кавалеров и особенно у облачённых в офицерский мундир возникало непреодолимое желание прищёлкнуть каблуками и склонить голову перед дамами, а после чего закружить их в вихре танца.
Кстати, кто-то распустил слух о том, что среди виолончелистов будет играть лично Великий князь Константин Николаевич. Появление сей молвы имело под собой некоторые основания, ибо брат Государя с большей симпатией относился к Штраусу и будучи великолепным музыкантом иногда играл у него в оркестре, во время гастролей маэстро в Павловске. Но в данном случае надежды поклонников музыки не оправдались. Но духовная пища не могла полностью заменить пищу телесную. А посему отдав дань Фебу в совокупности со всеми его музами, значительная часть присутствующих перекочевала к павильонам и кафе, дабы почтить Вакха и его «пророка» Лукулла. Мадам и мадмуазель лакомились мороженым, тем паче что выбирать было из чего: малиновое с меренгами, ананасовое в вазе из апельсина, с флердоранжем (водой померанцевых цветов), крем-рояль (флердоранж и земляника) и еще много разновидностей. Юные барышни запивали сии лакомства лимонадами, фруктовыми и ягодными водами, а их mamans et tantes[1] предпочитали шампанское: «Клико», «Моэт», «Аи». Вкусы мужчин отличались большим разнообразием: вина и более крепкие напитки пользовались одинаковым спросом, сие относилась так же и к закускам. Однако, даже за столиками где как писал когда-то великий А.С. Пушкин был: «… просторен круг гостей, а кружок бутылок тесен» находилось немало людей, коим праздник не мешал заниматься делами, сиречь зарабатывать деньги. Велись переговоры о поставке корма для скаковых лошадей, а коннозаводчики договаривались о продаже жеребцов и кобыл. Кроме того, были востребованы предложения по пополнению арсенала и запаса боеприпасов к ружьям, пистолетам и новомодным револьверам систем Кольта, Адамса, Лефоше с коими могли тренироваться поклонники меткой стрельбы. Но среди желающих обогатиться хватало и тех, кто не собирался действовать по принципу: товар-деньги-товар, а предпочитали эксплуатировать такую извечную человеческую слабость, как надежда стать богатым, не пошевелив для этого даже пальцем, а лишь рискнуть и выиграть.
На сей случай, незабвенный Александр Сергеевич, сам слывший азартным человеком говаривал: «Страсть к игре есть самая сильная из страстей». Сейчас же речь шла о заключении пари на результат боксёрского поединка в ходе которого чемпион Англии заочно объявил о желании биться с любым из присутствующих на празднике, кто готов бросить ему вызов. Необходимо отметить, что сие действие было прямо предусмотрено в принятых в 1838 году «Правилах Лондонского призового ринга», в коих в пункте 19 предусматривалось, что все пари выплачиваются сразу же по окончании боя. Об этом, как и об иных интересных до падких на сенсацию читателей подробно писали газеты. Естественно, что авторы сих опусов, кровно заинтересованные
