Владилен Машковцев - Время красного дракона
— С кем я пойду? — заморгал отец Никодим.
— Пойдешь с Фаридой. А поспать, батюшка, тебе не придется.
— Постоишь до утра на атанде, на стреме, — разъяснил Держиморда.
— На посту часовым! — поправил Держиморду Коровин.
Все разошлись по своим лежкам, уснули. Отец Никодим ходил вокруг потухшего углища, молился, поглаживая на груди крест протодиакона. От обреза и винтовки батюшка отказывался. Часовым он был никудышным, ибо плохо видел. Нагрянули бы оперативники НКВД ночью и с легкостью захватили бы всю банду. Да вот не могли они предполагать, что Гришка Коровин доверит пост охраны подслеповатому священнику Никодиму.
Гераська в эту ночь не спал и, когда чуть забрезжил рассвет, выполз из пещерки. Отец Никодим не заметил, как мальчишка пробрался к восточной тропе, скрылся в кустах. Умысел у Гераськи был воровским. Он решил в сумерках навестить лагерь строителей, стащить у них что-нибудь. К удивлению воришки, палатки строителей охранял сторож. Но он ходил по краю поляны, вглядываясь в сторону Чертова пальца. Гераська обошел по перелеску лагерь строителей и пополз на четвереньках к ближней палатке. Когда люди ложатся спать, они снимают ручные часы, оставляют их перед собой на видном месте. Можно было и обшарить карманы одежды. Воришка уже предвкушал размеры добычи. Но обитатели палатки не спали, там горела висячая лампа, слышался разговор. Гераська подкрался вплотную, заглянул в дырь.
На фанерном ящике была разложена карта местности, над которой склонились несколько человек. Один из них был в форме НКВД. И Гераська сразу узнал Придорогина. Напротив него, на корточках, бригадир строителей, обещавший принести утром свежую рыбу. Придорогин объяснял Собравшимся:
— Чертов палец окружен пока большим кольцом. Через полчаса цепи пойдут на сближение. Но твой замысел, Рудаков, хорош. Мы можем взять банду врасплох, без боя. Однако ты, Алексей, не торопись, выйди со своим коробом «рыбы» минут через двадцать. Подожди, пока мы кольцо окружения сомкнем поплотнее. И надо надежнее отсечь банду от конского табуна. Сколько стволов в банде? Эсер показание не дает.
— Надо было пощекотать его, — заметил бригадир строителей.
— Щекотали, не подействовало.
— На крюк бы вздели под ребро...
— Федоров затребовал его в Челябинск живьем.
У Гераськи сердчишко заколотилось по-заячьи. Он попятился, пополз к зарослям черемухи. Погибель пришла, а други спят, ничего не чуют. Ну и дурак же этот Гришка Коровин, да и Держиморда. Эсер же повелел уходить на Сундук сразу. Почему они не послушали Серафима? Как теперь пробиваться через окружение? А Эсер, значит, попался.
Гераська из лагеря «строителей» мог легко уйти в сторону города или Банному озеру, на Кусимово. Если бы его и схватили красноармейцы, то отпустили бы, не вызвал бы он подозрений. И мелькнула такая мыслишка. Мол, самому дай бог удрать, а Горное ущелье окружено. Думал так трепещущий Гераська, но бежал, пригибаясь, к Чертову пальцу. Там была его первая любовь — Фарида. Он так хотел, чтобы Гришка Коровин бросил Фариду, чтобы они поссорились. И тогда бы Гераська сказал:
— Фарида, я хочу жениться на тебе. Жениться на всю жизнь!
Фарида чувствовала, что мальчишка влюблен в нее, одаривала его лаской, как родного братишку. Обнимет его, прижмет, ерошит русые вихры, приговаривает:
— Мин син яротам. Глупенький ты мой. Твоя любовь впереди, в другой судьбе.
Батюшка Никодим услышал, что кто-то бежит напролом к Чертову пальцу. То ли косуля, то ли собака — спотыкается, падает.
— Кого бог послал? — всматривался Никодим в предутренний зыбкий рассвет.
— Я это, батюшка: Гераська! Буди скорее всех, мильтоны нас окружили.
Отец Никодим заметался, ширяя спящих посохом:
— Вставайте! Сила нечистая, чекисты, мильтоны... Окружили нас!
Сотоварищи просыпались с трудом, не могли ничего понять:
— Где мильтоны? Кто нас окружил?
А небо на востоке светлело, зачирикали птицы. И сжималось кольцо окружения. Гришка Коровин увидел, как блеснули в цепях штыки красноармейцев. Гераська объяснял:
— Я к строителям нырял, обшарпать хотел их маненько. Бригадир, который рыбу обещал, мильтон. Придорогин с ним в палатке сговаривался. Я подсмотрел, подслушал. Эсера арестовали, щекотали. Кругом красноармейцы. Гришка взвел затвор ручного пулемета:
— Фарида, уводи свою ватагу по южной щели! Гераська, дуй с Майклом по ручью! А мы с Держимордой останемся, задержим мильтонов, наведем шороху.
— А я с кем иду? Куда? — суетился отец Никодим.
— Со мной, — потянула его за руку Фарида.
— Быстро, быстро! — гневался Гришка Коровин. — Раскурепались тут, сгиньте!
В каждой группе оказалось ровно по шесть человек. Майкл с пулеметом побежал за новоявленным проводником — Гераськой. Второй пулемет унесла Фарида, стреляла она отлично. Гришка Коровин, Держиморда с братьями и два беглых спецпереселенца залегли у Чертова пальца. Вскоре на горной тропе со стороны «строителей пионерского лагеря» появились четыре фигуры, несущие на вагах плетеный короб.
— Деньги за рыбу наперед взял, жулик, — обозленно всматривался Гришка Коровин в оперативников. — Вот он ты, липовый бригадир! Сейчас я тебе закачу очередь в живот. Мошенник чертов!
— Эй, мы рыбу несем! — крикнул лейтенант Рудаков, махая свободной рукой ватаге, лежащей за камнями.
Вся эта четверка оперативников была бы расстреляна почти в упор из пулемета. Но Держиморда не удержался, выстрелил из пистолета, целясь в медвежью груду сержанта Комарова. Пуля царапнула сержанта по плечу. Держиморда промазал. Оперативники скатились с коробом в какую-то углубину.
— Все испортил, дурак! — сплюнул Гришка Коровин. — Теперича их не выковырять.
Справа застрекотал пулемет Фариды: значит, наткнулись на оцепление, прорываются с боем. И загремели выстрелы со всех сторон. Застучал короткими очередями в русле ручья пулемет Майкла.
— Надо уходить, — перепуганно озирался Держиморда.
— Тикайте на Гнилой угол, я прикрою вас, а опосля догоню, — махнул рукой Гришка Коровин.
Держиморда с братьями и спецпереселенцы поднялись и побежали прыгуче в сторону Гнилого угла. И в этот момент из ямки, где укрылись оперативники, ударила в спины бегущим длинная и жесткая пулеметная очередь. Коровин оглянулся и увидел, как взмахнули руками, изогнулись нелепо и рухнули братья Смирновы, и с ними — спецпереселенцы. Но Держиморда, оставшись один, проломился в чащобу горного леса. Коровин прижал пулеметной очередью оперативников лейтенанта Рудакова, вскочил и начал пятиться, стреляя беспрерывно. Он стрелял и по углубине, где укрылись с коробом оперативники, и по группе поддержки, которая рвалась бросками к Чертову пальцу, и по далекой цепи красноармейцев. А когда патроны кончились, бросил пулемет и побежал, петляя в прыжках, вслед за Держимордой.
Гришка слышал, как замолк пулемет Фариды. Неужели ее убили или взяли? Пулемет Майкла сопротивлялся наиболее яростно, с перезарядкой. Но вот и он стрекотнул несколько раз растерянно, затих. Коровин догнал Держиморду возле копешки сена, на полянке. Из лесу на них выходила со штыками наперевес цепь красноармейцев. Гришка и Держиморда зарылись в сено, затихли со взведенными пистолетами.
— Ежли разроют, стреляем в упор и бежим дальше, — проговорил с отдышкой Коровин.
— Может, сдадимся? — заколебался Держиморда.
— Заткнись, осел!
Красноармейская цепь была редкой. Они шли по одиночке в тридцати-сорока метрах друг от друга, иногда наклонялись, хватая сочную клубнику. Возгласы их слышались издали:
— Ребята, а мне ежик попался, с иголками!
— А я гриб нашел.
— Поди поганый?
— Сорока над нами стрекочет.
— А хде бандюги-то?
— У мени подошва от сапога отвалилась.
Один из красноармейцев вышел прямо на копну, где спрятались Держиморда и Гришка Коровин.
— Пошыряй штыком в соломе! — крикнул старшина с правого фланга.
— Пошыряю, — лениво ответил боец.
Он остановился, расстегнул ширинку и окропил копешку теплой мочой как раз в том месте, где зарылись в сене Гришка и Держиморда. Потом красноармеец встряхнулся, хило пукнул и хихикнул, крутя лопоухой головой на тонкой шее, разговаривая сам с собой:
— Поссать и не пернуть — это как свадьба без гармошки.
— Чего ты там!? — гаркнул старшина.
Красноармеец подхватил прислоненную к стожку винтовку и побежал догонять цепь товарищей. Коровин и Держиморда видели через тонкий слой сена, как удаляются бойцы в сторону Чертова пальца. Когда красноармейцы скрылись за стволами деревьев и кустарником, Коровин и Держиморда вылезли из копешки.
— Слава богу! — утирал Гришка с лица красноармейскую мочу.
— Обоссал, скотина! — ворчал Держиморда.
Сорока кружилась над копешкой, ругливо стрекотала. Из кустов выскочил перепуганный заяц. Коровин и Держиморда перемахнули через гору, скрылись в березняке. А остальным — не повезло. Фарида отстреливалась отчаянно, но бестолково, не прячась, не вырываясь из подготовленной западни. Четыре боевика из ее группы погибли. Батюшку Никодима оглушили прикладом, взяли в плен. У Фариды кончились патроны, она упала в траву и завыла по-волчьи. Красноармейцы оборвали с нее монеты, привязали за руки к хвосту верховой лошади, на которой восседал командир взвода. Самый большой урон нанес красноармейцам Майкл. Он затаился за муравейником, подпустил близко группу бойцов с офицером, вскочил неожиданно и расстрелял их в упор. Но и в группе Майкла погибли все, кроме его самого и Гераськи. Они бежали от преследования долго, отстреливаясь короткими очередями. И напоролись на запасной заслон, когда патронов у них уже не было. Майкл отбивался пулеметом как дубиной, кричал и даже пел русскую песню «Врагу не сдается наш гордый «Варяг». Гераську взяли виноватым — с обрезом в руках. И он тоже пел с Майклом «Последний парад наступает».
