Мэри Джентл - Том II: Отряд
Флориан вопросительно взглянула на нее. Аш покачала головой.
— Годфри сказал, он слышит «молчание, но не пустоту». Да и мне не верится, что с ними покончено. Кто знает, почему они молчат? Нам надо действовать так, словно мы ожидаем услышать их уже завтра.
Флора, измотанная двумя сутками подготовки к похоронам, недосыпом и этикетом бургундского двора, казалась подавленной. Она вздохнула, вертя на пальце золотое кольцо, и взглянула на Аш. С таким же лицом смотрела на нее Флора, стоя в лесу, вся в крови оленя, ошеломленная свалившимся на нее несомненным знанием.
— Мы бы услышали, — спросила она, — если бы за границами Бургундии уже два дня восходило солнце? Сколько отсюда до Оксона?
— Вот дерьмо! — досадливый рык Ансельма привлек к ним удивленные взгляды собравшихся в противоположном конце зала вельмож.
— Да, это ты точно заметил! Эвен. Зараза, Эвен Хью. — Аш пояснила Флоре: — Он побывал в их лагере. Принес кучу сплетен. Такая новость в четверть часа стала бы известна последнему серву!
Аш передернула плечами. Приржавевшие пластины лат заскрипели.
— Ладно, я тупица. Если бы это случилось, готам было бы не до того, чтоб меня подслушивать, они бы использовали каменного голема, чтобы сообщить Фарис! А Годфри сказал бы мне. Если б над христианским миром светило солнце, мы бы уже знали. Там темно, и значит, Дикие Машины никуда не делись.
— Или так, и они просто молчат, — заметила Флора, — или темнота продолжается и без их участия.
— Лучше уж первое, — мрачно проговорила Аш. — Во втором случае будущий год мы встретим в аду.
— Итак, ничего не изменилось. Что бы ты ни услышала от Диких Машин.
— Да я их и не слышу!
Анжелотти с удивительным изяществом принялся загибать прокопченные порохом пальцы:
— Герцога нет. Может, есть герцогиня. По-прежнему темно. Штурма все нет. И никакой угрозы со стороны Ferae Natura Machinae. Если в этом и есть какая-то система, мадонна, я не способен ее уловить.
Аш забыла о нетерпеливой толпе за спиной.
— У них может быть причина хранить молчание. Возможно, они скрывают повреждения. Откуда нам знать? Вот чего я терпеть не могу, — поморщилась она. — Принимать решения при недостатке информации. А решать все равно надо.
Она вздохнула.
— Мы должны обеспечить безопасность Флориан. Это в первую очередь. Что там с Бургундией, с этим клятым герцогством, не знаю, но что именно Флориан остановила Дикие Машины, это точно… — она осеклась. — Разве что уже нет нужды…
Флориан разгладила складки платья длинными безупречно чистыми пальцами. Тонкая вуаль не скрывала ее лица, наоборот, придавала ему особую выразительность.
— Там, в пустыне, — сказала она.
— Что?
— Ты заставила их говорить с тобой. Ты мне рассказывала.
Анжелотти кивнул. Роберт Ансельм оскалился, словно готов был зарычать.
— Так сделай это еще раз, — предложила Флориан. — Узнай. Я должна знать наверняка. Действительно ли я заменила Карла? Я ли им мешаю? Действительно ли я охраняю реальность от чего-то ?
— Я пробовала перед охотой… они научились скрывать от меня свои мысли. — Аш помедлила. — Но все-таки… они говорили со мной.
«Если стану раздумывать, мне не захочется этого делать».
В памяти вспыхнула картина: лицо амира Леофрика, когда она вытягивала слова из каменного голема; пронзительный холод песка пустыни, на который она упала лицом, впервые в жизни попытавшись сделать больше, чем просто услышать. Когда она в короткое мгновение выжала из Диких Машин знание.
Она собралась. Это не так просто: не открыться, позволив голосам вливаться в послушный разум, но создать в себе тягу, пустоту, которая стремится быть наполненной.
Она закрыла глаза, отстранила зал в башне, Флориан, Ансельма, Анжелотти; направила слова сквозь и за пределы каменного голема, за сотни лиг, в Карфаген.
— Давайте, булыжники долбанные!
И вслушалась.
Слабый звук в одиночестве души, неохотный шепот, сквозь боль Годфри. Голос, хор голосов, звучащий впервые с той минуты, как убитый олень свалился наземь.
— СТРОЙ ПЛАНЫ, ПОКА ЕСТЬ ВРЕМЯ, МАЛАЯ ТВАРЬ ЗЕМНАЯ. МЫ ЕЩЕ НЕ ПОВЕРЖЕНЫ!
Она прижималась щекой к стене. Какой холодный камень…
— Дайте-ка, босс, я…
Шевельнувшись, она увидела Рикарда. Парень тянул у нее из руки салад. Аш разжала пальцы. Выпрямилась со вздохом и повернулась, позволив ему отвинтить болты наплечников и снять ржавое железо. Рикард засунул пластины подмышку, неловко расстегнул пряжку пояса и, не сводя с нее встревоженного взгляда, снял ножны с мечом.
— Босс…
Она повернулась к нему спиной. Двигаться стало легче. Аш увидела отраженными в оконном стекле: Ансельма, мрачно выпроваживающего из зала ее эскорт, Анжелотти, тонкими пальцами гладящего руку Флоры.
«Забыла. Всего два дня прошло, а я уже забыла. Каково… слышать их голоса, обращенные ко мне».
Она протянула руку, коснулась пальцами стекла, сквозь полотно перчатки ощутила холод.
Отсюда, в утреннем свете, видны разномастные стены и башни Дижона. Здесь белая штукатурка поверх булыжника, там выщербленная снарядами кирпичная кладка. Над серым гранитом мельничной башни еще стоит черный столб дыма. Внизу — красная черепица крыш. На юге, за двойными шпилями сотен церквей виднеются извивы Сюзон, блеск воды среди серых лесистых холмов. В небе ни одной птицы. Звонят далекие колокола.
Повсюду: и на берегах западной реки, и за рвом, и вдоль дороги, убегающей к западному мосту — отвалы свежей земли. Траншеи и редуты визиготского войска, такие маленькие отсюда. Еле слышный голос рожка над пустынным лагерем.
И на краю ее сознания обрыв, глубже, чем тот, который открывается под окном башни. И в его глубинах — голоса.
Роберт Ансельм, голосом, сиплым от пережитого потрясения, с черным юмором спрашивает:
— Похоже, не слишком хорошие новости, а, тудыть их дышлом?
«Это он в первый раз увидел меня говорящей с Дикими машинами».
Проклятье, Роберт, как жаль, что тебя не было в Карфагене.
— Это ты чертовски правильно заметил…
Больше всего ей хотелось сейчас уйти в знакомое оглушение действием, вспомнить старое уменье отсекать от себя чувства. За неимением лучшего Аш погрузилась в изучение собственных пальцев. Пальцы дрожали.
— Мадонна… — Анжелотти крепко взял ее за локоть и с удивительной для его хрупкого сложения силой потянул пройтись по комнате. Аш споткнулась о дубовую скамью возле камина, и, не успела восстановить равновесие, как мастер канонир подтолкнул ее в мягкое кресло, стоявшее у стола и грациозно отступил, чтобы с той же непринужденностью проводить в соседнее кресло герцогиню Бургундскую.
— Еда, — заметил он. — И выпивка. Мадонна Флориан, здесь ведь должно найтись вино?
Неверными пальцами Аш отстегнула пряжки перчаток, тяжело уронила их на скатерть и потянулась к золотому, украшенному рубинами кубку.
Она замечала, как рассаживаются у стола немногочисленные оставшиеся в опустевшем зале бургундцы, слышала, как вздыхают о нарушении этикета пажи и слуги, но ей не было дела ни до чего, кроме жгучего вкуса вина на языке. Когда подали мясо, она положила себе щедрую порцию, как сделала бы в лагере, и не сразу заметила, что режет баранину не ножом для еды, а боевым кинжалом.
«Вот вам, полюбуйтесь на грубых наемников…»
Вкус лука, ортолана note 69 и тушеного гороха во рту, тяжесть в желудке; Аш постепенно приходила в себя, начинала замечать простую реальность окружающих ее вещей: скатерть, стол, броня, камзол, тарелки… Она рыгнула.
«Они до меня не доберутся. Не смогли ведь тогда, перед охотой. Они только и могут, что говорить».
— Я не знаю, повреждены они или нет, — запихнув в рот полную ложку фрументи note 70 обратилась она к Флоре. — Как я могу определить? Но они еще здесь.
— О Господи.
Не похоже на Флориан — взывать к Господу, отметила про себя Аш, откладывая в сторону ложку и пальцем собирая со стенок миски остатки сладкого лакомства. Облизав палец, она взглянула на Флору дель Гиз.
Та сказала:
— Значит, я — Карл Валуа.
Аш моментально преисполнилась мрачного веселья и утешила:
— Во всем есть своя хорошая сторона. Зато теперь нас четыреста человек, твердо решивших сохранить тебя живой, — она покосилась через стол на Оливера Ла Марша. — Считай, лучшая часть двух с половиной тысяч.
— Ты еще шутишь!
— Не думай об этом, — Аш постаралась смягчить голос. — Не думай об этом, думай, как тебе остаться в живых. Это нормально, всякий об этом думает. а о том, что будет, если ты умрешь, думать ни к чему.
— Фарис совершит свое чудо. Дикие Машины ее заставят, — Флориан говорила звенящим шепотом. — Бургундия станет пустыней. А потом и все остальное…
— Не думай.
Аш сжала руку Флориан своей грязной рукой, и стиснула пальцы, сознательно причиняя боль.
