Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
– Ты знаешь, после разговоров с Президентом я сам почти к такому выводу пришёл. – Ляхов опять поддался эмоциям, снова нервно раскурил сигарету.
«Чёрт, – мельком подумал, – надо и вправду, как другие нормальные люди, на трубку переходить. Не столько никотин, сколько дым горелой бумаги глотаешь».
– Хотя по-прежнему считаю, что тотальный террор от «децимации» кое-чем отличается. И в героизм наших воров и олигархов я не верю. В Скандинавии вон бизнесмены по 60 % подоходного налога платят и не жужжат. Так и наши, если хоть тридцать ввести, под танки с последней гранатой кидаться не станут.
– Чем больше соберём, тем больше украдут, не те, так другие, – возразил генерал. – При Алексее Михайловиче за курение ноздри рвали, и что, кто-нибудь бросил? Готов утверждать, что даже члены сталинского типа «троек» быстренько свои расценки на приговоры установят. Кому потребуется – «расстрел немедленно, без права обжалования», а другому – «десять лет условно без права переписки по эсэмэс».
Вадим вздохнул. Посмотрел в сторону столика, где «валькирии», верные долгу, потягивали сухое вино, бдительно отслеживая порученные секторы. Герта – те, откуда могут прилететь снайперские пули, Людмила – их с генералом столик и окрестности.
– Поэтому я и решил, – доверительно сказал он Мятлеву, – при таких настроениях Президента и «лучших людей государства» затеваться с вами – что в стратегический десант исключительно дезертиров посылать. Без политруков, смершевцев, заградотрядов и прочих тоталитарных методов поддержания сознательной дисциплины. Куда как проще на государя императора положиться. Он одним добрым словом…
– Это ты правильно сказал, – перебил его генерал. – У нас добрым словом гораздо меньше сделать можно, чем добрым словом и пистолетом. Пистолет же – штука обоюдная. За товарища Ежова члены ЦК и Политбюро наверняка от всей души голосовали – уж Николай Иванович укрепит революционную законность! А когда расчухали, куда телега покатилась, – ан, уже поздно. Потому мне твой второй вариант куда больше понравился, чем детские игры в «Чёрную метку» и «беспощадную борьбу с коррупцией». Ушёл поезд. Почему я и здесь. Хотелось бы только услышать, как вы себе на практике всё это представляете. Дьявол – он ведь в деталях кроется. А общие разговоры мне за последние сутки до горькой редки надоели.
Мятлев, не дожидаясь Вадима, опрокинул рюмку и тоже закурил.
Ляхов не стал поправлять стилистическую оговорку Контрразведчика. Ему собственные инвективы наскучили не меньше. Пора пришла переходить к конкретике.
Вадим, попробовав кофе, заметил, что он, хоть и готовится на самых современных импортных устройствах, много уступает абхазскому, на примитивных противнях с песком завариваемому. Мятлев согласился, добавив, что весьма неплох и корсиканский, который он пил недавно в городе Сартен, недалеко от Аяччо.
– Правда, там он по два евро за маленькую чашку…
– Нам бы их заботы, – отмахнулся Ляхов.
Девушки, оставшись вдвоём, отнюдь не скучали в отсутствии кавалеров. Им было о чём поговорить, по мере всё более глубокого погружения в реалии нового мира. Хотя бы о нарядах и поведении местной молодёжи, всё в большем количестве появляющейся на окружающих ресторан аллеях. При этом они не забывали, что мир вокруг только похож на другой, ставший им привычным, а по степени опасности и непредсказуемости немногим отличается от джунглей Соломоновых островов.
– Если совсем попросту, – начал объяснять Вадим, – мы вам предлагаем нечто вроде мягкой конвергенции. Сначала чуть-чуть дверцу между Россиями приоткроем и станем совместно работать и смотреть, что получается. Такого, как при объединении Германий, не допустим…
Мятлев кивнул. Действительно, рвались-рвались немцы сорок пять лет к «братству и единству», а когда получилось, вдруг и бесплатно, двадцать лет притереться не могут: «восточники» чем дальше, тем больше по своему бывшему социализму тоскуют.
– Вот у вьетнамцев всё иначе. Я там не был, но люди говорят – никаких проблем между бывшими Севером и Югом. Наверное, просто менталитет другой. На это и мы рассчитываем – не должно взаимного неприятия возникнуть. Наверняка несколько сотен как минимум стариков и старушек, что «до развилки» родились, и у нас и у них до сих пор ещё живут. А ведь это – одни и те же люди. Ещё, глядишь, смогут друг к другу в гости съездить, общих родителей помянуть.
Мятлев смотрел на Вадима несколько ошарашенно. Пришлось объяснить. Тот, может, и поверил, но эмоционально не усвоил. Как персонаж Хайнлайна не воспринял четырёхмерный дом.
Такое понимание со временем приходит, как у них с Секондом. Притерпелись – и как так и надо. Да и «валькирии», однажды похороненные, а сейчас весело винцо распивающие – сюжет не для слабых духом.
– Тем более, – продолжал Ляхов, – как уже говорилось, императорской России от нашей фактически ничего не надо. Лично Олега мы интересуем, прежде всего, как объект благотворительности. Сто пятьдесят миллионов русских людей, страдающих в клетке того самого, ефремовского исторического «инферно». Он считает своим долгом «Помазанника божьего» нас спасти и «воссоединить».
– А не так и глупо, – почти под нос себе сказал генерал. – Для пропагандистской кампании…
– Кроме того, мы друг для друга – неуязвимый тыл на случай вероятной войны. Вроде как Урал и США в Отечественную.
– С кем войны? – удивился Мятлев.
– А с кем бы ты думал? Уж точно не с марсианами. Земля и там, и там одна и та же, люди те же самые на ней живут, геополитика – наука не менее точная, чем химия, – не понял недоумения собеседника Вадим. – Есть у них свои тонкости, но независимую Россию прочие «великие державы» в покое никогда не оставят, хоть императорскую, хоть коммунистическую, пусть мы ещё десять параллельных реальностей найдём.
– Понятное дело. «Россия и Европа» Данилевского. Приходилось, читал. И какой же из нас для них «прочный тыл» на случай новой европейской войны? Зачем? Солдат своих не хватает или сырья? Чтобы из Америки, как прошлый раз, «ленд-лиз» не гнать? Или кто там у них объявится в «союзничках»…
– Солдат хватит, там ведь население – четыреста с лишним миллионов. И настоящая «всеобщая воинская» – не то, что у нас. От князей императорской крови до киргизов из глухих аулов – все служат. Кто не служил – «або хворый, або подлюка». В нормальной мужской компании первый вопрос при знакомстве, как у Остапа Бендера: «В каком полку служили?» От этой печки и пляшут. Иначе – ни авторитета, ни мало-мальской карьеры.
Что дальше? Любого сырья у них ровно вдвое больше, чем у нас, за счёт территории «в границах тысяча девятьсот третьего дробь семнадцатого года».
– Это значит, и Порт-Артур у них, и Маньчжурия, и Западная Армения? – проявил знание истории с географией Мятлев.
– Совершенно верно, включая Польшу с Финляндией и Бессарабией. Так что им от нас, в случае чего, только современная военная техника потребуется и военспецы для её обслуживания и применения. Хотя они быстро обучатся, там образованность и культурный уровень на порядок выше нашего – эмиграции не было, коллективизации с террором, Великой Отечественной, опять же. И вот за новую технику и новые знания они поначалу очень хорошо заплатят. Больше, чем мы союзникам за весь «ленд-лиз».
– Поначалу? А потом? Даром брать станут? – опять профессионально насторожился Контрразведчик.
Ляхов засмеялся:
– Я тебя, как свой своего, друг Леонид, понимаю. Ты какого года?
На самом деле он знал его год, месяц, число и место рождения. Но так для укрепления неформальных отношений требовалось спросить.
– Шестьдесят восьмого, а что?
– Совсем ничего, кроме как убедиться. Чистое ты, брат, дитя «холодной войны». И двадцать лет «свободы» тебя от стереотипов не избавили.
– Так говоришь, будто сам тогда жил и много меня старше, – не столько с обидой, как с удивлением ответил Мятлев. Подумав при этом, что и на самом деле странно: Ляхову не больше тридцати пяти, а начал он старшему возрастом, вдобавок – генералу, «ты» говорить с первого момента встречи, настолько непринуждённо, что даже внутреннего протеста не вызвало.
Вот что значит – «русский характер». Не по рассказу Алексея Толстого, по глубинной сути. Не втягивает человек голову в плечи, обращаясь к Президенту своей страны, с Императором соседней почтителен без раболепства, значит, всем остальным «тыкать» в полном праве. «Ты» – оно в русском языке, а особенно – менталитете пресловутом много оттенков имеет. К барскому приказчику крестьяне на «вы», да с именем-отчеством обращались, а к Самодержцу Всероссийскому (и прочая, и прочая, и прочая) – на «ты» дозволялось, хоть в челобитных, хоть лично. Притом что сам Он себя величал на «мы»!
Кроме того, это обращение можно было понять ещё и в том смысле, что мы, мол, теперь друзья и партнёры по общему делу и никакие церемонии между нами неуместны.
