Анатолий Спесивцев - Флибустьер времени. "Сарынь на кичку!"

Раз уж вся конница рассыпалась для грабежа, взяли неожиданными ночными налётами несколько богатых замков и небольших местечек. Осознав, что дальнейшее продвижение на север опасно, Богдан Зиновий решил ограничиться ограблением центра Великопольши. Врагов здесь уже сотни лет не видели, было чего взять.

Тем временем казацкая флотилия продолжала движение на север. Сначала по Бугу, потом по Висле. То и дело им приходилось высаживать десанты на плывшие туда же баржи с зерном. Вопреки здравому смыслу никто и не подумал запрещать его вывоз из разорённой страны. Да, собственно, и некому это было делать. Золотые шляхетские вольности позволяли помещикам совершать почти любые глупости и преступления, а пресечение их, наказание виновных, были связаны с серьёзными, часто непреодолимыми трудностями. Вот и спешили пополнить свой кошелёк шляхтичи из незатронутых войной районов за счёт вывоза хлеба, немало не беспокоясь о пропитании горожан и селян из пострадавших от набегов поветов. Однако многим из них дождаться денег за отправленный в Гданьск хлеб было не суждено.

Главный порт Речи Посполитой был очень хорошо, по новейшим разработкам европейской военной мысли, укреплён. Гданьский магистрат понимал соблазнительность своего города для пиратской братии и денег на его превращение в неприступную крепость не пожалел. Штурм таких бастионов для любого врага означал страшные потери без малейшей уверенности в его успешном исходе, а осаждать порт с крупнейшими в Европе зерновыми складами — заведомая глупость.

Каторжный, руководивший судовой ратью, и не собирался брать его штурмом или, тем более, осаждать. Расчет делался на внезапность появления казаков у стен города. Далеко не мультяшный Винни-Пух первым понял благотворность неожиданного утреннего появления в гостях. Никто в Гданьске не ждал ещё далёких от города врагов, как они, преодолев за вечер и ночь более сотни вёрст, попытались взять налётом два бастиона, прикрывавшие канал, ведущий к желанному острову Складов. Много раз у них проходили такие фокусы в Чёрном море, но сейчас к казакам прилетела птица Обломинго. Потом они уже узнали, что комендант накануне неожиданно для всех удвоил дозоры на стенах и предупредил о расстреле любого задремавшего часового. Город хоть и назывался тогда Гданьском, по сути, был Данцигом, с преимущественно немецким населением и почти полной автономией. Соответственно и возглавлял оборону немец имевший большой военный опыт, ведь уже двадцатый год на полях Германии шла беспримерная для неё бойня. В полную безопасность комендант, битый жизнью и врагами волчара не верил в принципе. Судьба в очередной раз подтвердила его правоту.

Сунувшиеся на бастионы пластуны не остались незамеченными, дозорные подняли стрельбу, потеряв несколько человек убитыми и ранеными, казаки отступили. Посовещавшись, старшина судовой рати решила, что делать здесь больше нечего. В конце концов, барж с хлебом они уже немало захватили, на обратном пути, если поискать в притоках Вислы, наверняка ещё их можно найти, а бросаться на мощную, готовую к обороне крепость… дурных нету, поздыхали. На предложившего выйти в море и пограбить там — мачты многочисленных судов виднелись издалека — посмотрели, как на придурка. Один из полковников, ходивший ещё с Сулимой против шведов, объяснил возжаждавшему морской славы:

— Ты эти корабли хоть раз вблизи видел? На них пушки стоят, да не одна-две, много, такие, что в жерло ствола твою голову засунуть можно. Нам наоборот, побыстрей отсюда сваливать надо, пока они на помощь полякам в реку не заглянули.

Одно из больших достоинств чайки — ненужность разворота при смене курса на сто восемьдесят градусов. Предав погибших водном погребению, казаки отправились обратно. По пути брали уже захваченные баржи на буксир, выискивали в притоках и захватывали другие судёнышки с зерном, Висла была в это время полна их, Речь Посполита тогда была главным поставщиком хлеба в Европу.

Правда, вскоре уже Каторжному пришлось принять к сведению бурчание казаков о тяжести буксировки барж против течения. Срочно были высланы команды для организации бурлачной службы. Хватали крепких мужиков, даже если они требовали уважения к своему шляхетскому статусу, и запрягали их в бурлачные лямки. Баб с собой захватывали только молодых и красивых, их ведь тоже тащить против течения надо было. Послали гонцов и к Хмельницкому, тот прислал для охраны речного хлебного каравана десять тысяч всадников.

Оставшиеся невдалеке от Варшавы союзные войска увеличили активность, привлекая к себе максимальное внимание погромами уже местечек и замков. Узнав, что в конце сентября Каторжный вышел к границе Литвы, двинулся обратно на русские земли и Богдан. Выполнить всё задуманное его войску не удалось, но хлебный запас в его гетманстве определённо образовался. Учитывая, что немало волов и зерна было очень дешёво закуплено в Молдавии и Валахии за полноценные деньги, в Литве — за фальшивые, появилась надежда на относительную сытость зимой, без мора от голода.

Погуляв на прощанье в Киеве, Аркадий в сопровождении джур и охраны, всего около двух десятков людей, выехал поглядеть домну и её продукцию. Проезжая мимо очередной церквушки, обратил внимание на лицо одного из просивших милостыню на паперти нищих. С провалившимся носом, отвалившимися ушами, пятнами на щеках… приснится такой — с воплем проснёшься. Попаданцу сразу поплохело.

"Сгнившие хрящи — это же признак проказы! Они что, здесь по улицам бродят? Ёпрст!!! Куда власти смотрят?!"

Придержав коня, мотнул головой, подзывая самого толкового из своих джур, Юрку.

— Юр, сейчас на паперти заметил человека со сгнившим лицом. Это что, прокажённый?

— Не-е, не прокажённый вроде. Я тоже его заметил. Это Сидор Безносый, добрый казак раньше, говорят, был. Вражеские пули и сабли ему вреда не смогли сделать, из самых тяжких боёв без единой царапинки выходил, да поймал на бабе злую болезнь. Стал гнить заживо. Из казаков его турнули, кто захочет рядом с таким за вёслами весь день сидеть? Да и здоровье у него… сами видите, ни к чёрту. Теперь вот на паперти стоит, Христа ради на пропитание выпрашивает.

От слов джуры Аркадию поплохело ещё больше. Аж в глазах помутилось на мгновение.

"Сифилис… господи боже мой, сифилис… его вроде ещё Колумб вместе с табаком в Европу завёз, за что ему особое и отдельное спасибо. Собственно, я ведь и не забывал об этом, просто… ушло как-то в уголок памяти… и не вспоминалось. Минутку, минутку, так я, гуляя напропалую, его вполне мог подхватить?.. И совсем не факт, что не подхватил?.."

Трусом Аркадий не был, но перспектива сгнить заживо его пробрала до мозга костей. На какое-то время он даже выпал из реального мира, продолжая ехать на автомате. Ничего не видел и не слышал, сосредоточившись на своих мыслях и переживаниях. Причём вторых поначалу было настолько больше, чем первых, что передать словами его размышления было бы крайне затруднительно. Получилось бы нечто маловразумительное и невнятное.

Хотя, когда завертелась вся эта веселуха с дамами нетяжёлого поведения, он у одной, потом у другой спрашивал об опасностях заражения, но они с таким пренебрежением отнеслись к этому, что ему, мужчине и казаку, стыдно стало. Теперь выяснилось, что дамы оказались сексуально озабоченными дурочками, а сам попаданец…

"Блин горелый! Нашёлся идиот, вообразивший себя крутым колдуном. Теперь ведь, если болезнь проявится, придётся срочно в монастыре прятаться, чтоб люди добрые не увидели гниющей рожи. Не дай бог, сделают вывод, что меня Бог наказал, значит, и предложения мои — от дьявола. Чёрт бы побрал всю эту чертовщину! Без роялей и моей поддержки Хмельницкому сюда быстро придёт северный пушистый и толстый лис. Очень пушистый и толстый. И чего меня по бл… потащило?"

Между тем, никакой загадки в этом не было. К моменту загула психика попаданца находилась на грани срыва. Перенос в прошлое, неожиданное превращение в пирата и работорговца, постоянные опасности, катастрофический недостаток привычно плотного потока информации… много чего толкало его если не к полному безумию, то, как минимум, к неадекватности восприятия окружающего мира.

Очень серьёзной нагрузкой для и без того перенапряжённой нервной системы стала ответственность за происходящее здесь — в степях Северного Причерноморья. В этой реальности события уже резко отличались от истории его родного мира, причём в несравненно лучшую для русских сторону. Не должно, вроде бы, здесь уже случиться Руины, когда половина населения Украины погибла или была угнана в рабство. Если, конечно, удастся избежать войны за власть между атаманами. Такое было бы невозможно в случае присоединения к России, однако, здесь была куча подводных камней, делающая такое событие одновременно невозможным и нежелательным. Невозможным — из-за позиции Москвы, не полез бы после провала в Смоленской войне осторожный Михаил в куда более сомнительную авантюру войны сразу с Польшей и с Турцией. Нежелательным — из-за грядущего решения по крепостному праву. До принятия в Москве законодательства, смягчающего зависимость крестьян от помещиков, а не, как в реале, ужесточения крепостного права (уложение 1648 года) Аркадий считал присоединение вредоносным. Да и в способность назначаемых царём воевод руководить войсками на уровне тех же Хмельницкого или Татаринова он не верил. То есть были среди воевод и талантливые военачальники, однако нередко во главе армий ставились явно непригодные к подобной деятельности люди. Местничество (заслуги предков) часто и определяло, кто будет вести войска в бой.