Орден Святой Елены (СИ) - Виталий Абанов
Я встаю на ноги и выбираюсь из ямы, в которую меня вбила любящая сестра.
— Все сказала? — интересуюсь я у нее: — пар спустила? Дашь мне наконец делом заняться, или мне придется тебя отшлепать?
— Только посмей! Дело государственной важности!
— Когда тебя интересовали дела государственной важности. — машу рукой я: — и для меня дела моей семьи — важнее чем вся эта ваша дурацкая Империя и триста лет правления дома Романовых. Чума на оба эти дома. Меня вот что интересует — с каких пор моя младшая сестренка посчитала себя достаточно взрослой, чтобы бросить мне вызов? Я, конечно, займусь всем этим спасением Империи и граждан ее населяющих — как только все по местам расставлю. Вот поймаю тебя сейчас и отшлепаю хорошенько, а потом можно уже будет и делами заняться.
— Уваров!
— Для тебя, дорогая — старший брат Володя. Только так. Достала ты меня своими выкрутасами. — и я развожу руки в стороны: — потом не жалуйся.
«Свѣтскіе хроники»
Мадамъ Ч., такъ называемая хозяйка Чайна-тауна, приноситъ свои искренніе соболѣзнованія госпожѣ А., которая изволила третьяго дня играть въ маджонгъ у нея въ игровомъ домѣ и убѣдительно проситъ госпожу А. болѣе не сжигать игровые дома, потому что это отразится на дѣлахъ торговыхъ. Повѣренный мадамъ Ч., адвокатъ Илларіоновъ, представитель Адвокатской Палаты «Берштейнъ, Берштейнъ, Берштейнъ и Илларіоновъ» — заявилъ редакціи что мадамъ Ч. глубоко раскаивается въ томъ, что пустила госпожу А. на порогъ игрового дома и готова выплатить разумную компенсацію съ условіемъ того, что госпожа впредь откажется отъ посѣщенія заведеній мадамъ Ч.
Глава 30
— Все-таки до чего мне повезло с супругой. И красивая, и умная, и целитель, — говорю я переворачивая очередную валькирию. Контуженные ударной волной они едва шевелятся, давая возможность приблизиться и начать исцеление. Я осторожно поддеваю кончиком ножа суровые нитки, стягивающие веки и радуюсь про себя, что Никанор со своими союзницами не стали заморачиваться и каждый шов отдельно стягивать, они зашивали плоть как стеганное одеяло — одной нитью, а значит разрезав в одном месте уже можно вытянуть всю нить.
— Ты правда так думаешь? — рядом со мной опускается на колено полковник от инфантерии Мария Мещерская, моя любимая жена. Чуть выждав, пока я уберу все нити, она кладет руку на грудь валькирии, и та выгибается в ярко-золотистом свете исцеления. Открывает глаза, оглядывается вокруг и неуверенно — улыбается. Щеки все еще впалые, кожа — бледная, но она уже улыбается миру. Чувствую себя немного неловко при мысли, что эта вот девушка с золотыми волосами и пронзительно-синими глазами — сейчас была бы просто очередной ледяной глыбой. Девятая Казнь Египетская врагов от союзников не отличает, как и моя кузина.
— Конечно. Я без тебя, Маша, как без рук. И… это последняя? — я выпрямляюсь наконец, расправляя затекшие мышцы спины, оглядываюсь. Во внутреннем дворе монастыря толкотня. Валькирии, у которых срезали швы и излечили — занимаются другими. Я не знаю в чем причина, но черные валькирии почему-то не в состоянии излечить ни себя ни других, именно поэтому Никанор и оставил Руслану и Киру в первоначальном облике, чтобы целители у него были. Как результат — от нанесённой баротравмы черных валькирий контузило, и пока они пытались прийти в себя — мы с Мещерской начали излечивать их. И как только в строй вставала новая излеченная валькирия — она тут же начинала оказывать помощь остальным. В результате у меня на руках сейчас почти три сотни валькирий из столичного гарнизона. Выглядят они, правда не сказать, чтобы уж парадно — знаменитые темно-синие шинели измараны в грязи и местами рваные, клочьями торчат. У половины нет киверов, где-то по дороге потерялись, зато тесаки и винтовки у всех есть. Оно и понятно, когда у тебя глаз нет, как за внешним видом следить? А вот оружие из рук они не выпускали.
— Крайняя, — суеверно поправляет меня Маша и сплевывает через плечо: — говорят не последняя, а крайняя.
— Цветковой нигде нет. — говорю я: — вот же зараза.
— Маргариту надо выручать. — соглашается со мной Мещерская: — и здесь от столичного гарнизона едва ли половина. Оставили в монастыре как охрану, остальные к следующему марш-бросок совершают. Нам туда. Надеюсь, СИБ туда уже подтянулись.
— Маш, а ты легенду про Праматерь знаешь?
— И в час смертельной угрозы выйдет она на бой, и врагов легионы в ад заберет с собой. — декламирует она и качает головой: — детская считалочка. Или колыбельная. Мрачные у нашего народа колыбельные, не думаешь? Мне мама ее пела, на ночь, перед сном. Как там дальше — под тяжкой ее пятою, треснет сыра земля, не будет нигде покою, тем кто предал короля.
— Какой еще король? У нас же царь. Или император? — замечаю я: — король…
— Наверное для рифмы. — пожимает плечами Мещерская: — кто его знает, это старая считалочка.
— Не для рифмы. — говорит Ай Гуль, которая сидит на корточках, завернувшись в цветастое лоскутное монастырское одеяло и смотрит в каменную кладку стены: — у Лопухиных в Ордене председательствующий издревле титулом «Rex» обладает.
— Rex на латыни как раз и означает «король». — кивает Мещерская: — спасибо, Ай Гуль Бориславовна.
— Вот уж не надо мне вашей благодарности — бормочет та в ответ: — тоже мне…
— А что у вас тут произошло? — спрашивает Мещерская: — и почему Ай Гуль с тобой не разговаривает?
— Дуется она. — отвечаю я: — у нас на руках кризис имперского масштаба, у нас Праматерь из земли скоро голову поднимет и всех нас в пепел разметает, а она — дуется.
— Тск! — цыкает Ледяная княжна, не поворачивая головы и продолжая изучать монастырскую стену.
— А чего она дуется? Ты что-то натворил? — спрашивает меня Мещерская и я только глаза закатываю.
— И откуда такие умозаключения? — задаю я риторический вопрос в пространство: — сразу я и сразу что-то натворил. Чуть что так Уваров сразу. Я, между прочим, стараюсь ситуацию выправить.
— Владимир Григорьевич был крайне рационален. И все сделал правильно. — подтверждает Лан из рода Цин: — как и подобает мужчине. А ее давно надо было отшлепать. По заднице.
— Что⁈ Ты избил свою младшую сестру⁈ — у Мещерской поднимаются брови, обе сразу и почти до линии волос. Вот так — скачком и сразу. Раз — и брови у нее на лбу. И смотрит строго, словно за руку поймала за кражей варенья.
— Вот! Вот! Пожалуйста. Началось. — складываю руки на груди, отрицая наветы и инсинуации: — давайте лучше собираться, нам еще в Сневеж бежать, вторую половину моего полка искать.
— Скотина ты, Уваров! — выдает Ай Гуль, мрачно смотря в монастырскую стену
