Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку
— Чего тут думать, до Краснопресненской, пересадка, и на Пушкинской выйдем…
— Не, по-другому поедем. Сначала вот сюда, у меня машина на улице брошена. Заберем, и своим ходом на базу…
Воронцов сел на узкий диванчик в углу вагона, снизу вверх посмотрел на Олега:
— А ты чего стоишь? Минут десять еще ехать.
— Я в метро отвык сидя ездить. Рефлекс выработался, — ответил Левашов, но тем не менее опустился рядом, вытянул ноги, помолчал и вдруг спросил: — Слушай, Дим, тебе что, действительно совсем не страшно?
— А тебе страшно?
— Да в общем не по себе… Хожу по улицам и озираюсь, как беглый каторжник. А то представляется, что я — вообще не я, а персонаж из фильма ужасов. Видел я недавно один… — Левашов передернул плечами.
— Страх есть благодетельное чувство, предостерегающее от многих опрометчивых поступков. Ладно, бог даст, прорвемся. Плохо, что мы не знаем пределов их могущества…
— Я думаю, что уже знаем. То, что уже случилось, и есть предел. Иначе бы они нас давно прищемили.
— Хорошо бы… — с сомнением сказал Воронцов и встал. Поезд начал замедлять ход.
Только они двое вышли на перрон, и огромный безлюдный зал выглядел непривычно, даже пугающе, будто декорация к фильму, о котором говорил Левашов.
— Давай быстрее, час уже… — Олег быстрым шагом заспешил к переходу. Прыгая через две ступеньки, друзья поднялись по лестнице, свернули в плавно изгибающийся тоннель.
И остановились, оба сразу, словно уперлись в невидимый барьер.
В самом изгибе тоннеля, поперек прохода, стояли два милиционера в полном снаряжении, при оружии и рациях, капитан и старший сержант, и вид у них официальный и неприступный донельзя. Пройти мимо них просто так, как ни в чем не бывало, казалось совершенно невозможным. Секунда или две, пока капитан не нарушил свое особое, многозначительное молчание, показались Левашову очень длинными.
— Вы задержаны, — сказал капитан ровным голосом. — Вам придется пройти с нами.
— Почему вдруг? — спросил Воронцов точно таким же тоном. — Мы, кажется, ничего не нарушали.
— Где нужно, вам все объяснят.
— Не выйдет, нас нельзя задерживать. Я, например, депутат… — и Воронцов опустил руку во внутренний карман. Дальше все произошло настолько быстро и неожиданно, что Левашов, собравшийся вмешаться в разговор, так и застыл с полуоткрытым ртом.
Воронцов выдернул руку из кармана, выбросил ее вперед, и капитан тоже сделал резкое движение навстречу блеснувшему металлу. И не успел.
Гулко, словно кувалдой по стальному листу, ударил выстрел. Левашов даже не понял, что произошло, и капитан еще не начал падать, а Воронцов крутнулся на каблуке и из-под руки два раза выстрелил в сержанта. Тот согнулся, прижав руки к груди. Третий выстрел сбил с него фуражку, и она покатилась по красным плиткам пола.
Острый пороховой запах повис в неподвижном воздухе.
Левашов, оцепенев, смотрел на лежащие у его ног тела в серых кителях. Воронцов схватил его за руку и сильно рванул.
— Ты что, мать… — рявкнул он и поволок его за собой.
Они скатились вниз по уже выключенному короткому эскалатору, слыша нарастающий гул подходящего последнего поезда.
Пустые вагоны ярко светились изнутри, и до них было совсем недалеко — через зал и перрон, — но уже раздался ласковый женский голос: «Осторожно, двери закрываются», и тогда Левашов рванулся вперед, как спринтер на Олимпиаде за ускользающей победой, вцепился в обрезиненные створки, удержал, пока вслед за ним не протиснулся в сжимающуюся щель Воронцов.
…В отдалении дремал на диване подгулявший полуинтеллигент в сползшей на очки капроновой шляпе. Левашов опасливо на него оглянулся и показал глазами на руку Воронцова, в которой тот по-прежнему сжимал пистолет непривычных очертаний. Говорить он пока не мог, переводя дыхание.
Дмитрий дернул щекой и сунул «Беретту» в брючный карман. Склонил голову, словно прислушался к своим ощущениям, и переложил его на старое место, во внутренний карман пиджака. И до следующей станции они промолчали. Так же молча поднялись наверх, не глядя на дежурного милиционера и друг на друга, вышли на улицу. И только в тупике между старыми трехэтажными домами Воронцов остановился, стал закуривать.
— Зачем? Что ты наделал? — голос Левашова срывался.
Воронцов осмотрелся по сторонам, еще раз затянулся поглубже.
— Не врубаешься, что ли? Это опять они… Только как они нас перехватили?
Дмитрий был уверен, что система защиты, предложенная Антоном, сработает. И вот… Неужели он со страху стрелял в настоящих людей? Нет, не может быть. Милиции к ним цепляться просто не за что, да и работают там иначе. И выглядели «сотрудники» слишком плакатно-уставно: сапоги надраенные, аж с синими искрами, ремни необмятые, в лицах непреклонность…
— У тебя с собой, случаем, ничего из ихних железок не осталось? — спросил он.
— Нет… — машинально ответил Олег. И вдруг хлопнул себя по боку. — …Вот же!.. — Он достал из кармана и показал Воронцову тускло блеснувший золотой портсигар.
— Что это? — Воронцов взял его, подкинул на ладони, попробовал открыть.
— Не нужно… Это Иринин. Такая штука, вроде как многоцелевой манипулятор. И средство связи, и дистанционный преобразователь… — Он не успел договорить.
— Так какого ж ты… — Вспышка ярости Воронцова была внезапной и бурной, Олег почувствовал себя матросом, попытавшимся закурить на палубе танкера во время погрузки. Но так же быстро, как Воронцов вспылил, он успокоился. — Впрочем, ты-то тут при чем… Штука хоть ценная?
— Кроме моей установки, ничего ценнее я на Земле не знаю.
— Ну, это еще как сказать… Ладно. Если доберемся живыми — спрячем. Хрен найдут. Только… Ты здесь подожди. Вдвоем не нужно… — и Воронцов протянул Олегу свой пистолет, от которого до сих пор попахивало порохом. — Держи. Если что — до последнего патрона. Их там еще двенадцать. Только не ошибись, в кого стрелять…
— Нет… Я все равно не смогу, — отказался Левашов.
— Как знаешь. Толстовец… Если другие — то пожалуйста, а сам — так нет, — беззлобно сказал Воронцов. — Тогда давай так. Клади свое сокровище хоть вот сюда… — Он привстал на носки и едва дотянулся до карниза над головой. — И жди, посиди в сторонке. Наблюдай. Надеюсь, за десять минут они дом не сдернут, как твой. А я сейчас… — и скрылся в темноте.
Вернулся он даже быстрее, чем обещал. Остановил машину у газона, с контейнером от «Книги» в руках прошел в тупичок, снял с карниза «портсигар», спрятал в контейнер, туго обмотал крышку изолентой. «Будем надеяться, — подумал он, — что детекторы у них не мощнее, чем у форзейлей. Не учуют…» Окликнул Левашова:
— Поехали. — И, чтобы отвлечь внимание Олега от своих манипуляций и от контейнера, объяснить суть которого было бы затруднительно, заговорил с напором: — Я чего не понимаю — как они нас еще там, у Берестина, с твоей игрушкой не засекли. Засветил ты и ту явку, куда теперь деваться — не представляю…
— Нет. Блока там не было. Он у Сашки в багажнике мотоцикла лежал.
— Все равно непонятно. Отчего-то пареньки все время запаздывают. Или вправду каждую акцию в десяти инстанциях согласовывают? Больше ничего нигде не осталось? Подумай.
— У меня — ничего. А у Берестина еще одна вещь есть. Где — не знаю. Давно не видел. Может — в сейфе?
— У него и сейф имеется?
— Есть, старинный, когда дома по соседству ломали, в мусоре нашел. Капитальный, хоть и маленький. Стенки — сантиметров двадцать.
— Может, потому и не обнаружили. Давно та штука у него?
— Как тебе сказать? По одному счету — месяца три, по другому — год.
— Понятно. Доедем живыми — сразу начнем к эвакуации готовиться. Ловить больше, как говорится, нечего. Обложили нас намертво…
На проспекте Мира Воронцов резко прибавил газу. Ему сейчас сильно хотелось как следует выпить. Это Олегу кажется, что ему на все наплевать. А по людям стрелять, даже зная, что они не люди, все равно тяжело. Он вспомнил про очередной подарок Антона и протянул Левашову листок.
— Посмотри пока. Есть тут какой-нибудь смысл, или полная ерунда?
Левашов при свете уличных фонарей, проносящихся над крышей машины, несколько минут всматривался в схему, шевеля губами, потом с недоумением повернулся к Воронцову, по лицу которого скользили то розовые, то синеватые блики.
— Откуда это у тебя? Ты сам понимаешь, что здесь нарисовано?
— Естественно. Хотя и в общих чертах…
— Нет, Дим, ты со мной дурочку не валяй… Я десять лет этим занимаюсь, а до такого не додумался. И как просто все!
— А гениальное все просто. Так сумеешь сделать?
— Или я совсем дурак, или Андрей прав… — Теперь Левашов смотрел на Воронцова, как на дрессированного осьминога, незнамо как оказавшегося за рулем летящего по Москве автомобиля.
