Самый лучший коммунист 2 (СЛП-11) - Павел Смолин
— Вот в такие моменты и жалею, что не курю, — развеял скуку шуткой Александр Семёнович Пономарев, тренер футбольной сборной.
Поржали, и к нам подошла группа дам разбитной наружности — тоже наверно через забор перелезли — подавая совершенно очевидные сигналы.
— На провокации не поддаемся, мужики! — напомнил Николай Тимофеевич.
Гогот усилился, дамы обиженно удалились.
— Разведка? — решил пошутить и я.
— Хуже, — вопреки ожиданиям, серьезно ответил Валентин Михайлович. — Настоящее оружие — перед соревнованиями отлавливают спортсменов и за ночь все соки выпивают.
На это тоже ржать никто не стал — Холодная война идет, а в ней все средства хороши.
Глава 4
Собравшиеся за столом в подвале нашего дома мужики переживали не лучшие минуты своей жизни, потому что я протокол соблюдать не собирался, о чем с удовольствием и рассказывал всем после вступительного слова за авторством Герхарда Весселя, руководителя федеральной разведывательной службы Германии — в простонародье BND. «Цвигун курильщика» очень просил не поднимать шум, ссылаясь на совершенно никчемные аргументы.
— Херр Вессель, я ведь не дипломат, — я демонстративно принялся ковыряться в носу, разглядывая узоры столешницы. — Мне абсолютно насрать на такие вещи как «политическая целесообразность», «не принято распространяться о подобных случаях» и «давайте все уладим без шума». Особенно мне плевать на вашу ложь о «мы накажем виновных за избыточную инициативу». Вас — персонально вас — я считаю трусливым воришкой дерьма, а правительство ФРГ считаю гауляйтерами временно оккупированных империалистами немецких территорий.
— Господин канцлер, что этот мальчик себе позволяет? — демонстрируя великолепнейший самоконтроль, спросил он у «своего в доску парня Вилли».
— Я не договорил, Герхард, — я вынул из носа козявку и тщательно вытер о графин с водой. — Ты, Герхард…
— Господин Фалин, Сергей несколько переходит правила приличий, — попросил канцлер нашего посла о помощи.
— Вы тоже в моем говне покопаться хотели, Вилли? — дружелюбно спросил я херра Брандта. — А вам зачем? В отличие от этой ливерной колбасы, — ткнул пальцем в руководителя БНД. — Вам хотя бы хватило совести не работать на Гитлера, поэтому я принимал вас за вполне приличного для капиталиста человека
— Те события давно канули в прошлое, — откинувшись на стуле, Герхард скрестил руки на груди.
Прекрасный образчик всего и сразу: служил в Вермахте, а когда запахло жаренным тайно свалил в Баварию с важными документами и сдался там американцам. Те такому ценному специалисту обрадовались, и вот итог.
— Однако те события привели вас сюда, на вершину служения заокеанскому хозяину — к воровству моего говна. Вас директор ЦРУ лично попросил или для марионетки хватит и помощника секретаря?
Руководитель БНД наконец-то дал слабину и начал багроветь. Скорлупа цинизма у него чудовищная — если надо, он не только до воровства «биоматериала» опустится, но и до закачки «Циклона Бэ» в резервуары газовых камер, но он уже давно крутится в верхах, и так с ним никто не разговаривал много-много лет.
— ФРГ не имеет к произошедшему никакого отношения, — воспользовавшись моментом, напомнил Вилли.
— Судя по вашим словам, Вилли, этот нацист вам не подчиняется, — хохотнул я.
— Вот видишь, мальчик, — ухмыльнулся недобитый нацист. — Этим вы от цивилизованных стран и отличаетесь — русские рабы несмотря ни на что воспроизводят самую варварскую монархию.
— Записали, Михаил Сергеевич? — повернулся я к КГБшнику.
Тот кивнул.
— Очень интересно будет нашим товарищам послушать соображения действующего главы Bundesnachrichtendienst, — ухмыльнулся я.
— Сергей, я очень прошу тебя перестать провоцировать конфликт, — попытался взять ситуацию под контроль сильно поникший Вилли. — И что ты имел ввиду, когда говорил, что руководитель разведки не подчиняется распоряжениям канцлера?
— Неправильно выразился, — признался я. — Правильным будет «не счел нужным поставить в известность». Разъяснения вы получите от товарища Громыко.
Который уже летит спецбортом и скорее всего очень доволен тем, что «универсальная заготовка №3» сработала штатно. Нет, кражу «биоматериала» дедовы аналитики не предусмотрели, но вместо нее могло бы быть что угодно с условием, что я останусь в живых, а высшие правительственные чины ФРГ в этом замазаны. Эскалировать и провоцировать можно сколько угодно — я же секретарь ВЛКСМ, сиречь — высокоранговый массовик-затейник, и мои слова никакого международного веса не имеют.
— Как бы там ни было, Сергей, я очень прошу тебя воздержаться от оскорблений, — повторил канцлер. — Как человек, я понимаю твое возмущение. Обещаю — мы проведем честную служебную проверку. В случае появления доказательств причастности наших спецслужб к случившемуся недоразумению, будут сделаны необходимые организационные выводы.
— Ты не можешь снять этого ублюдочного нациста с должности, потому что пиндосы держат тебя за яйца, Вилли, — со скучающим лицом отмахнулся я. — Ты же пешка Вашингтона, ни*уя не суверенный канцлер. Глядя на тебя, Бисмарк на том свете от позора пытается сдохнуть второй раз.
— Можешь поливать меня грязью сколько угодно, Сергей, — спокойно ответил канцлер. — Мою гордость это нисколько не задевает. Просто ты молод и веришь в навязанные тебе идеалы. Точно так же немецкие юноши слепо шли за Гитлером.
— И это тоже будет интересно послушать нашим гражданам, — покивал я. — Ты или идиот, Вилли, или таковым притворяешься. Из твоей страны бегут, глава твоей разведки ворует детское говно, а ты сравниваешь нас с нацистами. Где был ты, когда Красная армия освобождала Берлин? Ах да, сидел в уютном Стокгольме.
— Можешь считать меня кем угодно, Сергей, но я делал для своей страны все, что мог. Процветание Германии — то, что движет мной и теперь.
— Преданность IG Farben, прочим Круппам и Америке, — фыркнул я. — Это уже главная немецкая проблема, Вилли — вы упорно выбираете участь марионетки англосаксов и разбиваетесь о нашу страну. Это — пагубный путь, и рано или поздно немецкий народ начнут к нему подталкивать последний раз, а вы играете на руку мировому злу.
— Юности свойственно оперировать такими категориями как «добро» и «зло», — снисходительно отозвался канцлер.
— Конченный, — припечатал я его. — Впрочем, я тебя понимаю — я же делаю
