По следам Александра Великого - Александр Петрович Харников
Я давно уже не имел возможности говорить по-русски, но сумел-таки произнести:
– А меня Джулиан. Только я говорю по-русски плохо. Можно, мы продолжим разговор по-английски?
– Конечно, – ответил тот с акцентом коренного обитателя Лонг-Айленда. Примерно так же разговаривали некоторые мои товарищи по несчастью, которых, как и меня, силой заставили служить во флоте проклятого британского величества. Один был из графства Нассау на Лонг-Айленде, другой из более восточного Саффолка.
– Вы… тоже из будущего?
– Из него самого, – тяжело вздохнул Иван. – А вы?
– Да нет, я здешний, из Южной Каролины. Но мне знаком кое-кто из ваших.
– Понятно, – снова вздохнул Иван. – Вы давно в Нью-Йорке?
– Только что прибыл. Ищу ночлег – одно место, где я надеялся переночевать, оказалось забито под завязку, а другое и вовсе закрылось.
– Пойдем ко мне. Заодно я вас накормлю, – усмехнулся тот.
Утром двадцать девятого июля я покинул Бостон и поспешил в Нью-Йорк на почтовом клипере. Обычно эти корабли добирались до порта на Южной улице за двое суток, но мне не повезло с ветром, и пришвартовались мы только тогда, когда уже начало темнеть. А попробуй, найди ночлег в такое позднее время, особенно если знаешь только ту часть города, где резвятся матросы – остальным там лучше вообще не появляться, особенно вечером. Так что рассказанное мною Ивану – чистая правда.
Ему принадлежал неплохой особняк на севере города, на углу Джудит-стрит и Стайвесант-стрит[10]. Слуга забрал мою верхнюю одежду и принес мне тапочки, и мы зашли внутрь, в столовую, где на стенах висели портреты мужчины средних лет, полной женщины, чем-то похожей на ухоженную свинку, и двух красивых детей.
– Моя семья, – заметив, куда я смотрю, с грустью в голосе сказал Иван. – Тесть, супруга, детки.
– А где они?
– Желтая лихорадка.
Все тот же слуга принес весьма неплохого пива, и Иван ничего больше не сказал, а я не настаивал. Вскоре последовал очень хороший ужин. И только когда тарелки были убраны, а на столе появились кофейник и графин с бренди, Иван спросил меня:
– Так, расскажите, кто вы и откуда знаете эту песню?
Сам не знаю, почему, но я не стал почти ничего от него утаивать. Выслушав меня, Иван усмехнулся и покачал головой:
– Вот, значит, как. Интересно, из какого года прибыли ваши знакомые из будущего в Петербурге.
– Мисс Ольга что-то говорила про третье тысячелетие, но я точно сказать не могу.
– Нет, я пораньше, из семидесятых годов двадцатого века. Ладно, рассказывай, зачем ты прибыл в Нью-Йорк из Петербурга. Ведь не для того, чтобы полюбоваться этой дырой.
Узнав о моих планах, Иван сказал:
– А деньги-то у тебя есть на все на это?
– Маловато. Даже на клипера в Бостоне не хватило, а мне еще в Балтимор, да и людей искать. И мастеровых.
– Ну что ж… Чего-чего, а денег у меня немало. Не солить же мне их… Я тебе их ссужу, а потом, я надеюсь, твои люди из третьего тысячелетия мне это возместят. Вот только… Как тебе нравится жить в России при императоре Павле? О нем у нас много чего рассказывали. Что он, дескать, тиран, злодей, злобен и коварен…
– Сам я лично с ним незнаком, но мисс Ольга – и другие – говорят о нем только хорошее. Причем искренне. Я не могу им не доверять.
– Поня-я-ятно. – Иван налил себе и мне бренди, мы выпили, после чего он покачал головой и задумчиво произнес: – Да, конечно, историю пишут победители. И пишут то, что они считают чистой правдой. Своей правдой.
Что Иван при этом имел в виду, он не пояснил, а вместо этого продолжил:
– Мои дела в данный момент идут неплохо, мое участие в ближайшее время вряд ли понадобится, так что поеду-ка я с тобой в Балтимор. Только ты будешь делать вид, что со мной не знаком, чтобы твое английское начальство ничего не пронюхало. Мы договоримся с тобой – я оплачу постройку кораблей, а также найму команду. Я же потом приеду принимать готовые клипера. И, если хочешь, то потом я съезжу для приемки и в Бостон.
– А что вы за это хотите? Ведь вы деловой человек и в каждом деле ищете выгоду.
– Я ж говорил – буду рад, если мне когда-нибудь возместят мои затраты, только и всего. Без процентов, – усмехнулся Иван. – Уж очень мне хочется вернуться на Родину. После смерти жены и детей здесь меня ничего уже не держит. А в России я могу пригодиться – кое-что знаю, кое-что умею. Я вообще-то был хорошим механиком и собирался рано или поздно учиться на инженера. Так что кое-какие задумки имеются. А здешнее дело я продам.
– А почему вы раньше не вернулись?
– Хочешь, верь, хочешь, нет, но у нас многое рассказывали про императора Павла, и в основном плохое. Да и в наших учебниках о нем писали всякое разное. Дескать, он хороших людей мучил и по своей прихоти отправлял их в Сибирь. Причем целыми полками[11]. Но если ты считаешь, что он хороший император… то я, пожалуй, поверю тебе. А теперь иди спать. Завтра тебе лучше будет перебраться в гостиницу – это для того, чтобы твои английские шефы ничего не заподозрили. А потом, через пару дней, мы отправимся в Балтимор. Сначала я, потом ты.
1 августа 1801 года. Французская республика. Париж. Дворец Мальмезон. Майор ФСБ Андрей Кириллович Никитин, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»
Подготовка к широкомасштабной операции, которая нарушила бы морскую торговлю англичан сразу во всех морях Мирового океана, тем временем шла своим чередом. Подтверждением тому была весьма интересная сегодняшняя встреча с одним из французских моряков, которого я встретил во дворце Мальмезон.
Наполеон обожал сюрпризы. В этом я успел убедиться во время практически ежедневных встреч с ним. Вот и сегодня он прислал мне записку, из которой я смог понять лишь то, что мсье Первый консул желает познакомить меня с человеком весьма интересным и полезным. Что это за человек и чем конкретно он может быть полезен, из этой записки понять было невозможно.
Я был в приемной Наполеона в указанное время. Секретарь, любезно со мной поздоровавшись, попросил меня немного обождать. Кроме него и меня в приемной находился лишь один человек. Внешность его была весьма примечательная. Представьте себе – детина лет тридцати, ростом под метр восемьдесят, плотного телосложения, с круглым лицом, усыпанным веснушками, отчего он напоминал пацана-переростка. Маленькие хитрые глазки, узкие
