Северный дракон - Ерофей Трофимов
Раздевая тела, парень по очереди оттаскивал их подальше от тропы, даже не собираясь заниматься похоронами. Это были его кровные враги, и тратить на них свои силы и время Леха не собирался. Избавившись от тел, парень задумчиво оглядел добытую одежду и мрачно скривился. Стрелял он по привычке в грудь, так что стирки ему предстояло много. Мягкие свинцовые пули из его винтовки, пробивая грудину, сплющивались и не проходили насквозь, но раны оставляли серьезные. Так что все добытое ему еще предстояло привести в порядок.
Вообще, в сложившейся ситуации парню очень повезло. И в том, что егеря не стали разделяться, преследуя его. И в том, что, увлекшись погоней, они вломились в овраг, словно кабан в камыши. И в том, что они не ожидали от него умения так быстро стрелять. А стрелял Леха действительно быстро. Так он еще не стрелял никогда. В него словно бес вселился. Рычаг винтовки смещался словно заведенный, благо огонь ему нужно было вести сверху вниз, а спрятаться егерям было негде.
Мрачно скривившись, парень увязал окровавленную одежду в один большой узел и, закинув его вместе с амуницией на плечо, отправился в обратный путь. До бабушкиного хутора было примерно верст десять. До лагеря, откуда начался этот забег, около двенадцати, так что Леха, едва выйдя из распадка, тут же свернул в сторону. Идти обратно по собственным следам было бы глупо. Вполне возможно, что следом за егерями идут обычные солдаты. Подобного варианта парень не исключал.
Уже в полной темноте добравшись до хутора, Леха натаскал воды из родника и, замочив в корыте всю добытую одежду, завалился спать, даже не поев. Слишком много сил отняли три последних дня. Проснулся он от того, что солнечный луч, просочившись в небольшое окно, уперся ему прямо в прикрытый веком глаз. Поморщившись, парень длинно, от души зевнул и, потянувшись, покривился. Рана снова дала о себе знать. Вздохнув, Леха поднялся и отправился приводить себя в порядок.
Первым делом, после умывания, требовалось заняться раной. Минувшим днем парню пришлось крепко потрудиться, и на бинтах снова проступила сукровица. Приготовив все для перевязки, Леха старательно отмочил присохшее к ране полотно и принялся снимать повязку. С шипением отодрав последние витки, он развернулся к свету и принялся рассматривать место ранения.
Все было не так плохо, как казалось. Да, рану он растревожил, но корочка, благодаря травам, только треснула. Отсюда и сукровица на бинтах. Вздохнув, Леха снова протер рану первачом и, засыпав ее смесью трав, принялся бинтовать живот заново. Стоявший на печке медный чайник, закипев, принялся тарахтеть крышкой. Тихо выругавшись, парень прижал моток полотна локтем и, подхватив тряпицу, снял его с огня.
Кое-как перевязавшись, Леха занялся завтраком. Есть хотелось неимоверно. Последний раз ел парень прошлым днем, еще до боя в овраге. Так что проснувшийся желудок требовал пищи весьма настоятельно. Отыскав среди трофеев сухари и банку тушенки, Леха решительно всадил в банку свой охотничий нож. Не тратя времени на разогрев или еще какую готовку, он отогнул отрезанную крышку и, подцепив клинком кусок мяса, с ходу отправил его в рот.
Смолотив банку тушенки вприкуску с дюжиной ржаных сухарей, Леха с блаженным видом откинулся на стену дома и, сыто отдуваясь, тихо проворчал:
– Вот теперь и хозяйством заняться можно. Сегодня делами по дому займусь, а завтра к лагерю сбегаю. Посмотрю, как они там без меня, – зло усмехнулся парень, поглаживая ладонью рукоять револьвера, с которым не расставался с момента добычи.
Попив чаю и немного передохнув, Леха занялся стиркой. Замоченные ночью в щелоке добытые вещи, к удивлению самого парня, отстирались полностью. На всякий случай потерев пятна еще и песком, Леха развесил все на заборе за домом и, выплеснув из корыта воду, устало осмотрелся. Солдаты, убив бабушку, разорили все хозяйство, унеся с собой не только кур для еды, но и уведя ее единственную козу. Да что говорить, если они даже ополовиненный горшочек с медом утащили. Только в сенях, в большом ларе оставалось пару мешочков муки и мешок ячневой крупы.
– Нехристи, – выругался Леха, беря в руки веник и начиная сметать нанесенный в дом мусор. – Что не унести, то сломали. Ладно хоть сам дом сжечь не додумались.
Тихо беседуя с самим собой, парень высказывал то, что беспокоило его с самого начала этой истории. Ведь после гибели станицы идти ему, кроме как на этот хутор, было просто некуда. Благо была середина лета и до холодов еще имелось время. Но сделать предстояло очень много. Тут и заготовка дров на зиму, и плетение или покупка сетей для рыбалки, и поиск тары, где можно будет хранить продукты зимой.
– Твою ж за ногу! – выругался Леха, вспомнив, что для заготовок нужна соль. – А ведь бабушка словно чувствовала, все говорила, что нужно на торг за солью съездить. Своей у нее мало осталось. Выходит, это мне теперь придется еще и соль искать.
Выметя дом, парень вышел на улицу и, присев на ступеньку крыльца, вздохнул:
– Делать нечего. Придется в станицу идти и начать по подвалам шарить. Без припасов мне тут одному не выжить. Денег нет, а одной охотой не проживешь. К мясу завсегда хлебушек нужен.
Так, тихо ворча себе под нос, Леха поднялся и, подхватив винтовку, отправился к бабкиному леднику, устроенному на другой стороне сопки, где стоял бабушкин дом. Этот ледник выкопал еще его прадед. Свод укрепил стволами лиственницы, а пол выложил плоскими камнями, на которые потом бросил ровные жерди. Вход был с двумя дверями. На первой, что выходила наружу, был набит мох. За ней висела старая медвежья шкура. Дальше коридор на три шага и еще одна дверь, обитая с двух сторон оленьими шкурами.
Сделано все это было не просто так. В ледник зимой приносили с реки пиленый лед и укладывали его на жерди и вдоль стен. И только потом на этот лед ставили бочонки с зимним припасом. Эти две двери помогали сохранить лед до следующих морозов. А вместе со льдом и все зимние припасы. Прихватив из дома свечу, Леха спустился по тропе к двери и, чиркнув кресалом, затеплил огонь.
