Николай I. Освободитель. Книга 4 - Андрей Николаевич Савинков
18 июня после долгих приемно-сдаточных испытаний на баланс Балтийского флота был принят первый в мире экспериментальный пароходофрегат — вернее просто пароход — «Генералиссимус Суворов» полностью избавленный от парусного вооружения. Около 900 тонн водоизмещения, 24 орудия, две паровые машины по 150 лошадей каждая, крейсерский ход в районе 10 узлов, максимальный — 14.
Корабль получился, по правде говоря, не слишком красивым, во всяком случае до раскидывающих во все стороны белые крылья парусников ему было далеко. Две торчащие над низкой палубой трубы, источающие черный, пахнущий отнюдь не французскими духами дым, закрывающие чуть ли не треть борта, шлепающие по воде колеса, утилитарный, лишенный всяческой романтики вид. Низкий по сравнению с парусниками борт, отсутствие выраженных надстроек делали корабль похожим на коптящий утюг, какая уж тут красота.
Жители столицы к этому времени уже успели привыкнуть к ползающим по реке пароходам, никто на очередную «коптилку», путь даже она была больше других, особого внимания не обращал. Хотя поначалу люди собирались вдоль набережных, кричали, махали руками, некоторые пытались — от большого ума — святым крестным знамением изгнать в ад чадящих монстров.
— А все ж обычные корабли мне больше нравятся, — покачал головой Александр, которого я позвал прокатиться на боевом пароходе. — В них больше души что ли.
На это заявление я смог только хмыкнуть.
— А вы что скажете, господин капитан первого ранга?
Оказавшийся первый раз в столь высокой компании Лазарев отчаянно робел, но старался держать марку. Вернувшийся год назад из первой антарктической экспедиции Михаил Петрович Лазарев был осыпан наградами с головы до ног. Получил орден Александра Невского третей степени, а также производство в капитаны 2-ого ранга минуя звание капитан-лейтенанта. Почти как Гагарин, впрочем, достижение по значимости были похожего порядка.
Хотя формально главой экспедиции был не он, а князь Меньшиков, вообще попавший на флот случайно — благодаря очередной придворной интриге его спровадили подальше от монаршего тела — всем было очевидно, что основную тяжесть организации экспедиции вынес именно Лазарев, а непосредственно командовал командир 1-ого ранга Лисянский, занявший в этой истории место Беллинсгаузена.
Я с Лазаревым пересекся на награждении — просто было интересно посмотреть на очередную историческую личность — и неожиданно проникся. Михаил Петрович оказался умным, знающим моряком, талантливым военным и отличным организатором, знал толк не только в географических открытиях, но и, например, в кораблестроении. Ну и в общем, такого ценного кадра я быстро сгреб в охапку и зачислил к себе в свиту, сделав штатным консультантом по морским делам. Так что «Генералиссимуса Суворова» Лазерев видел, мягко говоря, не в первый раз, можно сказать, вся достройка корабля проходила под надзором этого специалиста.
— А мне нравится, ваше императорское высочество, — в присутствии императора, капитан не решился называть меня по имени отчеству. — Чувствуется дыхание нового времени.
— Весьма зловонное дыхание, — ехидно откликнулся Александр. Именно в момент диалога ветер изменился и нас обдало частью «выхлопного» шлейфа. А еще из-за несовершенства машин в воздух во множестве попадали мелкие неперегоревшие части сажи, которые потом выпадали на палубу и суетящихся на ней матросов.
— Зато от ветра не зависит, можно плыть в любую сторону по своему желанию.
— Но не далеко, — покачал головой Император.
Его как и большую часть военного ведомства идея строительства пароходного флота совсем не вдохновила. Впрочем, тут их судить сложно, преимущества пара перед ветром были пока еще откровенно неочевидны. Пароходы зависили от угля, как в логистическом плане, так и в денежном, а на флоте у нас традиционно экономили. Плюс большие бортовые колеса, закрывающие треть палубы, сокращали возможность установки пушек. С последним мы собирались бороться установкой гребного винта вместо колес, однако задача эта с технологической точки зрения оказалась весьма непростой, и пока она находилась в стадии, так сказать, отработки.
В общем, как уже было сказано, моряков боевые пароходы не заинтересовали, что, впрочем, не означало ненужность пароходов вовсе. Нам был выдан заказ на постройку пяти паровых буксиров и пяти разъездных паровых катеров в течении следующих двух лет. Плюс на верфях Берда, разросшихся к этому времени и вплеснувшихся за пределы Матисова острова, весной заложили две паровых землечерпалки.
С ними получилась вообще забавная штука. Я поначалу было поручил своим инженерам подумать над самой возможностью такого корабля, но вскоре выяснилось — спасибо информационному отделу — что подобные суда уже давно и вовсю строят в Голландии. Да, эта страна сейчас была частью Франции, но такое положение вещей совсем не мешало голландцам продолжать строить корабли, в том числе и такие вот специализированные.
Дабы не множить сущности, я банально купил одну землечерпалку, привез ее в Россию и отдал своим корабелам и механикам на растерзание. Те несколько месяцев ее курочили, что-то там себе думали и в итоге сказали, что смогут сделать такую же только лучше. При этом голландский аппарат собрать заново, что характерно уже не смогли…
— Построим угольные станции, — вернулся я к предмету обсуждения. — В Ревеле, Риге, Мемеле и на Рюгене и все Балтийское море будет для пароходов вполне доступно. На Чёрном море у нас тоже в достатке пунктов где можно сосредоточить запасы угля. И в Крыму, и в устье Дуная и на восточном побережье. В открытый океан пароходам пока еще, конечно, рано, но для внутренних морей они уже вполне годятся. Думаю, адмиралы за возможность маневрировать, не завися от ветра вполне согласятся пожертвовать красотой парусов.
— Думаю, что, учитывая более низкий центр тяжести пароходов, можно попробовать обшить борта листовым железом, задумчиво протянул Лазарев, глядя вдаль. Туда где Маркизова лужа выходила в Финский залив. — И тогда из открытых уязвимостей останутся только колеса да трубы.
Император заинтересованно обернулся на капитана 1-ого ранга, я перехватил этот взгляд и с улыбкой подмигнул брату, мол: «Знай наших».
Идея обшивать корпуса деревянных кораблей металлом была в общем-то не нова. Это уже во всю практиковали, обшивая днища медью не для защиты, правда, от вражеских ядер, а чтобы всякая гадость в океане меньше на корабле нарастала. Борта обшивать металлом не было возможности из-за потери остойчивости, которая неминуемо бы произошла из-за дополнительного «поднятия» центра тяжести.
Проблема была в том, что очень большая часть водоизмещения парусного корабля «пожиралась» балластом, укладываемым на самое днище, и необходимым для парирования массы высоко задранных в небо мачт и парусов. Пароход был естественным образом этого недостатка лишен, и соответственно высвободившееся водоизмещение можно было пустить на более полезные вещи. Во-первых, загрузить корабль хорошим запасом угля, а во-вторых подумать о броне.
— Для этого нужно машину существенно мощнее, иначе будет стальная колоша телепаться по воде со скоростью в три узла. Это не серьезно.
Мимо нас, стоящих у левого борта парохода, рядом с размеренно плюхающим по воде колесом, укрытым в деревянный кожух, пробежала пара матросов из машинной команды. Белые из традиционные для русского флота морские робы, были плотно припорошены угольной пылью, а на лицах были видны грязные разводы. Следующие сто лет, до перевода кораблей на жидкое топливо уголь будет спасением и одновременно проклятием моряков. Чего стоит только процедура погрузки топлива в недра корабля. Скорее всего в будущем для этого придумают облегчающую это дело машинерию, возможно внесут в конструкцию кораблей какие-то изменения… Но пока единственным используемым средством был обычный мешок из грубого конопляного холста. В лучшем случае еще можно лебедку какую-нибудь задействовать, дабы хотя бы на палубу уголь забрасывать не вручную. Ну а дальше по всем лестницам и переходам корабля на своих двоих с четырьмя пудами угля на горбу. А потом отмывать все помещения, поскольку главное на флоте — это чистота и порядок. В общем, переход с парусов на пар очевидно никакого облегчения морякам не обещал.
И кстати насчет жидкого топлива. Я наконец добрался до Кавказской нефти, и за пару недель до описываемых событий в Петербург пришла самоходная баржа, доверху заполненная сырым черным золотом. Теперь на экспериментальном химическом заводе собирали установку по перегонке нефти и добычи из нее керосина. Потом под него нужно будет сделать подходящую лампу: масляные светильники в принципе уже существовали, но я подозревал, что без дополнительной переделки все равно
