Сапер. Том IV - Алексей Викторович Вязовский
Я отвлекся, задумался о своем. Красиво чешет, да только я таких историй тоже могу без счета наболтать. Может, не так складно. А то у этого Дробязгина получается, что как он пригнется где, так сразу вместо него то пуля, то снаряд, то еще какая зараза другого сражает. Ему бы книжки писать, да кто ж будет такое печатать — как воду из пруда пить не могли, потому что она от крови красной была. Или вот только что рассказал как за два кило пшена получил полную признательность хозяйки хаты, где стали на постой. А крупу он где взял? То-то и оно.
И вдруг бесконечный рассказ прервался, и Ваня сказал: «Ойглявсё». Или как-то похоже.
— Что там, Дробязгин? — недовольно спросил Бедридзе.
— Щелкнула, — спокойно, даже равнодушно ответил Дробязгин. — Давайте, хлопцы, отходите подальше.
— Что там щелкнуло? — недоумевающе спросил подошедший комротой. — Вечно ты всё выдумаешь!
— Мина, — ответил я вместо Вани. — Нажимная.
Глава 4
— Сейчас она на взводе, — я посмотрел внизу, заметил среди хвои маленький кусочек знакомого зеленого корпуса. — А как сойдет он с нее, подпрыгнет — и взорвется. Не видел такого счастья?
Бедридзе чуть заметно качнул головой в сторону, будто ему вдруг стал тесен ворот гимнастерки, и облизал губы. Ну да, только под бомбежкой побывали, и тут на тебе, новая напасть.
А Ваня этот молодец, не сплоховал. Вон, вытаскивает всё из карманов, отдает товарищу своему, до сих пор молчавшему. Чтобы, значит, с трупа не пришлось собирать. Еще и байки травить продолжает.
— Вот ты, Кирсанов, под ноги смотреть не забывай. Ладно я, дурак, а ты у нас в авангарде, всё замечать должен. Помню, вот так тоже под Белгородом шли, я, понятное дело, как самый хитрожопый, сзади, замыкающим. А Вадик Гиркин, он вместо того, чтобы окрестности обозревать, мечтать начал. О мамкиных пирожках наверное. Я и сам про такое думал, мы тогда из окружения вторую неделю выбирались, и уже всерьез начали обсуждать, какую кору грызть лучше. И не заметил этот боец, Кирсанов, воронку, полную воды. И грохнулся туда. На вот тебе фляжку, хорошая, не мятая, память про меня будет. В ней когда-то коньяк даже был, цени. И вылезает этот еврейчик, весь в грязи, мокрый, и в пиявках. Только на роже три штуки висело, представляешь, Кирсанов? Не три, конечно, это я загнул, одна всего, остальные в карманах у него были. Ну всё, хлопцы, прощайте, — и Ваня широко перекрестился.
— Погоди прощаться, Дробязгин, — перебил я его. — Придется, наверное, еще повоевать. Потерпи только.
— Так если прыгнуть в сторону и залечь, товарищ полковник, то ноги все равно побьет, а вам меня тащить потом на себе, если живой останусь. Не дело это.
— Не тарахти, дай подумать, — ответил я.
Подсунуть бы сейчас ему под ногу лист жести, да прижать хорошенько, почти весь взрыв бы под него пошел. Да вот не захватили мы такое богатство с собой. Бежать в поисках подходящего вперед или назад — тоже не выход. Это ведь только кажется, что постоять на одном месте часок-другой неподвижно — дело плевое. Нога затечет, захочется хоть немного переступить. Вот тут и жахнет. У бойцов лопатки есть, но там площадь мало…
— Так, Бедридзе, срочно вот здесь окопчик ройте, — показал я. — На двоих. Бруствер в этом месте делайте, с правой стороны. Быстрее, времени мало!
Про затекшую ногу я решил не говорить: зачем волновать людей лишний раз? И так все на взводе, каждый копает и думает — а не сдетонирует ли мина от такого? Ведь рядышком совсем.
Сколько там норматив рытья окопа, предназначенного для стрельбы стоя при помощи пехотной лопатки? Час с минутами вроде. Но это одному, не поднимаясь, под обстрелом. А если втроем? Да вольготно расположившись? И с таким стимулом? Минут за тридцать, думаю, управятся, а то и быстрее. Грунт здесь хороший, ни камней, ни корней, в меру влажный, копай в свое удовольствие.
Я на часы не смотрел, но как по мне, быстро всё сделали. Да, на конкурс не выставить, так нам того и не надо. Сколько там пройдет с момента вылета мины вверх до взрыва? Пара десятых секунды? Хватит нам времени, чтобы скатиться в яму? Защитит нас бруствер от осколков? Вопросы, одни только вопросы, а ответов не особо много. Может, случится чудо, и ничего не сработает? Ну, на такое я бы надеяться вообще не стал. Готовься к худшему, и всё что будет не самым плохим, уже сойдет за хорошее.
Разве что выиграть еще хотя бы миг, чтобы Дробязгин наверняка успел сигануть в окопчик. Ну и я вслед за ним. Прижать бы чем мину, хоть ненадолго. Только чем? Лопаткой? Не получится, очень уж нежная кнопочка. Придется ножом. Самое оно будет.
Последние минут пять Ваня уже не травил байки, а только смотрел на медленно растущую насыпь, да утирал пот со лба пилоткой. И нога, которой он стоял на мине, предательски дрожала от напряжения. Затекла уже, наверное.
Ладно, что тянуть? До глубины бункера все равно не докопаться. Пора. Я взял нож и аккуратно, потихонечку, начал заводить его под подошву Дробязгину. Вот здесь, сейчас…
— Тащ балковник, может, я? — прошептал Ильяз. — Тихонечко так… сделаю?
— Пшел вон, не трынди под руку! — остановившись, гаркнул я. — Ты где сейчас находиться должен? Быстро в укрытие! Думаешь, бессмертный?
Ахметшин обиженно засопел, но не сказал ничего. Вот же… неугомонный. Точно пистон надо вставить. Получил приказ — выполняй. А то почувствовал себя особой приближенной. Гонять буду как Сидор свою козу!
Нож потихонечку продвигался, вот сейчас, совсем немножечко… И тут Дробязгин оступился. Даже не так. Просто перенес слегка вес на другую ногу. «Нет!» — мелькнула мысль, когда я понял, что всё пошло не так. В голове ускоренно пронеслась картинка, как мина… Сейчас рванет прямо под но…
— Ааааааааааа!!! — закричал уже в прыжке Ваня, видать, слушавший шевеление под ногой намного внимательнее моего.
Сбил меня боец из неудобного положения, и я полетел в окопчик спиной вниз. Но даже испугаться не успел, как рвануло. Едва мы приземлились, причем, тряхнуло меня неслабо, и взорвалась мина. Сверху посыпалась землица с бруствера, по закону подлости попавшая мне в глаз, и присыпавшая нос.
— Ты как, Дробязгин? Живой? — спросил я, выбираясь из-под пыхтевшего на мне бойца.
— В основном да, — прохрипел Ваня, пытаясь повернуться. — Только… ооооой…
— Ранен?
— Да нет вроде, вот вы прямо сейчас… самое дорогое… очень больно коленом задели…
— Чтоб ты обосрался, Дробязгин, когда воды рядом не будет! Давай, слезай с меня, и нож мой ищи. А то дорогое удовольствие получается, на каждого засранца по ножику тратить!
* * *
Три осколка небольших ему в спину всё же попали, и мы потратили еще сколько-то времени на обработку. Везунчик, конечно, этот боец. Успел сообразить, что случилось и как действовать надо. Потому что начни он делать следующий шаг — и всё. В лучшем случае без ноги бы остался. И меня прикрыл, хотя думать некогда было. Надо, наверное, забрать его с собой. Я же помню: всё, что сделал податель этой бумаги… Вот и посмотрим, так ли он нелюбим всем смертоносным, как рассказывает. К тому же парень он пробивной, пригодится. Подумаем.
Самое интересное в этой истории, как выяснилось, еще не случилось. Пока все охали и пересказывали друг другу как они героически спасали Дробязгина, Ильяз, игнорируя опасность нарваться на другую мину, зачем-то начал бродить по окрестностям. Может, размышлял, стоит ли жить после того, как я ему четко указал направление желаемого движения. Или просто решил по нужде отойти. Короче, пообижался немножечко, а потом начал под ноги смотреть. И высмотрел след от сапога мужского, оставленного обувкой неведомого размера, отпечаток был неполный. А потом решил, что доложить надо сейчас, а слезы лить — может и подождать.
— Тащ балковник, там… обнаружил… — сообщил он мне, как раз прячущему в карман тот самый ножик.
— Что именно? Немецкий штаб? Гитлера со спущенными штанами? Женскую баню?
— Наблюдательный бункт! Откуда немцы сигнал дают!
Ого!
