На руинах нового мира - Юрий Артемьев
Светлану всю трясло, как будто в лихорадке. Мне даже стало её так жалко, что захотелось обнять, прижать к себе. согреть своим теплом и успокоить… Но боюсь, что она меня может не так понять… А мне совсем не хотелось, чтобы она даже на секунду восприняла меня неправильно.
А она всё никак не могла успокоиться… Видимо эти трагические моменты из недавней истории её жизни, всплывая в памяти, вызывали новый приступ истерики. Она же всё-таки не закалённый в боях воин, а всего лишь маленькая девочка, в одночасье потерявшая своих близких… И сейчас она делилась со мною своими переживаниями… Казалось, что я для неё стал кем-то, кому она наконец-то может довериться… И доверить свою история…
— Я, наверное, потеряла сознание, так как плохо помню, что было дальше. Очнулась от холода. Всё моё тело трясло мелкой дрожью. Перед моим лицом был грязный лёд. Я лежала на тротуаре возле какого-то дома, а за моей спиной горел «Мерседес». Это был его «Мерседес»… Больше в переулке никого не было. Пламя, огненными лепестками гигантского красного цветка, вырывалось из окон машины… А ещё мне было видно, что на передних сиденьях сидят люди… Сидели люди… Обгоревшие до черноты силуэты людей… Они ярко горели, и уже было не видно ни лиц, ни каких-то других деталей…
Но я-то знала, что это горят они. Он и моя мама. Самые близкие мне люди на всей этой земле… Вот, справа на пассажирском сиденье горит моя мама…
* * *
Я не перебивал её, но мне кажется, что я и не смог бы этого сделать. Похоже, что не для меня она всё это сейчас рассказывала. По крайней мере, не только для меня… Она же не просто так изливала мне душу. Просто, наверное, она хотела именно сейчас выговориться, чтобы хоть как-то утолить печаль прошлого. Ведь поделившись с кем-то своим горем, можно разделить это горе на двоих… А внутри неё горит такой пожар невысказанной горечи потерянной в одночасье жизни… И чтобы его потушить надо вылить в огонь много крови… Красной-красной крови врагов…
* * *
— Они уже сидели и не двигались. Мне не было слышно ничего, кроме треска пламени… Я поняла, что они уже мертвы, и я ничем не могу им помочь. Как только я попыталась приподняться с мёрзлого асфальта, то произошел ещё один взрыв. Меня опять отшвырнуло в сторону… Но я снова встала и пошла. Любопытные прохожие только ещё начали заглядывать в переулок, когда я уже вышла из него. Я снова попала на ту улицу, где минут ещё пять-десять назад он не смог припарковаться. На меня никто не обращал внимания, несмотря на то, что я была вся перемазанная грязью, в рваных джинсах и с ободранными коленками. В руках я сжимала мамину белую сумку. Мне всегда нравилось её таскать, и когда мы ходили по магазинам, она чаще всего была у меня в руках. Может быть, мне казалось, что я с этой сумкой выгляжу взрослее…
В глазах Светланы блестели слёзы… Она не плакала навзрыд, не всхлипывала… Просто слёзы появлялись в её глазах и стекали крупными жемчужинами по щекам… Как и тогда, когда на её глазах заживо горели её мама и тот, кто смог стать ей другом…
— Я не плакала тогда, но слёзы сами текли из глаз. На улице был мороз, но лицо моё как будто горело, и на горячих щеках слёзы не замерзали. Куда я тогда шла? Я и сама не знала. Никто из встреченных мною людей не обращал на меня никакого внимания. Я чувствовала себя чужой среди этих чужих мне людей… Чужой в этом чужом городе… Я была абсолютно чужой в этом чужом и чуждом мне мире… Как я тогда оказалась возле дома, в котором мы с мамой снимали квартиру? Я этого не помню. Наверное, ноги сами привели меня к единственному месту, которое я сейчас хоть как-то могла считать своим домом. Ключи были у меня с собой… Вот же они лежат в маминой сумке… В маминой сумочке…
Света тяжело вздохнула, видимо, собираясь с мыслями, а потом продолжила:
— Я вошла в квартиру и заперла за собой дверь… И в этот момент все силы меня просто оставили. В прихожей я села как была, прямо в одежде и не разуваясь прямо на грязный пол, и разревелась. Вот тут уже я плакала не стесняясь никого. Мне было так плохо, что я плакала и не могла остановиться… Снег таял на моей обуви и одежде, а я плакала. Подо мной уже была целая лужа… то ли слёз, то ли талой воды. Мне вдруг стало так холодно… Очень холодно. Меня трясло, как я не знаю… Так было зябко, что аж зубы стучали. Я разделась прямо в прихожей, бросая снятое как попало, босиком прошлёпала по коридору и залезла в ванну. В пустую ванну… И только потом, спустя несколько минут, опомнилась. И включила воду… Горячая вода поднималась всё выше. Вот уже и по горло, а я всё не могу согреться. Мне так холодно. Меня трясёт… Я плачу… Мысли бегают в голове, но никак не могут остановиться ни на секунду.
Девочка сделала паузу… Она сидела, закусив губу… Но ещё пару минут не могла продолжить…
— На мгновение мне показалось, что всё это сон… Страшный, страшный сон, который скоро пройдёт… Сейчас войдёт мама и разбудит меня… Мама… Мамочка… Я снова зарыдала… Время шло, и я понемногу согревалась. Не помню как, но я умудрилась заснуть прямо в ванной. И проснулась я только тогда, когда вода остыла, и снова стало холодно. Ни о чём не думая, чисто машинально, я вытерлась насухо полотенцем, пошла в комнату и залезла под одеяло. Я обняла подушку… Она пахла мамой… Мне снова захотелось плакать, но видимо слёз уже больше не было. Я опять заснула. А когда проснулась, то уже было утро. Даже не утро, а день. Следующий день… Вчерашние события уже не были чем-то нереальным. Это было уже вполне состоявшееся событие из прошлого. Из моего прошлого… Ведь это всё уже прошло и ничего нельзя вернуть назад, как бы я этого не хотела. Мама… Милая моя мама… Олег… недавно ещё совсем незнакомый мне человек, который постарался меня понять и смог стать мне другом… Я никогда их не забуду… И никогда я не прощу их смерть тем, кто это сделал… Я уже точно знала, что и как я буду делать. Я не знала только одного. Кого? Кого мне винить в смерти моей мамы и Олега? Кого я должна приговорить к смерти? Как осуществить приговор я уже знала.
Она замолчала. Глаза её блестели то ли от слёз, то ли от той ярости и ненависти, которую она испытывала к тем, кто лишил её близких и дорогих людей.
* * *
Я слушал эту маленькую девочку и ловил себя на мысли, что она взрослее многих взрослых. Даже то, как она говорит, какие слова и эмоции звучат в интонациях её голоса, говорило о том, что это уже взрослый человек. Человек, который знает цель своей жизни и никуда не свернёт с выбранного пути…
И вот теперь я не знаю, что мне делать дальше со всей этой историей. Да и вчера, всё, что я делал, было сделано чисто инстинктивно, но выглядело, как абсолютно бредовое и иррациональное поведение.
Есть у меня одна удивительная способность — влипать по самые уши во всякие неприятности. Вот поэтому я ещё не майор и не начальник ОУР ОВД, хотя мог бы им давно уже быть.
Я осмотрел её рану… Ну что же. Для
