Совок-4 - Вадим Агарев
— Есть, товарищ полковник! — вытянулся Саушин, — Разрешите идти?
— Погоди! — Аркадий Семенович немного успокоился и его холёное лицо опять приняло привычное выражение довольного жизнью барина. — Тебе известно, что наш юноша свою начальницу, эту, как её, Зуеву, кажется, пользует?
— Никак нет, товарищ полковник, такой информации я не имею! — съежился под недобро-насмешливым взглядом Мелентьева Саушин.
— Теперь имеешь! — жестко припечатал полковник, — Выражаю тебе, Алексей Викторович, своё неудовольствие! Это ты мне должен добывать информацию, а не наоборот. Иди, работай и постарайся меня больше так не расстраивать!
Земфира неверна…
Раскрывшаяся дверь меня сильно и неприятно удивила. Прежде всего, так это стоявшим на пороге живописцем ТТУ Эдуардом Сарайкиным. Художник был в женском переднике, а рукава его рубашки были закатаны до локтей. В душе что-то расстроенно заверещало. Похоже, что лежбище, на которое я так рассчитывал, занято вот этим вот ушлёпком.
— Здравствуйте! — подпустив петуха в голос, настороженно поздоровался со мной профессиональный прелюбодей и изменщик Эдик.
— Ты, Сарайкин, чего здесь, сука, делаешь?! — оставив приветствие оформителя без ответа, поинтересовался я.
— Ну.., так эта, ну живу я как-бы здесь, — сдувшийся Эдуард уже не пытался демонстрировать мне свою уверенность и твердость жизненной позиции.
— А какого хера ты здесь как-бы живешь? Вера где? — не стал я рассусоливать.
— Так дома она! — обрадовался любвеобильный маляр, сообразив, что внимание неприветливого визитёра можно отвести от себя в сторону, — Вера-а! — заблажил он вовнутрь квартиры.
Совсем скоро из-за неширокой спины живописца показалась Верочка. Обойдя худосочную дылду с козлиной бородкой, моя несбывшаяся надежда на постой улыбнулась.
— Здравствуйте, Сергей! — поздоровалась она и слегка повернув голову, бросила назад — Ты иди пока, я не долго!
Я невольно опустил взгляд на ее выпирающий живот и окончательно распрощался с иллюзиями. Мне даже показалось, что этот верочкин живот по своей форме точно такой же, как и тогда у Галины Суторминой, когда я ездил к той в Октябрьск. А с другой стороны, все логично, вон он, сука, производитель этих животов, в фартуке по квартире гуляет! По той самой квартире, в которой я со всем своим душевным спокойствием должен был бы эту неделю перекантоваться.
— Здравствуй, Вера! — улыбнулся я, — Помнишь, ты меня приглашала в гости?
— Помню, как не помнить! — тоже с улыбкой и не скрывая грусти, ответила мне она, — Помню, как приглашала и как ты пообещал, что придешь! Только очень уж долго ты шел, Сергей! — Вера прислонилась плечом к косяку.
— Зайдешь? Чаем угощу! — разглядывая меня, Вера улыбнулась своей прежней улыбкой, — Эдик там пирожков напёк. Он у меня мастер пирожки печь.
— Нет, не хочу я пирожков, Вера! Пойду я пожалуй. А ты счастлива будь!
Развернувшись, я пошел по лестнице вниз.
Может, правда, взять вот прямо сейчас, да и рвануть в Москву? Севастьянов примет и на службу при себе определит. Он еще тогда, когда мы громили сомкнувшуюся с мясокомбинатовским жульем номенклатуру, к себе работать приглашал. Но смерть Сони и сломленные этой смертью Лишневские не позволили мне уехать. Да и не хочется мне в эту Москву. Был я уже в ней и мне там не шибко понравилось. За несколько лет пребывания в ней, стойкая ассоциация огромного столичного города с Казанским вокзалом так и не пропала.
Нет, если и решусь на переезд, то никак не теперь. Мне еще эвакуацию Лишневских провернуть надо. Да так провернуть, чтобы самому под расстрельную статью не попасть. Следовательно, прямо вот сейчас мне надо искать берлогу. Экстренно снимать жилье, это в данный момент не для меня. Все маклеры, как и сдатчики квартир, комнат и койко-мест, все они через одного, а то и каждый, шпилят на участковых и оперов. Значит, это не мой путь.
В голове остался только один вариант. Призрачный, авантюрный, но вариант. Следовательно, мне надо поторопиться, поскольку предстоит проехать полгорода, а рабочий день уже заканчивается. Прибавив шагу, я направился в сторону оживленных улиц.
Такси я ловил недолго, а вот пиковое время нервы мне помотало. Когда расплатившись, я вышел из машины, настроения у меня еще поубавилось. Почти все окна четырех этажей казенного присутствия не светились. И отработавший люд уже схлынул. Уповая на судьбу-злодейку, я начал высчитывать горящие окна второго этажа. И это у меня никак не получалось. Плюнув на арифметику, я пошел ближе к центральному входу. Уж, если мне повезет, то нужный мне человек незамеченным пройти мимо не сможет.
И не прошел. Горят окна или нет, с этого места я не видел, а вот появившуюся на ступеньках фигуру признал.
— Здравствуй, любимая! — со всей теплотой души, которая только в ней нашлась, произнес я, — Третий час стою под твоими окнами и всё никак зайти не решаюсь! Можно я тебя до дома провожу?
Глава 2
К Дергачеву и Захарченко я с докладом не пошел. Сейчас у меня были дела поважнее и я с легким сердцем нарушил данное им обещание. Надо было уйти из РОВД и сделать один звонок. Не совсем другу, но зато в столицу. А для этого мне надо стряхнуть с хвоста «семерку». Иначе, даже, если они не снимут содержание разговора, то Мелентьев уже через час будет знать, кому я звонил. В тактическом плане это даже было бы неплохо и как-то меня прикрыло бы. Но я уже настроился на серьезные отношения и строил вполне определенные планы касательно Аркадия Семеновича. По-другому никак. Надо его, если не простить, то хотя бы понять. Кто он, что он и, главное, каковы истинные мотивы его нездоровых посягательств на мою судьбу.
Я придвинул к себе телефонный аппарат и вгляделся в отпечатанную на А-4 шпаргалку с внутренними телефонами под оргстеклом на столе.
— Антонина! — обратился я к скандальной приспешнице капитальной женщины, — Скажи мне, любимая, ты по-прежнему божественно хороша?
На том конце учащенно задышали и я понял, что дожидаться ответа не имеет никакого смысла.
— Слушай меня внимательно, Антонина! Я готов тебе простить все твои облыжные оскорбления в мой адрес, но за это от тебя потребуется помощь! — для осознания Тонечкой серьезности момента, я сделал многозначительную паузу, — Ну так, что? Хочешь ли ты снять со своей души камень?
