Время собирать камни - Дмитрий Викторович Распопов

— Евгений Иванович заняты? Если несложно зайдите ко мне пожалуйста.

Положив трубку, он объяснил мне.

— Чазов Евгений Иванович, начальник 4-го главного управления. Отвечает за состояние здоровья руководителей страны и в том числе, Юрия Владимировича.

Вскоре среднего роста человек с пышной шевелюрой на голове и хорошем костюме с галстуком в полоску, появился в кабинете и после того, как нас представили, выслушал мои предложения. Я почему-то думал он сейчас будет превозносить советскую медицину, клеймить Запад и говорить, что я несу чушь и его лечения вполне достаточно, но он меня приятно разочаровал, после глубокого размышления.

— Я читал об этом методе, но у нас он пока не применяется. Если Иван и правда узнает в клинике подробности лечения, а также возьмёт контакты, с кем мы можем из специалистов поговорить лично, то это будет хороший шанс для моего пациента. Я даю добро.

— Настолько всё плохо? — сжал губы генерал.

Врач покосился на меня, но товарищ Белый показал, что при мне можно говорить.

— Я бы сказал так, нам нужно рассматривать любые варианты лечения, — осторожно ответил он, — если бы я точно был уверен, что нам могла помочь знахарка из деревни, я лично поехал к ней.

Его слова нас вообще не обрадовали.

— Хорошо, спасибо за разговор Евгений Иванович, — генерал поднялся и попрощался с врачом. Тот кивнул ему, мне и вышел.

— Да уж, удивляешь ты меня Ваня, и на это у тебя хватило времени, — он странно на меня посмотрел.

Я лишь пожал плечами, вставая со стула.

— Если Юрий Владимирович станет Генеральным секретарём, думаю все мы в стране заживём чуточку счастливее и правильнее, — тихо сказал я, — а если бы я в это не верил сам, то не стал бы вообще вам помогать.

— Заходи Ваня, даже просто чайку попить, — обычно безмятежное лицо товарища Белого дрогнуло от моих слов.

— А про дело меховщиков тогда расскажите? — тут же оживился я, — или о чём с ворами поговорили?

— Или лучше не приходи, — секунда слабости у его прошла, и он помахал мне в сторону двери рукой, выпроваживая прочь.

Хмыкнув, я вышел из кабинета и попрощавшись с секретарём, пошёл вниз.

* * *

Май и июнь пролетели для меня словно одно мгновение, заполненные снова только тренировками и ничем более, даже женщин мне не хотелось, поскольку я настолько сильно уставал за день, что максимум на что меня хватало, это выпить витаминов, которые покупал для меня у фарцовщиков Дима, и поесть, прежде чем принять ванную и словно бревно упасть на кровать.

Так что за неделю до начала товарищеских матчей СССР-США в Калифорнийском университете города Беркли, нас с Димой, Женей и вышедшего два дня назад из запоя моего доктора Александра Семёновича, отвезли в аэропорт, где нас уже ждали знакомые лица из тренеров и других спринтеров. Я поздоровался только с теми, с кем общался раньше, остальных напрочь проигнорировал, подтверждая тем самым свой статус главного говнюка советской легкоатлетической команды.

Не было ни одного человека, кроме меня, кто бы не испытывал мандраж и беспокойство, поскольку вылетали мы в Америку. Спортсмены и тренеры, особенно те, кто там ни разу не был, обменивались мнениями, предполагая, что встретят там. Один я был спокоен и этим привлекал к себе внимание. Если бы они знали, сколько раз я бывал в этой ихней Америке в будущем, я думаю это было бы для всех шоком. Поэтому мой спокойный и флегматичный вид как при прохождении пограничного контроля, так и потом таможенного, заметили не одни спортсмены. Руководитель делегации подошёл ко мне и отведя в сторону, поинтересовался, что у меня случилось, если я так странно себя веду.

Я сказал, что просто сильно устал, постоянно тренируясь, чтобы не посрамить честь родины на чужбине, а он, довольный моим ответом, который принял за чистую монету, пошёл стращать других спортсменов. Летели мы с пересадкой где-то в Европе, поэтому я от нечего делать и правда банальной усталости, просто проспал почти всю дорогу, даже отказавшись от еды. Встал я только раз, чтобы сменить самолёт, поскольку пересаживались мы на рейс американской компании и вскоре задрых и там, попросив улыбчивых стюардесс не тревожить меня в полёте. Что они конечно же и сделали, поэтому растолкали меня уже на посадке мои соседи.

Я с трудом разлепив заспанные глаза, стал приводить спинку кресла в вертикальное положение и пристёгивать ремень, зевая при этом во всю ширь рта, и замечая, как волнуются вокруг меня другие советские люди.

— Ну и горазд же ты спать Иван, — с завистью прошептал мне Дима, когда самолёт наклонившись, пошёл на снижение, — я от волнения, что побываю в Америке, глаз не сомкнул за всё время полёта.

— Молод ты ещё Дима, — ещё раз широко зевнул я.

— Да мы с тобой почти погодки! — возмутился он.

— Морально Дмитрий, морально я старше тебя лет на сорок, — хмыкнул я и прикрыл глаза. Вскоре нас не сильно тряхнуло и самолёт, включая реверс, стал медленнее бежать по ВПП, а вскоре и вовсе поехал в сторону стоянки у терминала.

Припарковавшись, наш транспорт замер на месте, включилось освещение, и пилоты стали зачитывать ненужную пассажирам информацию, естественно на английском. Взволнованным товарищам по соседству я перевёл всё, успокоив их, поскольку они не понимали, что происходит. Вскоре подали транспорт и сначала пригласили советских спортсменов пройти на выход, что мы и сделали, распределившись по двум огромным автобусам с хромированными боками и бамперами. Выглядели они конечно весьма красочно, поскольку ещё к этому были раскрашены в цвета американского флага.

Автобусы мягко тронулись и вскоре выехали на идеально ровную дорогу, везя нас в сторону Калифорнийского университета, как я понял из речи нашего американского гида. Правда говорил он только по-английски, так что понимал в автобусе его только я и представитель МИД-а, ну может быть ещё сопровождающий из органов.

Вскоре со всех сторон послышались тихие переговоры, все обсуждали то, что видели. А посмотреть тут было что, я с усмешкой понял, что нас везли идеологически выверенной дорогой, поскольку вокруг мелькали только чистые, ухоженные домики и магазины, зелёные газоны и белые заборы идеальной американской жизни, вот только я знал, что происходит за всем этим красивым фасадом, и внешним лоском. Грязные, вонючие, засраные города, нищета и наркомания.