Владимир Свержин - Внутренняя линия

— Вы задаете непростой вопрос. Прежде наступления следовало бы провести разведку.

— Именно этим, собственно говоря, мы здесь и занимаемся.

— Что ж, если вам угодно послушать мои соображения, извольте, — свысока глядя на вчерашнего противника, начал Джунковский. — Сейчас, когда мы с божьей помощью уничтожили Савинкова и его организацию, нашим основным противником остался Русский Обще-Воинский Союз. Как известно, его лидеры — генералы Кутепов, Миллер, Эрдели и ряд иных, не менее известных военачальников. Есть, конечно, такие фигуры, как великий князь Николай Николаевич, великий князь Кирилл Владимирович, генералы Деникин и Врангель… Они также имеют вес в эмигрантских кругах, но по большей части это герои вчерашних дней. Сегодня они не у дел. Прошу вас обратить на этот факт особое внимание, он крайне важен. У них куда меньше авантюризма, нежели у савинковцев, куда больше четкого системного подхода. Чтобы расколоть такую мощную военную и политическую организацию, как РОВС, кавалерийский наскок не пойдет, нужно отыскать внутреннюю слабину.

— Вы полагаете, она там имеется?

— Непременно, Феликс Эдмундович, непременно, — скривил губы бывший шеф Корпуса жандармов. — В любой организации есть слабина! Как вы думаете, почему те же Деникин и Врангель сейчас кропают мемуары? Почему не они, а генерал Кутепов ходит на доклад к великому князю Николаю Николаевичу? С его императорским высочеством понятно — он лишь символ, икона. Для великого множества русских офицеров любовь к родине заключалась в фанатичном поклонении дяде государя императора. Для них смещение Николая Николаевича с поста верховного главнокомандующего было и остается национальной и личной трагедией. Но где теперь недавние «вожди русских ратей»? Почему их роль в РОВС ныне сводится к роли свадебных генералов?

— Все это очень интересно, но что нам дает подобное знание?

— Можете поверить моему долгому опыту, — Джунковский погладил усы, как это делал всегда, стараясь затаить часть имевшихся на руках карт, — очень многое. Оно позволяет нам живо представить умонастроение внутри офицерской массы, выброшенной за пределы России. Берусь утверждать, что внутри Обще-Воинского Союза обязательно наличествует группа, я уверен, немалая и деятельная — группа тех, кто считает былых вождей напрямую ответственными за проигрыш в гражданской войне. Я бы назвал эту группу «Движением капитанов», хотя, несомненно, в ней присутствуют и прапорщики, и — более чем вероятно — генералы.

— Должно быть, так и есть, — обдумав услышанное, кивнул председатель ОГПУ. — То есть вы хотите сказать, что мы были бы заинтересованы выйти на связь с руководством этой группы?

— Вы уловили суть. Необходимо выйти на связь, узнать, чем они дышат, и взорвать РОВС изнутри. Именно через этих господ капитанов.

— Да, это был бы сильный ход.

— Можете не сомневаться.

— Но каким образом отыскать тех, кто, очевидно, не афиширует свое положение даже среди собратьев по оружию?

— Феликс Эдмундович, всё очень просто. — На губах Джунковского мелькнула невольная усмешка, и его собеседнику очень живо вдруг представились жандармские эполеты на развернутых плечах бывшего генерала. — Вы исходите из неверной предпосылки, что таких людей следует искать. Наверняка они весьма осторожны и не горят желанием попасть в западню, как мартышка лапой в долбленую тыкву. Надо выманить будущую жертву из убежища, заставить ее саму пойти за приманкой.

— Кто же станет такой приманкой?

— Мне представляется, что это должна быть особа хорошо известная, в чинах и вместе с тем не отличающаяся симпатией к новой власти.

— Вы имеете в виду себя? — улыбнулся Дзержинский.

— Ни в коем случае. Я лоялен к власти большевиков не менее, хотя и не более, чем был лоялен к государю-императору. К тому же меня вполне устраивает неприметная жизнь в глуши подмосковной дачи. Нашей приманкой, как мне видится, должен стать генерал Брусилов.

— Брусилов? — удивленно переспросил хранитель карающего меча партии большевиков.

— Вы не ослышались.

— Однако если я не ошибаюсь, имя Брусилова сейчас в эмигрантских кругах предают церковной анафеме — как главного иуду императорской армии.

— Поверьте, это незаслуженная честь. Хотя что мудрить… Алексей Алексеевич всегда был угодником. И не только дамским. Но оставим в стороне его реальные личные качества и посмотрим на тот образ, который можно создать. Итак, никто — ни друг, ни враг — не станет сомневаться в полководческом даре генерала Брусилова. Его знаменитый прорыв сейчас изучают во всех военных академиях как образец стратегического наступления в современной войне. Хотя, на мой взгляд, он не смог полностью использовать все возможности имевшейся у него конницы. Но сейчас о другом. Мало кому известно, что Алексей Алексеевич в восемнадцатом году состоял в организации, поддерживающей создание добровольческой армии генерала Корнилова — этого знамени белого движения. Потом вдруг — резкий поворот, и Брусилов поступил на службу к большевикам. И ныне его высокопревосходительство занимает должность инспектора всей советской кавалерии. Немалый пост, я вам доложу.

— Вполне соответствующий его знаниям и опыту.

— Да, несомненно, — подтвердил Джунковский. — Однако ни для кого даже в этих стенах не секрет, что взгляды генерала Брусилова как были монархическими, так и остались. Он честный службист, к тому же знает, с какой ненавистью относятся к нему вчерашние собратья.

— К чему вы клоните, Владимир Федорович?

— Брусилов — идеальная фигура. Ненависть, которую к нему сейчас испытывают, — его алиби. Непробиваемое алиби. Такой человек не станет искать контакт с РОВС без особой нужды.

А ведь, по сути, Брусилова обвиняют попусту. Он в очередной раз явил миру свой полководческий гений. Только его блестящей победы в запале никто не заметил. Посудите сами: в свое время благодаря его воззванию в ряды Красной Армии влилось огромное количество белых офицеров и генералов. Если я правильно оцениваю маневр генерала Брусилова — он попросту желал сохранить скелет прежней армии, чтобы затем, нарастив свежее «мясо», получить в руки ту силу, с которой можно совершить новое преобразование государственной власти.

— Переворот? — задохнувшись от внезапного прозрения, скороговоркой проговорил Дзержинский.

— Если хотите, да. — Бывший жандарм утвердительно склонил голову. — Но Брусилов не политик, он — военный. А у нас при царе-батюшке среди офицеров считалось зазорным интересоваться вопросами управления государством, а уж тем паче — экономикой. Он задумал создать меч, который должна взять твердая рука. Во многом ему это удалось.

— Вы считаете, что подобная организация действительно существует? — В тоне Феликса Эдмундовича уже слышалась суровая настороженность.

— Быть может — да, быть может — нет. Мне о том ничего не известно. Я не работаю у вас, а лишь помогаю. Так сказать, обучаю ремеслу. Но заметьте, Феликс Эдмундович, вы уже почти поверили в наличие такой организации.

— Это моя обязанность, — сконфуженно буркнул председатель ОГПУ. — Я могу поверить даже в чертей с Марса, если они каким-то образом смогут угрожать республике!

— Конечно, — мягко и насмешливо продолжил Джунковский. — Но для тех, кто вам противостоит, это тоже обязанность. Они поклялись не останавливаться и не складывать оружия в борьбе с вами. Прежние вожди, как мы уже говорили, себя изжили. Новые просто вынуждены искать иные методы борьбы, нежели прежде.

Генерал Брусилов сейчас тяжело болен, он просит выпустить его в Чехию, в Карловы Вары, для лечения. Уверен, правительство этой страны, памятуя о том огромном вкладе, который внес Алексей Алексеевич в освобождение чехов из-под австрийского ига, с радостью примет героя. С другой стороны, такой шаг гуманизма большевистской власти будет широко разрекламирован в прессе.

— А если вдруг его захотят убить? В Чехии, насколько мне известно, немало белоэмигрантов.

— Немало. Однако его будут охранять не только агенты тайной полиции, но и любовь народа. Даже самому тупому фельдфебелю понятно, что выстрел в Брусилова где-нибудь в Праге прокатится волной жесточайших репрессий против всех русских, живущих там. Кроме того, у вас есть агенты Коминтерна, которые тоже не оставят без внимания инспектора вашей кавалерии.

— Агенты Коминтерна — не ваше дело, Владимир Федорович, — оборвал его Дзержинский. — В плане есть одна загвоздка: если описанной вами организации не существует, то о чем Брусилов станет говорить с резидентом белых? А если… — контрразведчик замялся, — не дай бог, она и впрямь не плод вашего воображения, то мы вручаем откованный меч в руки врага.

— Да упаси бог! Феликс Эдмундович, с чего же это вы решили, что Брусилову надлежит встречаться с резидентом?