Александр Афанасьев - В огне
– Как получилось… Под вечер вышел из машины в районе моста Джумрия, сказал, что его не будет час. Потом подняли тревогу, а нашли только под утро.
– По бабам, что ли, пошел? – недоуменно произнес Белов.
– По бабам? Ты что, совсем – того?!
– Так в том районе только и бабы по ночам на набережной. Все это знают.
– Какие бабы… Какие, к дьяволу, бабы?! Кто-то выманил его туда и убил! Вот я и хотел бы знать, кто? Ради кого он пошел бы без охраны на набережную?
Атаман изменился в лице:
– Так вы… Теймураз Акакиевич… на меня, что ли, думаете?
Абашидзе покачал головой:
– Ты-то с чего? Ты же русский. Вчера начался вооруженный мятеж в Тегеране, каждая сводка приходит – хуже предыдущей. Наместник в Константинополе собирает срочное совещание, все генерал-губернаторы обязаны присутствовать. Кого-то надо оставлять на хозяйстве. Как ты думаешь, кого оставить вместо себя?
– Так… Ефим Павлович и был за вас всегда.
– Верно. А если Ефим Павлович в морге лежит?
Атаман нахмурился:
– Тогда… третьим по старшинству получается полицеймейстер.
– Вот именно. Господин аль-Бакр. А ты знаешь, что он на четверть шиит?
– Откуда…
– Во-во. Он наполовину араб-суннит, на четверть – русский и на четверть – шиит. И мне совсем не улыбается оставлять его на хозяйстве в такое время.
– Так… Господин генерал-губернатор, я не достоин…
Абашидзе вздохнул. Вот потому Белов и не был до сих пор принят в организацию – туп как пробка. Решил, что он приехал назначения раздавать.
– Ты хочешь, чтобы Бакр работал у нас за спиной? Ты хочешь оказаться там же, где оказался Бойко – в Тигре? Нет? Значит, надо действовать.
– Мы должны его…
– Арестовать, – перебил генерал-губернатор, – только арестовать и препроводить в камеру до выяснения. А там все и выяснить. В частности, на чьей стороне полиция. Вообще, это была глупость, что мы его допустили в организацию, какой он, к чертям, патриот – арабская кровь на три четверти. Идем?
– Оружие брать?
– Возьми пистолет. Он может оказать сопротивление. Я его отвлеку. Он засел в здании полицейского управления, могут возникнуть проблемы. Там найдутся верные ему люди, поэтому потребуются и мои конвойцы, и твои казаки. Надо будет заехать в штаб казачьей бригады, взять оттуда сотню. На всякий случай.
– Я пойду переоденусь. – Белов скрылся в доме, понес туда все оружие, которое он просто сгреб на клеенку.
Появился он через несколько минут, обмундированный по форме, с большой белой кобурой на поясном ремне, с погонами и даже с полагающимся атаману перначом, хотя пернач сейчас исполнял не более чем декоративную роль.
Вместе они вышли к машинам, их было четверо, и вдруг увидели, как два бронетранспортера, поднимая дорожную пыль, идут на большой скорости со стороны Аль-Адля.
– Это что еще?.. – недоумевающе произнес генерал-губернатор и упал, сраженный двумя пулями.
В спину.
В следующее мгновение упали несколько сбитых на землю пулями конвойцев, их внимание было привлечено бронетранспортерами, и они так и не поняли, откуда им грозит реальная опасность.
Бронетранспортеры замедляли ход, из них на ходу прыгали вооруженные до зубов бойцы антитеррористической группы жандармерии.
Хлопнула, закрываясь, калитка.
– Атаман Белов, вы окружены, сдавайтесь! – громыхнул на всю улицу мегафон.
Атаман проскочил в дом, по пути отвязав собаку, схватил оружие, что попалось под руку – штурмовое ружье. С двадцатью патронами, снаряженными картечью, на близкой дистанции оно было эффективнее автомата. Перезарядил пистолет, обойма в котором была израсходована полностью, рассовал за пояс еще три…
Надо бежать…
– Атаман Белов, сдавайтесь! Шансов нет!
Откуда узнали?..
Выбежав через темный ход, он перемахнул через низенький заборчик, здесь дома строились целыми шеренгами, и забор, отделявший улицу, был выше человеческого роста, а внутри, между соседними участками – примерно по пояс. Экономили…
Как затравленный волк, с оружием наперевес, он пробежал через весь участок, маханул на соседний, потом перебрался на следующий. Там играли дети, они бросили игры и смотрели на него удивленными глазами.
Брать заложников он не решился, заложники лишат его мобильности.
Маханул на соседний участок, едва не упал, побежал к дому…
– Стой! – раздался знакомый голос.
Двое полицейских целились в него из автоматов, у них были бронежилеты и каски, держащие удар пистолетной пули. Лица были закрыты забралами из пулестойкого стекла.
За ними стоял аль-Бакр.
– Зачем ты их убил, Алексей?! – крикнул он. – Опомнись!
– Ненавижу! – крикнул в ответ казачий атаман, вскидывая штурмовое ружье.
Заработали автоматы.
Генерал-губернатор Междуречья Теймураз Акакиевич Абашидзе был еще жив, когда к нему подошел полицеймейстер аль-Бакр. Жандармы из антитеррористической роты положили его на носилки, один из них суетился, прилаживая капельницу. Аль-Бакр взглянул на него, тот еле заметно покачал головой.
Ибрагим аль-Бакр присел на корточки рядом с носилками:
– Теймураз?
Губернатор смотрел на него так, как будто впервые видел:
– Ты здесь?
– Да… Я здесь.
– Но это неправильно… Неправильно…
Генерал-губернатор Абашидзе умер.
Полицеймейстер Багдада тяжело поднялся на ноги.
– Здесь есть рация?
Ему протянули рацию, он настроился на волну, на которой работали полицейские и армейские части.
– Тишина всем, чрезвычайное сообщение. Сегодня, тридцатого июля второго года, я, Ибрагим Хасан аль-Бакр, полицеймейстер Багдада, дабы обеспечить спокойствие и безопасность города и всего Междуречья, своей властью ввожу на всей территории Багдада и Междуречья чрезвычайное положение. Режим чрезвычайного положения будет действовать бессрочно, до особого распоряжения. Приказываю всему личному составу воинских, жандармских, полицейских и казачьих соединений начиная с этой минуты действовать по плану чрезвычайного положения. Дополнительные указания будут переданы установленным порядком. Генерал войск полиции и жандармерии Ибрагим Хасан аль-Бакр из Багдада, конец связи.
…Когда-то давно в банстве Хорватском зародился нацизм. Эта отравленная идеология провозглашала деление людей по крови, по национальности. В сущности, разновидностью фашизма является агрессивный ислам, предлагающий делить людей на своих и чужих по признаку вероисповедания. Проклятый всеми цивилизованными странами нацизм во все времена старался рядиться в маски патриотизма, но разница между патриотизмом и нацизмом все же есть. Патриотизм предполагает любовь не к нации, а к Родине, к той стране, в которой ты родился и вырос и которая дала тебе все, что смогла. Генерал-губернатор Теймураз Абашидзе, несмотря на свое грузинское происхождение, стал нацистом – и ненависть ослепила его, причем настолько, что в ненависти своей он не смог рассуждать здраво и привычно назначил врага, хотя врага надо было искать, искать вдумчиво и кропотливо. Генерал Ибрагим Хасан аль-Бакр, родившийся в арабском квартале, бывший всегда изгоем, из-за того, что в нем была русская кровь, хоть и встал на тот же гибельный путь, но полицейское чутье пересилило в нем ненависть, и он все же смог хладнокровно и трезво оценить ситуацию. И найти истинного врага.
А вот атаман казачьих войск Алексей Белов, рядясь в одежды патриота и националиста, стал предателем. Это было совершенно невероятно для казака – и все же он им стал, и одному Аллаху ведомо, что бы он успел еще сотворить, если бы не был разоблачен. Увы, и в том, что ему удалось втереться в доверие к генерал-губернатору и творить то, что он творил, ему тоже помогла ненависть. И ее обратная сторона – любовь.
Атаман Белов долгое время имел дело со смертью. Он смотрел в пропасть и не понял, не уловил тот момент, когда пропасть стала смотреть на него. Тогда он умер.
А потом возродился…
31 июля 2002 года
Тегеран
Посольство Российской империи
Острая, режущая вспышка боли привела меня в чувство. Обычно между явью и навью есть какой-то промежуток, возвращение в мир людей происходит не сразу. Ты как будто качаешься на волнах, то погружаясь в черную бездну безмолвного спокойствия, то снова выныривая в мир людей. Здесь – все произошло мгновенно. Вот только что меня не было здесь, и вот – я есть.
Чье-то лицо – знакомое, но я не мог вспомнить чье – появилось в моем поле зрения. Человек посмотрел мне прямо в глаза, а потом закричал изо всей силы: «Доктор, доктор!» Я хотел ему сказать, что не надо так орать, потому что у меня голова представляет собой мешок с осколками стекла, и это чертовски больно. Я открыл рот, чтобы сказать это, но, к моему удивлению, не смог вымолвить ни слова. Потом опять – саваном навалилась тьма…