Андрей Посняков - Посол Господина Великого
Действительно, люди… Четверо шли по лесной тропе с факелами, хоть и светало уже, вели под уздцы коней. Одеты разно – кто в кафтанец, кто в армяк рваненький, а кто и кольчужкой позвякивал. Все оружны – луки со стрелами, да ножи, да пики. Ну, ясно – воровской народец, рисковый.
И речи вели воровские.
– Успеем до утра-то? – один спрашивал.
Другой отвечал, что успеют, как раз под утро самое то будет – боярина скудоумного на пики поднять… Потом и в монастырь можно, в Мирожский, грех замолить.
– В скиту, под Мирожским, говорят, появились оружные люди, – заметил третий. – Боярин с Новгорода с людьми своими да с жёнкой либо с пленницей…
Притаившийся в кустах у дороги Олег Иваныч навострил уши. Боярин! С пленницей! Не о Ставре ли речь?
Больше ничего не молвили хари, вывели лошадей на дорогу, скакнули в седла, гикнули – только их тут и видали!
Осмотрели костер брошенный Олег Иваныч с Олексахой. Догорал уже, костер-то, в сосновых угольях лишь чуть-чуть билось синеватое пламя. Вокруг натоптано, к соснам поперечные палки прибиты – лошадей привязывать. Видно, не впервой здесь собирались.
Походили около костра Олег Иваныч с Олексахой, снег подтаявший попинали, да, не углядевши ничего, обратно пошли. Обратно не очень таились – уехали уже шиши-то, боярина какого-то на пики вздымать…
Они еле нашли свою поляну, прошли б мимо, если б не жалобный стон.
Стонал Гришаня. Прислонившись спиной к смолистому стволу ели, он прикладывал к голове красный комок снега. Красный – не от лучей восходящего солнца, как сперва подумал Олег Иваныч, нет – от крови красный. От Гришаниной крови-то…
Сбежал Митря Упадыш, недаром спящим притворялся, храпел заливисто. Развязался оборотисто, видно, об сук какой, да поленом Гришане по лбу. У того – аж искры из глаз от изумления! Так и пал под дерево, а шильник ноги в руки – и таков. Ищи теперь его, свищи.
– Хорошо еще – не насмерть прибил, – ощупывая стремительно набухавшую на лбу отрока шишку, усмехнулся Олексаха. – Это потому, что камней поблизости нет, одни поленья… были бы камни…
– Эх, теперь не найдем ни Софьи, ни Ставра, – пригорюнился Гриша. – А все я виноват, лучше б ты, Олег Иваныч, меня палачам в порубе оставил.
– Ладно, не кручинься, – отмахнулся Олег. – Скажи-ка лучше, что за монастырь такой есть тут… Миронов, что ли?
– Мирожский! – встрепенулся Гришаня. – От Пскова к югу. Два лета назад с богомольцами туда хаживал. Хорошая обитель, большая. Там мужской монастырь, а неподалеку – новый, женский. Правда, как игуменью да игумена зовут, не помню.
– Черт с ним, с игуменом, дорогу помнишь?
– А чего ее помнить? – удивился отрок. – В людные места выйдем – всякий покажет. Монастырь, чай, не капище какое! А покуда – по дороге прямо. Ой, как болит-то, Господи!
– Сам виноват, нечего было варежку разевать! На вот деньгу, приложи.
Олег Иваныч передернул плечами – прохладно было с утра-то! Зато потом, когда выехали, – горя не знали. Светило в высоком небе солнце, хорошо так припекало, по-весеннему. Дорога, выйдя из леса, пошла по холмам, так что только в низинах пришлось покочевряжиться, с кочки на кочку скакать, в остальных-то местах сухо было. По пути мужик на лошади с волокушей встретился, сено вез.
Монастырь Мирожский? Да вон, за тем леском и завиднеется. Доброго пути, богомольцы-иноки!
Да уж, похожи они на иноков – с оружием, да в панцирях, да при кольчугах – как заяц на волка. Один Гришаня чуток на богомольца мирного смахивал – рожицей постной, обиженной. Шишку-то на лбу шапкой прикрыл, чудо…
К обеду показалась обитель. Стены толсты, высоки башни – не возьмешь просто так, с ходу! В сам-то монастырь не поехали догоняльщики, Олексаху выслали, разузнать насчет скита богомольного. Коней к корявой сосне привязав, уселись на пригорочке, лица солнцу подставив. И часа не прошло – возвратился Олексаха. Довольный, сияющий, словно рейнский грош! Вызнал, где скит, оказывается. А чего там вызнавать-то, коли в этом скиту завсегда богомольцы постятся – самый-то и пост, как раз перед Пасхой. И посейчас богомольцы там, странники. По говору – люди не простые, ученые. Боярин со слугами и боярыня вдовая. Боярин-то во Псков ехал, в скит завернул, молился. Боярыня, та скрытная – ни с кем не разговаривала, не общалась, да все время слуги вкруг нее кружили. Говорили всем – обет дала боярыня до разговенья ни с кем речей не вести праздных. Не от гордыни обет тот – от чистого сердца.
– Молодец, Олександр! – похвалил Олег Иваныч. – Ну, раз дорогу вызнал, как стемнеет – тронемся.
Скит оказался совсем небольшим – пара топившихся по-черному изб, рубленных в лапу, да жердяной забор – не от людей, от зверей диких больше. Окна в обеих избах были закрыты ставнями. Несло дымом…
Олег Иваныч с Гришаней затаились у забора – Ставровы люди их знали. Олексаха нахлобучил на голову клобук, прогнусавил, в дверь сапогом стукнув:
– Славься, Богородица Пресвятая Дева, и ныне, и присно, и во веки веков.
Чуть не пришибив странника – вовремя отпрянул, – дверь резко распахнулась, и наружу выглянула заспанная недовольная рожа, похожая на богомольца примерно так же, как танк на велосипед.
– Чего надо? – сплюнув, неприветливо осведомилась рожа.
– Мир вам. Переночевать бы да помолитися…
– «Переночевать», – гнусаво передразнила морда. – Ходют тут… Вон, в ту избу ступай!
– Благодарствую, спаси тя Господи! – поклонившись, мелко закрестился Олексаха. – В ту избу, говоришь? Ну, в ту, так в ту…
В другой избе тоже не сразу открыли. Правда, народец там оказался малость поприветливей, истинно богомольный. Два седобородых деда – Амвросий с Елпидистием – да несколько старушенций в черных платках.
Покрутившись по избе и никого больше не обнаружив, Олексаха выскочил на улицу – позвал остальных. Олег Иваныч с Гришаней сразу же произвели на богомольцев самое благоприятное впечатление. Гришаня – молитвами, а Олег Иваныч – просяной кашей, кою начал тут же заваривать, подвесив над горящим очагом котелок с водою.
Поужинав да помолившись, богомольцы улеглись на лавки – спать да слушать гистории о святых прежних да об императорах римских безбожных – Калигуле да Нероне. Гисториями старцев потчевал Гришаня. В лицах рассказывал, где надобно – подвывал страшно.
Олег Иваныч не выдержал, вызвал отрока на двор:
– Ты чего творишь, Гриша? Хочешь, чтоб они вовек не уснули? Чти монотонно, как пьяный дьякон заутреню. Понял?
– Понял, спаси Господи! – перекрестившись, кивнул Гришаня.
Теперь начал читать справно – как и надобно: уы-уы… уы-уы… уы…
Минуты не прошло – позасыпали все, включая Олексаху с Олег Иванычем. Хорошо, Гришаня растолкал обоих:
– Что, спать сюда пришли, что ли?
Те встрепенулись – словно и не спали вовсе.
– Ты, Гриш, тылы прикрывай, а мы пошли.
Ну, пошли, так пошли.
Осторожно пробрались к первой избе, постучали. Олег Иваныч специально за угол спрятался.
– Да что еще?
– То я, странник Божий… – заблажил Олексаха. – В соседнюю-то избу без тя не пускают, боятся, рекли, чтоб пришел кто…
– От, чучелы… Ну, ужо я им…
Недовольно сопя, непреклонный страж выбрался наружу. И тут же получил поленом по кумполу. Это Олег Иваныч вдумчиво использовал недавний опыт козлобородого Митри.
Оглушенного оттащили к забору, связали.
Олексаха в низко надвинутом клобуке вошел в избу первым. За ним осторожненько подался и Олег Иваныч.
Темные сени, приоткрытая дверь – несло дымом – чуть заметное пламя свечи сквозь щель… Притухший очаг. На лавках вдоль стен – спящие. Не так и много: пара молодых парней-слуг, да… батюшки! Сам боярин Ставр Илекович! Храпел, развалясь на лавке, собственною персоной. Хоть сейчас хватай – что и сделали. Не успел боярин очей рассупонить, очухаться – как уже спеленут! А не считай ворон и стражу ночную подбирай лучше, а то поставил пентюха, прости Господи.
Интересно, а где же Софья?
Вот в том углу дальнем… Вроде как шкурами загорожено… Ну да, загорожено…
Подойдя, Олег Иваныч отбросил шкуру. Вспрыгнула на лавке боярыня, ровно не спала. Глаза шалые, словно опоенная чем…
– Олег!
– Софья!
И в этот момент застучали, заломились в дверь. Кого там еще черт принес на богомолье?
– Олексаха, глянь-ка.
Тот и ломанулся было… Да не стали его ждать, вошли в избу. Числом многим, оружны, в бронях чешуйчатых, а впереди… впереди Митря-шильник!
Выхватил из очага головню, посветил, ухмыльнулся гадостно, на Олега кивнул с Олексахой…
– Хватай, – вскричал, – обоих, соглядатаев новгородских, с нехорошим делом на плесковскую землю посланных!
– Хватать? – усмехнулись воины. – Нет уж, главного подождем…
Ждали недолго.
Задрожал порог под латными сапогами. Заблестело пламя в блестящих черненых латах, заструился понизу темный плащ. Черный рыцарь! Силантий Ржа!
– Вижу, узнал, Олег Иваныч, – уселся на лавку Силантий, вздохнул. – Что ж, придется тебя хватать, как соглядатая новгородского.
